Владимир Бузмаков
Мой друг Юра закончил музыкальную школу по классу баяна, но основное его призвание – радиодело и телекоммуникации. И владелец, и директор он нынче. А в 1983 году он учился еще в Волгоградском Педагогическом институте им. Серафимовича по специализации - учитель труда. Сейчас – это университет, и специальность – основы, там, какие-то.
Мой друг Юрий очень любил еще и музыку.
Мой друг Юрочка бескорыстно вожделел женщин. Всех. Не только был страстен абстрактно, но и очень умело умел с девицами обращаться - конкретно. Конечно: усы черные, морда наглая, симпатичная - умен, воспитан и весел, да еще и на баяне играть умеет.
На этих двух почвах мы с ним и подружились (музыке и девушках).
Случилась наша встреча в пионэрском лагере (так произносил начальник лагеря, мне понравилось), в 1982году. Я – муз.рук-баянист, после второго курса училища музыкального, Юра - вожатый, на практике от института. Заинтересовали мы друг друга и решили на следующий сезон поехать в этот же лагерь, но, уже оба, музыкантами. Договорились с начальством. Через год приехали, июльскую смену «оттрубили», но с нами решили расстаться, по некоторым причинам.
А мы поехали на Ахтубу, Юра тогда жил в Волжском, это рядом, и пристроились в пионэрский, опять же, лагерь «Дубки».
Так как договаривался с директором лагеря Юрий Вячеславович, то его и взяли, как более солидного, усатого и старшего по возрасту из нас двоих, музыкальным руководителем, а меня, патлатенького и молоденького, оформили подменным вожатым, якобы фиктивно. Договоренность была такая, что я буду заниматься только музыкальной деятельностью.
Но, одна «блатная» девица «заболела» и, на второй день смены, умотала в Волгоград. Меня и поставили на отряд к ее напарнице, к деткам одиннадцати-двенадцати лет. Хуже возраста для начала педагогической деятельности придумать сложно – форменные бандиты и разбойницы. Но, не скучно – это правда.
Я повозмущался, но мне сказали, что меня и Юрочку сильно не держат, мол, не хотите – «до свиданья». Если бы я уехал, то с Юрой. Решили остаться, ну, заселились, настроились уже.
И приехали к нам в Союз, на август, в наш лагерь, восточные немцы – дети, человек двадцать, лет четырнадцати, и двое, сопровождающих их, преподавателей.
И, настало время для открытия смены.
И, весь, нарядно одетый, личный состав пионерского лагеря «Дубки» стоит на торжественной линейке, включая немцев. Триста человек выстроены буквой «П», трибуна, флагшток. Короткая речь директора лагеря заканчивается: «…считать открытой!»
Здесь – поднятие флага (красного) под великолепнейший (касаемо музыки) гимн нашей Родины композитора Александрова. Все замерли, руки вскинуты в салютах, само собой. Директор подходит к флагштоку, протягивает к веревочке руки, но вместо гимна из допотопных рупоров-динамиков, включенных на полную громкость, на всю округу изрыгаются, совершенно инфернальные, тяжело ворочающиеся, загробные, холодящие кровь звуки.
И, руки директора начинают трястись.
Представьте, что Гоголевский Вий «нажрался в пень». Язык у него еле двигается в хлебальнике. Он мычит и жует одновременно, (видимо пожирая человеческую плоть):
- М-му-у-а-а-а! В-во-о-оэ-э-эр-р-р! М-ОООООООООООыыыыыыРРРРР!!!!!!!
Лица у всех - апокалиптичные, особенно у немцев, думают – все, Сталинград же. Через несколько тактов, в радиорубке догадались остановить эту звуковую вакханалию.
Юра с баяном находился у трибуны, а я стоял с отрядом, метрах в тридцати. приблизительно. Вижу – рысью бежит толстожопая и полнопузая старшая пионэрвожатая, прямиком ко мне. Подбегает, выдыхает: «Юра гимна не знает - иди выручай!»
- От, блин, - думаю - как на отряд, к «зверью», меня, неопытного, запихнуть – нормально, а, как петух клюет – выручай. И Юрка, тоже…
Я не побежал, но дошел быстро, надел на плечи ремни «Этюда», не разыгран я был, что плохо, но не «каприс» же виртуозить.
Гимн, естественно, был на слуху, но я еще его, до этого момента, ни разу не играл. Пока шел, я знал точно только одно, что тональность – До-мажор, и, надо «поставить» мощный тонический длинный аккорд, двумя руками, и продержать его четыре доли (хотя размер – две четверти) в темпе лярго. А дальше – как ни будь, уж…
Ставлю аккорд:
- Т-та-а-а-а!
«Ну, и?» - спрашиваю сам себя. В голове, так: «Чик-чик», - включается выключатель, и я продолжаю, но в о-очень медленном темпе, с паузами, как будто по минному полю я шел, чтобы не ошибиться – гимн, все-таки:
- Союу-уз… не-эруши-имы-ый… респу-ублик… свобо-одных… (играю и пою я про себя) - Сплоти-ила навеки великая Русь, та-та-та-та-а… - Да, здравствует – созданный – волей – народа – Великий – могучий – Сове-е-етский сою-уз, та-та-та – Сла-ався-а (Играю и отмечаю, между делом: "Какой же длинный он, гимн-то наш, у французов короче гораздо, не повезло мне"...) - Оте-эечество-о, на-аше-э сво-обо-одное ("Ага, тут крещендо", - думаю.) - Дружбы народов надежный опло-о-от (Фортиссимо – апофеоз) – П-па-арти-ия-а Ле-енина-а, си-ила-а на-аро-одная-а, та-а ("За что мне это все", - отвлекся я немного, - "когда же это все кончится") – На-ас к торжеству (и, тут, я испугался – надо же заканчивать, на «коду» нужно «рулить», пот меня прошиб, так как в гимне - три куплета, припев, а «кода» – одна, места очень похожие, КАДАНС серединный на доминанте, а заключительный на тонике, надо в тонику срочно, надо срочно переключаться на заключение, а то, так все три куплета и «зарядил» бы, к отбою бы, закончил, не раньше, в таком-то темпе. Флаг давно уже подняли. Все уже утомились, салют-то держать. Усилием воли – неимоверным, я не дал уйти себе на второй куплет: «Сквозь годы сияло нам солнце свободы и Ленин, великий и.т.д.», не дал себе, а, прям, тянуло – ну, на подкорке записано уже было, за восемнадцать-то лет) – Ве-е де---е-о-о-о-от!!!!!!!!!! Ф-ФУ-УХ!!!!!!!
А случилось следующее. Аппаратура – старая, пластинка – новая, проигрыватель был не расчитан на более современную скорость воспроизведения. Никто не проверил, предварительно, элементарно же. Радист, я думаю, был си-ильно удивлен, услышав из раритетных рупоров-колокольчиков, вурдалачье шамкание и завывание.
Я оттарабанил номер - без единой ошибки, совершил беспримерный подвиг, спас репутацию лагеря, города и страны, а мне даже «спасибо» не сказали. Возможно и правильно, что не поблагодарили, чего там. Ну, может, только мой друг Юрий…трусишка этакий.