Разве много для счастья нам надо?
Чтоб нашла ветерана награда,
чтобы в кране вода, чтобы водка,
чтоб свободная зона в Находке,
чтоб пельмешки, кулек карамели,
чтобы баба два раза в неделю,
чтоб по-русски молился и плакал
басурманин, посаженный на кол.
* * *
Со смертью кончается тело.
Не дело —
отчаяться. Верьте:
душа не достанется смерти.
Она слишком долго в вас, съежась, сидела;
теперь же, как стрекоза, из личинки выйдет душа:
невинны глаза и уста. И усядется, крылья суша,
на брошенный труп.
Усмешка на краешках губ.
Ведь то, что недавно хотело, хрипело, потело —
тело —
отныне отменено.
Ни взгляда, ни слова. Бревно.
А только вчера бубнило,
ходило, саднило,
искало для сердца и рук какое-то дело,
дурачилось, пело
и ничего не успело. Устало.
Бескровней бумаги упало.
Осталось лишь адресата вписать на конверте:
“Смерти”.
Когда одно безумное тело
будет смотреть на другое упрямое тело
сквозь прорезь прицела,
вы — спрячьтесь. Молча. И верьте:
(тсс...) душа не достанется смерти.
После
наспех зашили раны окна без стекол и горько кричавшие рты
и люди не знали что делать с руками
выкрашенными кровью
что думать о боге не знали
бог разоткровенничался и поведал
“звезды это вовсе и не звезды
а отверстия в небесном своде
сквозь которые завистливо подглядывают за живыми
павшие в битвах герои”
и что-то еще столь же нелепое
бог был публично осмеян скептиками
но кое-кто из малодушных все же поверил
что деревья это проросшие в небо
руки мертвых
Кроме нас
если на время отбросить приличия
(если отбросить)
и покопаться в накопленном жизненном опыте
можно вспомнить
что кроме нас
кроме оснащенных здоровыми
желудками и органами размножения
упакованных в благоустроенные
квартиры и порядочные семьи
нас
есть еще и
вечно осмеянные чудаки
(как тряпочные арлекины
в которых хозяйки втыкают булавки)
есть еще неудачники на вонючих больничных матрасах
у них огромные глаза
и прогорклые губы без слов
есть
застреленные
повешенные сожженные
(для удобства их называют просто
убитые) вчера
или после обеда
или четверть часа назад —
всё это разумеется довольно неприлично
и в кругу порядочных людей об этом не говорят
и можно конечно сброситься по трояку
и можно поднять бокалы за то
чтобы всем было хо-ро-шо
но как избавиться
от очень неприличного
звериного ужаса перед тем
что оно все-таки есть —
что-то
“кроме нас”?!
* * *
пока мы пишем стихи о любви
они умирают
в чужой стране
1
“мы идем по дорожке
посыпанной щебнем
втроем
и я рассказываю им
о доме и о реке
как я сбегаю с обрыва
и падаю в воду
я рассказываю им
как красиво танцует
девушка с чудными глазами
я рассказываю им
всегда одно и тоже
когда мы идем по дорожке
втроем:
я
и мои костыли”
2
он получил
много мелких осколков в голову
ему удалили правый глаз
и долго возились с левым
потом удалили
остатки левого глаза
и после этого
оставили его в покое
и он постоянно просил
чтобы его повернули
лицом к окну
и никто не решался сказать ему
что за окном
только серый корпус госпиталя
Умерла старуха
Маленькая старушка
из соседнего подъезда
умерла. Я ничего и не знал
о ней. Она была для меня
неизменным атрибутом
скамейки во дворе. Говорят,
у нее был бульдог —
да и не бульдог, а какой-то
раскормленный ублюдок, —
но его задавил грузовик.
Она, говорят, не плакала.
И сейчас никто не плачет.
Но мне скверно: я помню ее
беспомощные старческие
слезы, когда мы ребятишками
охотно умирали, играя
в войну.