Читать предыдущую часть
Баба Акулина хотя и жила, мягко говоря, небогато, тем не менее всегда была рада гостям, которые к ней приходили и помолиться и просто так, по делам житейским. И вышеупомянутые старушки, да и я, казалось бы, совершенно посторонний для нее человек, были не единственными гостями в ее доме. Как-то раз, поздним зимним вечером, я застал у нее известную городскую юродивую, Марию, которую мальчишки во дворе дразнили Манькой.
О ней рассказывали, что в пору юности она была очень одаренной ученицей, а потом – студенткой, но в какой-то момент повредилась рассудком и бросила учебу. С тех пор она жила неизвестно где и неизвестно как, но ее можно было встретить и в магазине, и в общественном транспорте, где она мало чем отличалась от окружающих. По крайней мере до тех пор, пока не начинала говорить. А говорила она то, что думала, и в основном простыми двустишиями, которые сочиняла на ходу.
Так, заметив, что продавщица недоливает ей в бидончик молока, она обрушивалась не нее следующими словами: «Ты не торговка, ты – воровка, ты обворовываешь ловко!», и т.д., чем повергала продавщицу в шок и изрядно веселила стоявших в очереди покупателей.
Оказавшиеся с ней в одном автобусе солдаты, краснели от стыда и прятали лица в воротники бушлатов, когда звонкий женский голос вдруг громко начинал декламировать иронические стихи: «Ох, солдаты вы ребята, снятся вам одни девчата!», и еще много чего, что живописало интимные подробности нелегкой солдатской жизни.
Мальчишки во дворе часто специально дразнили ее, чтобы разозлить, т.к. в этом состоянии она начинала ругаться стихами, искусно разбавляя их матерными словечками. Испорченным советским бытом пацанам это доставляло несказанное удовольствие. Я в этом не участвовал, но многое из ее непечатного «творчества», знал от друзей понаслышке…
Она уже собиралась уходить, когда я зашёл в дом бабы Акулины, но из их разговора я понял, что юродивая гостила у нее несколько дней. И теперь довольная, благодарно крестясь на иконы, со множеством самых причудливых сумок и узелков, она прощалась со своей гостеприимной хозяйкой. При этом к своему удивлению я не услышал от нее ни одной стихотворной строчки: говорила она немного, но совершенно обыкновенно. Баба Акулина представила меня ей, и она широко улыбаясь протяжно повторила мое имя: "Ааандрееей". Уже тогда я понял, что сумасшествие Марии было тем, что в православной традиции принято называть юродством. Окончательно убедился я в этом, когда спустя год или два повстречал ее на службе в новом городском храме, где она стояла в окружении своего пёстрого скарба и истово молилась Богу, проливая обильные слезы.
Любовь к ближним бабы Акулины проявлялось и в том, как она присматривала за жившими по соседству одинокими старушками, когда кто-нибудь из них начинал тяжело хворать и готовился к смерти. Тогда она брала на себя все хлопоты, связанные с уходом за болящими и, самое главное, готовила их к мирной христианской кончине. Можно предположить, что из-за отсутствия поблизости церкви и священника, баба Акулина сама молилась у одра умирающего, готовя человека к переходу в мир иной. Когда же приходил час, она читала псалтирь по усопшим и делала поминки за счет средств, которые оставляли ей умершие. Возможно что-то из этого доставалось и ей – на помин души. Но все же главной наградой за ее труды были святые иконы, принадлежавшие умершим, и которые из-за отсутствия наследников баба Акулина забирала себе. За долгие годы таких подарков у нее накопилось на три иконостаса, которые так поразили меня при первом посещении ее дома.
Бывали у нее и люди духовные – монахи. Один из них, некий инок Георгий, некоторое время жил у бабы Акулины и оставил ей на молитвенную память ту самую псалтырь, что впоследствии была подарена мне. Фотография этого инока, в длинном черном подряснике и с длинной еще черной бородой, висела над кроватью бабы Акулины среди множества других фотопортретов, на которых были запечатлены по большей части лица духовного звания: епископы, священники, дьяконы. Один из этих редких снимков, с изображением прп. Севастиана Карагандинского, баба Акулина подарила мне и теперь он хранится в моем личном архиве.
Продолжение следует