В прошлый раз мы разбирались с индустриализацией «большого толчка» на примере азиатских стран: Японии, Южной Кореи, Тайваня и материкового Китая. Эти страны использовали обширное государственное вмешательство, «вручную» отстраивая промышленный комплекс и подготавливая квалифицированную рабочую силу. Если первые три страны догнали развитые страны Запада, то Китай, как и прочие социалистические страны, имели ограниченный успех и не смогли поравняться со своими извечными конкурентами. Почему же так произошло? Для ответа на этот вопрос мы обратимся к опыту первого государства, применившего модель «большого толчка» — Советского Союза.
Вы не поверите, но о перипетиях советской экономики нам снова расскажет Роберт Аллен! Думаю, он не нуждается в представлении, поскольку мы уже хорошо знакомы с его концепцией, изложенной в «Глобальной экономической истории». Его так заинтересовала тема советской экономики (особенно сталинского периода), что он написал про это отдельную книгу! Однако, прежде чем перейти к ней, важно вставить пару-тройку дисклеймеров.
Во-первых, Роберт Аллен вполне может считаться просоветским экономистом в глазах западной мейнстримной советологии. Во введении и по ходу книги, он периодически критикует тех или иных исследователей от Пола Грегори до Бориса Миронова за их неоправданно сдержанные и критические оценки в отношении советской экономики, приводя работы, контраргументирующие основные тезисы скептиков. Сам же Аллен заявляет воистину крамольные вещи:
Политика царской России не позволяла заложить фундамент быстрого развития, перехода к капиталистическому курсу. И если бы в истории страны не было такого эпизода, как коммунистическая революция и советские «пятилетки», Россия и по сей день оставалась бы отсталым государством, находясь на той же ступени развития, которую сегодня занимает большинство стран Латинской Америки или даже Южной Азии. В этом контексте экономические институты, созданные Сталиным, работали на благо страны. Они представляли собой более совершенный способ использования рычагов государственного управления для стимулирования роста экономики, которая в противном случае неизменно оказалась бы в стадии стагнации.
Во-вторых, как признаётся сам автор, полноценный труд по советской экономике сподвигнул его на изучение русского языка для работы с архивами и другими источниками на языке оригинала. Это не может не радовать и ставит лишний плюсик в авторскую карму. Наконец, автор применяет обширное моделирование, выстраивая альтернативные ветки развития российской экономики для дополнительного обоснования своих тезисов. Все эти модели можно найти в приложении в конце книги.
Главный вопрос, который мы ставим вместе с Алленом: почему, несмотря на амбициозную попытку, СССР не сумел поравняться с развитыми странами? Связано ли это с ущербностью советской системы в целом, или всему виной внешние факторы и ошибки руководства, которых можно было бы избежать? Давайте начнём издалека.
Российская Империя в исторической перспективе
Споры о том, является ли Россия Европой или «Неевропой» бушуют уже которое столетие. По своей правовой и экономической основе, Аллен относит Россию к «Неевропе». И действительно, по структуре занятости населения, демографическим показателям, урбанизации, политическому строю и экономике, Россия сильно отставала от Западной Европы. Это можно проиллюстрировать даже на примере сохранившихся деловых актов. Чем их больше, тем интенсивнее торгово-экономические и прочие деловые связи и развитее общество в целом.
Другой показательный пример: модель ранних браков, характерная для традиционных обществ, встречалась в России почти повсеместно даже в конце 19 века.
Особую роль Аллен отводит сложившимся в России институтам права, которые концентрировали власть в руках царей. Пока в Европе власть монархов последовательно ограничивалась, русские были вынуждены выстроить жесткую вертикаль власти для противостояния татаро-монгольскому игу. Зарождавшееся крепостничество стало ответом на проблему малой численности населения при обширности территории страны. Даже в 1800 году, когда Россия практически сложилась в современных границах, на её территории проживало всего лишь 30 млн. чел. Чтобы крестьяне не разбежались и продолжали вкалывать на полях, требовалось закрепостить их на определенной территории. Поскольку традиция крестьянского сопротивления в России, в отличии от Европы, так и не сложилась, страна пошла по пути авторитарного государственного капитализма.
Ещё при Петре Великом на экономическую модернизацию накладывались издержки крепостного права. Так, на новообразованных мануфактурах вкалывали подневольные крестьяне, а не наёмные работники. То же самое продолжалось и после Петра. И вот мы подошли к Российской Империи образца начала двадцатого века:
В конце XIX в. правительство развернуло грандиозное строительство железнодорожных путей, что потребовало адаптации промышленной политики к нуждам столь масштабного проекта, развития черной металлургии, угольной промышленности и машиностроения. Таможенные пошлины стали инструментом стимулирования хлопкопрядения и ткачества, а впоследствии и возделывания хлопковых плантаций на восточном побережье Каспийского моря. Безусловно, в стране наблюдался некоторый рост. Однако я полагаю, что сложившиеся условия ограничивали возможность экономической и демографической трансформации.
В чём же именно заключались проблемы экономического развития Российской Империи и насколько успешным было это развитие?
Экономика Российской Империи
Каким экономисты видели будущее экономики Империи? Аллен приводит четыре основных позиций по этому вопросу:
- Владимир Ленин полагал, что развитие капитализма на селе станет драйвером экономического развития. Отмена крепостного права, с одной стороны, приведет к формированию рынка рабочей силы, а с другой, создаст внутренний рынок для нарождающейся промышленности. Фермерские хозяйства и безземельные крестьяне станут потребителями промышленной продукции, а она, в свою очередь, дополнительно увеличит продуктивность сельхоза. Несмотря на то что отмена крепостного права привела к усилению давления на крестьянство (а за счёт кого ещё компенсировать бывшим помещикам раскрепощение подневольных?) и усилила значение сельской общины (де-факто тормозившей процесс создания фермерских хозяйств), Ленин позитивно оценивал капиталистическое развитие сельхоза. Стремительное разложение крестьянства и усиление его недовольства за счёт социального расслоения, по его мысли, приведет к революционным потрясениям. Революции 1905 и 1917 годов, а также прогресс в сельском хозяйстве подтверждают этот тезис.
- Александр Гершенкрон солидаризировался с Лениным насчёт пагубного влияния крестьянской общины на экономическое развитие страны, однако утверждал, что раскрепощенное крестьянство не было главным потребителем промышленной продукции и драйвером экономического роста. Развитие промышленности происходило за счёт государственных заказов, но не нищего крестьянства, хотя оно несло на себе все финансовые тяготы, что и вызвало народное недовольство на рубеже веков. Впрочем, развитие сельского хозяйства РИ ставит под сомнение тезис об аграрном застое, хотя и обоснованно сглаживает оптимизм Ленина.
- Институционалисты утверждают, что в России не сложилась подходящая деловая среда. Ограничение свободы предпринимательства и отсутствие четко прописанных законов, регламентирующие деятельность частных фирм привели к тому, что бизнес мог существовать только при государственной поддержке:
Ярким тому примером может служить корпоративное право. Вместо инкорпорирования путем простой юридической регистрации, что являлось обычной практикой в Японии и других развитых странах, российская «концессионная система инкорпорирования, позволяющая затянуть процедуру одобрения уставов, препятствовала свободному появлению корпораций». Причем часто в те варианты уставов, которые проходили одобрение, вносились условия, налагающие ограничения на права собственности и свободу деятельности. Иными словами, успешность бизнеса в значительной степени зависела от государственной поддержки. Тарифы, субсидии, процентные ставки могли подлежать произвольному изменению по воле бюрократии (Оуэн. 1995, 21-22).
Несмотря на попытки отдельных модернизаторов типа Столыпина усилить капиталистические тенденции (пример тому аграрная реформа по ликвидации сельской общины), они так и не увенчались успехом из-за противодействия консерваторов.
- Наконец, вышеупомянутые Борис Миронов и Пол Грегори считали, что Российская Империя вполне успешно переходит к индустриальному капиталистическому обществу. По их мнению, Россия могла стать развитой промышленной державой, ничуть не хуже европейских. Казалось, что реформы экономических (отмена крепостного права, формирование рынка труда и развитие индустрии) и политических (появление госдумы как предпосылка для ограничения монарха-самодержца) институтов подтверждают этот тезис.
И действительно, серьезное промышленное развитие имело место быть.
Если принять эту наиболее оптимистичную точку зрения, то выходит, что большевистская революция была «не нужна» и Российская Империя и так совершила бы переход к развитому капитализму. С этими выводами категорически не согласен Аллен.
По его мнению, экономическое развитие во многом базировалось на росте цен сельскохозяйственной продукции и именно этот фактор вносил в него значительный вклад. Таким образом, говорить о «модернизационном» росте, который позволил бы догнать развитые страны, не приходится.
Население страны было преимущественно аграрным.
С развитием транспортной системы внутри страны и техническим прогрессом в транспортировке в целом, Россия стала специализироваться на вывозе сельскохозяйственного сырья. И хотя прогресс в этой отрасли ставит под сомнение выводы противников крестьянских общин, темпы роста производительности в сельхозе сильно отставали от большинства развитых европейских стран (см. выше):
Более подходящим регионом для сопоставления в данном случае является Канада с ее прериями и северные равнинные районы США. Подобно России, эти территории отличаются сухим климатом с холодными зимами и жаркими летними периодами. […] При первичном рассмотрении может сложиться впечатление, что российская экономика в конце XIX в. достигла значительных успехов: например, за период с 1880 г. до начала Первой мировой войны урожайность выросла с 400 до 700 кг/га. И все же эти достижения меркнут, когда речь заходит об аналогичном периоде истории американского сельского хозяйства. В Северной Дакоте, к примеру, в том же 1880 г. урожай пшеницы был значительно выше (около 1 т/га), а к 1913 г. этот показатель упал до 700 кг/га.
***
Однако следует отметить, что к началу Первой мировой войны разрыв между урожайностью зерновых в Северной Дакоте и в России сократился. В этом смысле в аграрной отрасли, действительно, удалось достичь определенных успехов, но все эти достижения основывались на крайне низких стартовых показателях, а значит, более высокий уровень для экономики так и остался недосягаемым.
По мнению Аллена, это было во многом связано с отсталыми методами ведения сельского хозяйства, и дело было отнюдь не только в отсутствии удобрений.
Аллен сравнивает производительность труда в сельском хозяйстве Российской Империи и США на начало 20-го века. Американский сельхоз был в 8 раз производительнее.
Пол Грегори утверждает, что «очень трудно вообразить ситуацию, когда территория бывшей Российской империи не была бы сегодня мировой экономической державой, обеспечивающей гражданам жизненные стандарты, близкие к европейским». Для сравнения: если просто экстраполировать темпы роста экономики Российской Империи в начале 20-го века, то к 1989 году ВВП на душу населения составил бы в 5358 долларов, против реальных 7070 долларов при коммунистах. Кроме того, эти темпы никак не позволяли сократить разрыв с развитыми странами (кроме Великобритании).
Российская экономика куда больше походила на экономику государств Латинской Америки. Подавляющее большинство таких государств не догоняло, а только сильнее отставало от стран Запада, а их экономику подкосило снижение сырьевых цен после мировых войн.
Сравнение России с прочими государствами, экспортирующими зерно, также не дает оснований для формирования позитивной точки зрения. Вспоминая основные условия «стандартной модели» развития, мы можем увидеть серьезные отличия между Канадой, Австралией и Японией с одной стороны, и Российской Империей, Латинской Америкой и Азией с другой. В России кредитование промышленных предприятий во многом обеспечивал иностранный капитал (особенно в наиболее передовых отраслях), а уровень образованности населения был довольно низким, что было характерно для таких отсталых стран как Мексика.
Сельское хозяйство, основной источник роста, оказался исчерпан. К 1913 году производительность сельхоза сравнялась с показателями североамериканских прерий. Тяжелая промышленность, которая поддерживалась за счёт расширения сети железных дорог, тоже пришла бы в упадок, так как темпы строительства неизбежно снижались: зачем развивать транспортную сеть с прежней скоростью, если потенциал освоения сельскохозяйственных территорий уже исчерпан? Легкая промышленность, возможно, ещё могла спасти ситуацию, но столкнулась с протекционистской политикой государства, которая стимулировала выращивание хлопка в Центральной Азии и ориентацию на внутренний рынок. Впрочем, отмена заградительных пошлин ставила отечественный бизнес под угрозу, а потому власти так и не пошли на подобные меры.
Приговор Роберта Аллена для Российской Империи суров:
Утверждение же о том, что капиталистический путь развития позволил бы России достичь уровня жизни, как во Франции и Великобритании, предполагает, что в период в 1913-1989 гг. темпы роста душевого ВВП должны были бы составлять около 3,3 %. Только в этом случае к 1989 г. Россия могла бы с 1488 дол. в 1913 г. подняться до уровня в 18 тыс. дол. В мире есть только одна страна, которой удалось совершить такой скачок. В 1913 г. доход на душу населения в Японии примерно был равен российскому показателю, а к 1989 г. объемы производства японской промышленности сравнялись с западноевропейскими показателями. Так на каком основании мы должны поверить, что капиталистическая Россия была бы похожа сегодня на Японию и достигла бы вершин мирового рейтинга?
***
Наиболее вероятным представляется сценарий, в котором Россия влачит жалкое существование, обусловленное высокими налогами и медленным экономическим ростом. Здесь неизбежно проведение параллелей с Латинской Америкой: резкое падение цен на сырье после окончания Первой мировой войны привело к торможению экономического роста на всем континенте. Попытки индустриализировать экономику, используя инструменты политики импортозамещения, защищенного высокими таможенными пошлинами, способствовали развитию городов, однако темпы роста экономики оставались крайне низкими. С учетом того, что потенциал прочих источников роста был исчерпан, для капиталистической России подобная модель представлялась наиболее удобным решением. То есть в будущем российская экономика скорее всего повторила бы судьбу Аргентины, а возможно, даже Индии, но вовсе не Германии или Франции.
Уровень жизни населения
Очередное родство стран Латинской Америки и Российской Империи мы обнаруживаем в распределении достижений экономического роста. Несмотря на весь прогресс последних десятилетий существования Империи, заработная плата трудящихся стагнировала или даже снижалась.
Массовый дешевый труд мешал росту заработных плат. Классическая ловушка зависимости бедных стран.
На самом деле, стагнацию зарплат на раннем этапе индустриализации в свое время переживала даже Великобритания и прочие страны, однако со временем они смогли преодолеть эту стагнацию, в то время как в какой-нибудь Португалии, России и Испании этого так и не случилось. Учитывая, что за тот же период куда более качественные результаты показывала та же Аргентина, Канада или Северная Европа, нельзя считать российскую ситуацию «нормальной». Наконец, в вышеперечисленных странах активно шла урбанизация, в отличии от Российской Империи. Дело в том, что промышленный капитализм должен абсорбировать рабочую силу из деревень, после чего исчерпание дешевого труда должно было стать стимулом для повышения заработных плат. Таким образом, чем быстрее растёт экономика, тем быстрее этот процесс переходит в рост уровня жизни. Однако, как мы выяснили, у РИ был явно не тот случай.
Ситуация на селе была ещё хуже. Учитывая аграрную структуру населения страны, именно низкий уровень жизни деревенских портил общую статистику уровня жизни в Российской Империи.
Примечательно, что даже в весьма бедной Японии продолжительность жизни была выше.
Тем не менее, в аграрном секторе наблюдался определенный прогресс, который влиял и на уровень потребления селян. Несмотря на постепенное повышение заработков, уровень жизни едва ли значительно изменился. Более того, с 1896 по 1910 гг. они стагнировали, несмотря на успехи в сельхозе. Дело в том, что из-за сельскохозяйственного бума, цены на землю поднялись, а потому крестьянам приходилось выплачивать всё более неподъёмные арендные платежи. Это согласуется с видением Гершенкрона, который утверждал, что крестьянство оставалось экономическим аутсайдером и не вносило свою лепту в развитие экономики в качестве потребителя промышленной продукции.
В сложившихся условиях, главным фактором обогащения было владение земельными наделами. Постепенное расформирование общины благодаря столыпинской реформе привело к появлению немногочисленных крупных хозяйств. Чем крупнее хозяйство, тем больше работает «эффект масштаба»: с такого хозяйства можно получить больше доходов, а с большими доходами взять кредит на дальнейшее расширение производства и сельскохозяйственных угодий гораздо проще. Крупные хозяйственники расширяли свои наделы за счёт более бедного крестьянства, превращая селян в наёмных рабочих на свежеприобретенных землях. Крестьяне-общинники обоснованно видели в таких хозяйственниках угрозу принципу равного распределения земли. В связи с этим, в их среде росли революционные настроения. В конце концов, зачем рассчитывать на призрачную надежду стать преуспевающим фермером, если можно забрать «принадлежащие по праву» земли обратно? Именно это и случилось в 1917 году.
Слабый экономический рост Российской Империи и отсутствие профитов этого роста для широких масс имели далеко идущие последствия. На Западе достижения капитализма постепенно приводили к росту уровня жизни населения, что обусловило популярность идей социал-реформизма. Экономическое развитие позволило развитым странам мира сглаживать негативные черты рыночной экономики, делая капитализм всё более социально-ориентированным. В Российской Империи таких условий не было, а потому среди населения (в том числе среди населения стран схожего уровня развития) возобладали леворадикальные ответвления социал-демократии. Это объясняет популярность тех же большевиков и всевозможных левых революционеров. Подробнее я писал об этом здесь.
Война
Итак, давайте прикинем расклады. Российская Империя представляет собой отсталое европейское государство, при этом отставание от развитых стран только растёт. Внезапно, Первая Мировая война вынуждает её воевать как раз против таких стран. В экономическом смысле, на помощь союзников по Антанте можно особо не рассчитывать: французские и английские производители заняты отечественными госзаказами. Были ли у Империи шансы на победу в затяжном конфликте? Маловероятно. Экономика была совершенно не готова к таким масштабам боевых действий:
Патронные заводы в 1909—1910 гг. работали не в полной мере, а в 1911 г. во избежание роспуска опытных рабочих работы производились лишь 5 дней в неделю. В 1912 г., всего за два года до войны, едва не был закрыт Сестрорецкий оружейный завод. По замечанию Маниковского, «разбрелись и распылились не только люди, но и станки, инструмент, лекала и самое главное — навыки», а, как выразился великий князь Сергей Михайлович, Сестрорецкий завод в декабре 1913 г. надо было снова сделать оружейным. Тульский завод, крупнейший в стране, в январе 1914 г. изготовил всего пять винтовок, в феврале — также пять, в марте — шесть, в апреле — пять, в мае — только одну, в июне — одну, в июле — одну учебную винтовку. За несколько дней до объявления войны… Дело в том, что Тульский завод как раз готовился к масштабному переустройству по смете более 2 млн рублей.
***
Боеприпасы, заготовленные на год войны, были израсходованы в продолжение 4 месяцев. На складах Северо–Западного фронта оставалось по 90 выстрелов на легкое орудие, на складах армий — 90— 98 выстрелов. И ведь расход снарядов нельзя было назвать чрезмерным — в среднем за первые 5 месяцев войны было потрачено примерно 80 снарядов на 76–мм орудие в месяц, чуть более трети общего запаса 1914 г. — но практически весь запас непосредственно при орудиях: на пушку полагалось 212 снарядов при батареях в передках и зарядных ящиках, 216 в легких подвижных артиллерийских парках и 572 — в местных артиллерийских парках (которые должна была обеспечить промышленность).
Поначалу, все развитые воюющие страны столкнулись со снарядным голодом, но более развитая промышленность европейцев вскоре исправила эту проблему. Россия тоже пыталась сделать это. Ключевое слово —«пыталась».
Нагрузка на аграрную экономику Российской Империи оказалась крайне велика. Низкая производительность труда требует обширного вовлечения трудовых ресурсов в Военно-промышленный комплекс.
Несмотря на то что Германия несла на себе всё военное бремя и отдувалась за своих союзников, даже её экономика не испытывала столь сурового давления.
Что бывает с примитивным аграрным сектором, когда оттуда достают здоровых мужиков и оставляют хозяйство на стариков, детей и женщин? Правильно, он летит в тартарары.
Сокращение сбора хлебов утягивает за собой и животноводство, ведь теперь скотину нечем кормить. Аграрная экономика разваливается окончательно, резко растёт народное недовольство, затянувшаяся война с неясным исходом и сомнительными успехами на фронте провоцирует революционную ситуацию, занавес.
Несомненно, Российскую Империю погубила Первая Мировая война. Но даже если бы Россия не участвовала в ней, её перспективы были незавидные. Нынешнее экономическое развитие Империи не позволяло ей догнать развитые страны в любом случае, а неравномерное распределение плодов этого развития подогревало революционную ситуацию (на ум снова приходит Мексика). Первая Мировая стала катализатором всеобщего недовольства и привела к краху монархического режима. Началась новая эпоха.
Эпилог: Гражданская война и НЭП
В ходе революционных потрясений к кормилу власти пришли большевики. Их положение было крайне тяжелым. Декрет о земле легитимизировал захват церковных земель и зажиточных крестьян, хотя его эффект на расширение крестьянских хозяйств оказался незначительным.
По данным анкеты, произведенной Центральным Статистическим Управлением в 1922 г., экспроприация земель частных владельцев и зажиточных крестьян (купчей и хуторской) увеличила крестьянское землевладение в следующих размерах.
С декретом о мире тоже всё было неоднозначно, так как Россия утратила значительные территории в пользу Германии. К тому же, разразилась гражданская война. Финансовая система пошла вразнос, началась гиперинфляция.
Экономика была уничтожена гражданской войной и последствиями политики военного коммунизма. Особенно пострадал сбор хлебов (а ведь и до революции хлеба часто не хватало), из-за чего и произошел печально известный голод в Поволжье.
Первоначально большевики рассчитывали на установление рабочего контроля на предприятиях без тотальной национализации и их объединение в трасты. На всеобщую национализацию повлиял договор с немцами: российские капиталисты продавали собственность иностранцам, а иностранцы (в частности, немцы) требовали денежную компенсацию за отчуждение их собственности после оговоренной даты. Большевикам ничего не оставалось, как национализировать всю собственность до вступления договора в силу, дабы не выплачивать компенсации (подробнее см. тут).
После окончания гражданской войны, коммунисты перешли к Новой Экономической Политике. Крестьяне сохраняли свои земельные участки, продразверстка заменилась умеренным продналогом, национализированная промышленность переведена на коммерческие рельсы (т.н. «хозрасчёт»), легализована частная торговля. Также большевики предприняли первую робкую попытку технической модернизации страны. Появилась знаменитая Государственная комиссия по электрификации России.
Карта ГОЭЛРО.
Эти меры позволили народному хозяйству Советов восстановить основные экономические показатели до предвоенного уровня. 15 лет спустя Россия вернулась к тому, с чего начинала. Однако позиции страны на мировой арене существенно ухудшились: развитые европейские государства относились к большевикам крайне недружественно, свидетельством чему выступали военные интервенции на стороне белогвардейцев ещё во время гражданской войны. Кроме того, все эти 15 лет развитые страны Россию не ждали и продолжали двигаться вперёд.
На селе продолжалось расслоение на бедняков и кулаков. Последние воспринимались как возможные бунтовщики против советской власти. В сфере торговли и малых предприятий возникли т.н. «нэпманы»: частные предприниматели, которые стали бенефициарами перевода предприятий на рыночные рельсы. С такими ребятами коммунизм тоже не построишь
Однако, дело было отнюдь не только в политике. Сельское хозяйство времён НЭПа все ещё было крайне непродуктивным, и деградировало едва ли не до натурального хозяйства. Товары практически прекратили поступать на рынок. Первый кризис НЭПа обозначился ещё в 1923 году с возникновением «ножниц цен».
Несмотря на предпринятые правительством меры, осадочек остался. Товарность сельскохозяйственного рынка всё ещё была крайне низка и на исходе НЭПа была ниже дореволюционных показателей и основная продукция поступала через государственные, нерыночные поставки. Крестьяне снабжали города с явной неохотой, периодически срывая поставки продовольствия. Всё это было чревато очередным кризисом снабжения городов и развития промышленной базы.
Другая проблема состояла в том, что предприятия, ориентированные на прибыль, были готовы нанимать работников только в том случае, если их продукция будет окупаться. Учитывая то, что коммунисты отдельно подчеркивали социальный аспект экономического развития (а ещё прекрасно помнили, чем кончила предыдущая власть), занятость в промышленном производстве должна была привести к улучшению уровня жизни трудящихся. В условиях аграрной экономики это было просто невозможно при сохранении существующей экономической политики.
Стало ясно, что НЭП не позволит догнать и перегнать развитые страны. Коммунисты встали перед проблемой, от которой зависела судьба крупнейшей в мире страны. Предельно чётко это сформулировал Сталин:
Мы отстали от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.
Как разогнать экономику, чтобы преодолеть 5-10 лет за один год? Об этом в следующей части.
Источники:
- Сергей Ларионов, «Социально-экономическое развитие России в XX веке». Большинство иллюстративных материалов к статье — его рук дело
Автор - Федор Яковлев
Если у вас болит душа за Россию, которую мы потеряли (или наоборот, вы с надеждой смотрите на большевиков) и вам понравился материал, вы можете отправить деньги на счёт автора (сбер 2202 2005 4871 3468). Финансы пойдут на советскую индустриализацию.
Если вдруг кому интересно, ещё я пишу всякое про экономику на Учёных котах, вот. Ищите, что называется, по тегам.