В одной из недавних публикаций мы писали о том, что модницы провожали 1867 год в высшей мере скромных нарядах, что было связано с целым рядом трудностей. Вспоминая знаменитую максиму: «У кого-то жемчуг мелкий, а у кого-то и щи пустые» - один из обозревателей светской жизни в то время cделаk в высшей мере интересные наблюдения, сохранившиеся в архивах российских журналов мод.
Старые люди недаром твердят, что наступили тяжелые времена. Старые люди твердят это со времени столь давнего, что трудно даже определить, когда была эпоха „времен легких". Тем не менее, не подлежит сомнению, что настоящие времена тяжелые. Хлеб дорог, да и независимо от этого, во всем как будто чего-то недостает. Недоставало тепла прошлому лету, недостает снега зимнему Петербургу; прошлогодней итальянской опере не доставало примадонн, а нынешней - теноров. Недостает русского элемента в музыке Кашперова, а в музыке Серова недостает музыки. Много ставится новых пьес, но мало хороших; много дебютов, но актеров недостает.
О литературе, о прессе уже и говорить нечего; тут недостает терпения у читателей. И все эти явления, все эти виды недостаточности и недостатка, окаймляются чёрною рамкою: недостает денег. Ох-ох-ох! Тяжелые времена. Мудрено ли, что недостает денег графу де-ла-Ривоньер, когда он прожил состояние к 300 тысяч франков доходу, для того только, чтобы доказать, что он славный малый.
Он достиг цели - все признают в нем славного малого, да, как и не признать? Относительно денег, граф де-ла-Ривоньер — прямо ребенок. Он не знает нм счёту и привык к факту, что они у порядочного человека должны быть. Это убеждение графа было совершенно основательно во время его молодости, в былое время, когда у порядочного человека деньги, в самом деле, водились как-то сами собою, как комары в благорастворенном воздухе. О, блаженное время! Вот оно-то именно и заслуживаете названия „легкого", в сравнении с нашим.
Тогда у порядочного человека, порядочного из роду в род, было золотое дно. Сколько ни выкинь денег, вс` золотое дно оставалось. А нынче, смотришь, нет; какой-нибудь хам – рубль – и тот не подойдет без приглашения: а выкинешь его, так и досчитаешься, что рублем стало меньше. Ох, тяжелые времена…
Но каково же порядочному человеку, который на старом основании истратил громадную кучу денег, заслужил славу доброго малого и имеет полное право продолжать свое естественное житье, согласное с его организацией, как и всё в природе имеете право жить согласно своему назначению или не жить вовсе — каково ему очутиться в наше буржуазное, грошовое время?
Виконт де-ла-Ривоньер, сын графа, — молодой человек, тоже славный если хотите, но уже по новому; нет, знаете, того рыцарства, того презрения к презренному, но необходимому металлу. Молодой человек был воспитан отцом в его принципах; он был даже его товарищем во всякого рода житейских играх; но природа берет свое, два времени просыпаются в молодом аристократе, который — о, ужас! постиг буржуазное правило, что металл зависит от счетов и что векселям поступают сроки, что, стало быть, всякой силе есть предел. Не так думал мужественный Роланд, когда он бросался на врагов, не видя им счета, не так думал и грозный Фернанд де-ла-Ривоньер, когда бросал деньги с тем же приемом.
Чтобы обуздать отца (каково предприятие?) виконт убеждает его жениться на пожилой г-же Годфруа, даме, которая расположена к графу, которая ему когда-то нравилась. Г-жа Годфруа была очень интересна, правда, как говорят прежде; но если правда, что сердце женщины — роман, то интерес её возрастает с каждым томом, т. е. годом, сказали мы. Впрочем, и то правда, если граф уже не интересуется ею более, то к чему же навязывать ее ему, как это делают все в пьесе (да пьеса-то какая, спросит читательница — „Un рeге prodigue", А. Дюма-сына). Зачем навязывать? остепенится старик, думает виконт (это про отца-то! хорош!). Между тем, граф гораздо охотнее женился бы на молодой племяннице г-жи Шаврн (и какой же он старик, когда ему всего пятьдесят лет?) Эх, молокососы!