ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. РЕКИ И КАНАЛЫ НЕВСКОГО. МОЙКА Сегодня Невский проспект пересекает три водные артерии - речки Мойку, Фонтанку и канал Грибоедова. Это сейчас они красивы и даже величавы, одетые в гранит. А первоначально они были извилисты, мелководны и сильно разливались при малейшем наводнении. И назывались они совершенно по-другому - Мья, Безымянный ерик и Кривуша. А еще был Лиговский канал, проложенный в петровские времена вдоль Новгородского тракта и сохранившийся до наших дней лишь фрагментарно в юго-западной части города. Для движения по перспективной дороге, как первоначально назывался прообраз Невского проспекта, нужно было возвести инженерные сооружения для преодоления всех этих водных преград. Что из себя в те годы представляли эти водные артерии, мы попробуем рассказать в этой и последующих частях статьи.
МОЙКА. РЕЧКА С ДВАЖДЫ ЗАГАДОЧНЫМ НАЗВАНИЕМ. Мойка - небольшая река в дельте Невы. В наши дни она имеет длину 4,67 километра, ширину до 40 метров и глубину до 3.2 метров. Она является правым рукавом реки Фонтанки, вытекает из нее в районе южной границы современного Летнего сада, течет параллельно самому крупному рукаву Невы (Большой Неве) и впадает в него практически уже самой на границе с Финским заливом.
Большая Нева с одной стороны и Мойка с другой отделяют участок суши, именовавшийся в 17 веке на разных картах по-разному, но чаще всего - "Usadissa saari" -"остров Усадица" . Это адаптированное шведскими картографами старое русское название "Усадище", которым ранее обозначалось место расположения господского дома на помещичьих землях (и тогда чаще говорили "усадьба"), или центральная деревня погоста, земли которого находились в княжеском, а потом царском владении, и где стоял дом княжеского тиуна или старосты погоста. И действительно, на северо-восточной оконечности острова в допетровские времена была подобная усадьба-усадище.
В петровские же времена этот остров получил название "Адмиралтейский". О нем мы много и часто упоминали в предшествующих частях нашей статьи. Проложенными в 18 веке каналами некогда единый остров был поделен на несколько более мелких островов, имеющих теперь свои отдельные названия.
Но вернемся к самой речке. Имя "Мойка" стало использоваться лишь с конца первой четверти 18 века. А в петровские и допетровские времена эта речка называлась странным для нашего слуха именем "Мья". Использовалось и другое схожее название - "Муя". Скорее всего это разное произношение одного и того же слова, веками использовавшегося для обозначения этой невской протоки. Но его значение забылось за давностью лет. Во всяком случае на сегодняшний день отсутствует серьезно аргументированная версия, что это слово могло значить, и из какого языка оно происходит. В большинстве современных источников указывается, что в переводе с ижорского и финского языков это слово обозначает "грязь, топкое место". Следовательно, делают вывод их авторы, речка "Муя" означает "Грязная" или "Болотная" речка. Очень бы хотелось взглянуть на те словари, которыми эти авторы пользовались для этих утверждений. Во-первых, ижорский язык не идентичен финскому; а, во-вторых, подтверждений этим выводам мы не находим ни в одном из доступных нам словарей. По-ижорски "грязь" - "retu", "грязный" -"reukas", "тина" -"leete", "болото" - "soo", "мелкий, неглубокий" - "mattaala". То есть ничего похожего ни по звучанию, ни по заявленному смыслу. Та же история с финским языком. По-фински "грязь" - "Lihaa", а "грязный" - "likainen", "топкая почва" - "lijuinen maapera", болотистый - "suoperrainen". В Большом финском толковом словаре (250 тысяч слов) нет ни одного слова, похожего по написанию или звучанию на слово "мья" или "муя". Нет и слов с созвучным корнем. Что указывает, что в современном финском языке данное или созвучное ему слово не употребляется или имеет крайне ограниченный ареал использования.
Допустим, что это не исконно финское слово. Тогда может быть это все же слово коренных народов Приневья, но означает оно вовсе не "грязь"? Смотрим словари других языков прибалтийско-финской подгруппы. В ижорском языке есть слово "mia"[миэ], и в карельском - "mie"[мие], оба означают местоимение "я". Но ни эти языки, ни европейская география не знают ни одного названия реки, образованного от личного местоимения. Есть еще одно похожее по звучанию слово в карельском языке - "mua" (на разных диалектах карельского звучит как [муа], [маа] и [мыа]. Оно означает: 1. Земля (планета); 2. Большой участок суши, географический край; 3. Грунт, почва. По-карельски "Oma Mua" - "родная земля", "родной край", "Родина". И что тогда получается? "Земельная" или "Родная река"? Сомнительно. И если использовать отнюдь не первое значение слова - "грунт, почва", то опять очень трудно придумать смысловую нагрузку такого имени для речки. А полное отсутствие в ижорском языке других слов, обозначающих водные объекты с этим корнем указывает, что речка Муя названа словом не из ижорского языка. Вспоминаем, что в Приладожье жил народ Весь. Народ летописный (известный по летописям), но в наши дни носителей этой культуры осталось всего несколько тысяч человек. Их сейчас называют "вепсы". Очень мало кто из современных вепсов знает язык предков. Кто-то вспоминает, что по-вепски слово "muju" [муйу] означает "цвет". Например, "must muju" означает "черный цвет". Получается, что наша Муя - "Цветная речка"?
С этим вариантом можно что-то придумать, но будет ли результат достоверным? Простое гадание редко приводит к правильным результатам. И опять же, в вепском языке нет других похожих названий водных объектов. В языковой практике европейских этносов единичные, больше ни разу не повторяющиеся названия практически никогда не встречаются. Должно быть по крайне мере несколько однокоренных гидронимов или топонимов.
**Маленькая ремарка. В этой статье за словами из других языков в скобках приводится их произношение. Но надо всегда учитывать, что их звучание при этом передается достаточно условно. Дело в том, что в языках прибалтийско-финской подгруппы есть буквы и звуки (особенно гласные), которые отсутствуют в русском языке, и их достаточно трудно передать буквами или даже сочетанием букв нашего алфавита. Именно поэтому анализируемое нами слово известно в русском языке (как в современном, так и в средневеком) как минимум в трех вариантах написания - "мья", "муя", "мыя". Лингвистическая наука уже давно придумала передавать точное звучание слов в виде специальных фонетических транскрипций. Но в популярной статье приводить за каждым упоминаемым словом из других языков его точную транскрипцию, нам кажется неуместным. Кроме того, транскрипция дает понимание, как звучит слово в современном языке. А как это же слово произносилось в старине глубокой, нам все равно придется гадать. Безусловно, есть лингвистические работы на эти темы, но мы оставим их для профильных специалистов. Поэтому просим принять, что здесь и далее в скобках за словами будет указано лишь близкое и несколько упрощенное звучание приведенных слов прибалтийско-финской подгруппы языков.**
И так, мы остановились на том, что до настоящего времени значение слова "мья" остается непонятным. Его следы не находятся ни в одном из языков народов, проживавших в районе дельты Невы в начале 18 века. И это при том, что само имя встречается в новгородских Переписных окладных книгах Водской пятины аж за 1500-й год. Не исключено, что это название встречалось и ранее, но переписные книги за более ранние годы не сохранились, точнее их все вывезли шведы в период оккупации Новгорода в период Смутного времени. Не исключено, что это настолько старый гидроним, что его значение в языках большинства народов, проживавших в Приневских землях, со временем забылось. Но мы не привыкли отступать! Копаем глубже. Запрашиваем различные финские словари географических названий. Финские потому, что этот язык более всего исследован, в том числе и в глубь веков. Современные словари ижорского и карельского языков имеют значительно меньшее количество слов, а о словах, бытовавших в этих языках полтысячелетия назад, есть только отрывочные сведения. Поэтому ищем в финском языке следы возможных заимствований из других языков прибалтийско-финской подгруппы. В частности смотрим, есть ли на территории современной Финляндии какие-либо созвучные географические названия и, если да, то какие значения они имеют. В результате поисков в одном из атласов, опубликованном Центром изучения финского языка (Kotimaisten kielten tutkimuskeskus), получаем
43 географических названия с созвучным корнем - "muje". Никаких других созвучных названий, в том числе c написание "muja", "mujo","muia", "mia", "mya" современный финский язык не знает.
Попробуем разобраться в произношении этих названий. В финском языке буквой "U" обозначается звук, похожий на русский [у], но в отличии от русского языка у финнов это заднеязычный звук, а потому он звучит очень глубоко, становясь несколько похожим на [о]. Следовательно, в финском языке "muje" звучит как среднее между [муйэ] и [мойэ]. Как покажет наше дальнейшее исследование, именно из-за этой двойственности восприятия этого звука и возникли трудности как с написанием, так и произношением этого слова в русском и других европейских языках. Далее для простоты написания мы будем указывать это слово (или корень слова) по-русски как "муе", но будем держать в голове его более сложную транскрипцию.
С одной стороны - это удача, мы что-то нашли. С другой - сорок три названия из сотен тысяч географических названий целой страны, это капля в море. Кроме того, эти 43 географических названия сводятся фактически к 25, так как в общем количестве есть повторяющиеся по несколько раз одинаковые названия. Как видно из приведенной выше таблицы, эти географические названия в подавляющем большинстве представляют собой двухкоренные слова, связанные с водными или околоводными объектами. Они переводятся на русский язык как "Муе-речка" (1 название), "Муе-озеро" (3 названия), "Муе-залив" (6+3 схожих), "Муе-пруд" (1), "Муе-болото" (4+1), "Муе-остров"(2+1), "Муе-полуостров" (3) и тому подобное. Но встречаются и такие как "Муе-дом" и "Муе-поле" . Есть населенные пункты, обозначенные просто словом "Muje" без какой-либо поясняющей приставки в виде второго корня. Указанные в этой таблице самостоятельные слова и первая часть всех остальных двухкоренных слов - "muje"- пишется везде одинаково, что означает, что во всех этих словах использован один и тот же корень. Нас не должно смущать несколько различное написание нескольких указанных в таблице слов, например "Mujesuo" и "Mujeensuo". В обоих случаях первый и второй корни одни и те же. Просто в первом случае первая часть слова - это существительное (или имя собственное), а во втором - притяжательное прилагательное. То есть, в первом случае слово означает "Муе-болото", а во втором - "Муйское болото". Это сути не меняет. Количество названий с написанием "Муйское" указано в виде второго ряда цифр со значком "+".
Названия мы нашли, но указанный выше атлас не дает никаких пояснений о значении и происхождении первой части -"Muje"- во всех этих названиях, что аналогично, например, именам собственным. Не исключено, что так и есть. Но у всех имен собственных тоже есть какое-то исходное значение. Тогда обращаем внимание на географию распространения этих названий. Практически все они локализованы в восточной части современной Финляндии, которая называется Восточная Финляндия или Северная Карелия. Еще одно "Муе-озеро" находится на территории южной части Карелии, которая теперь входит в состав Российской федерации (Республика Карелия). Его старинное, адаптированное к русскому языку название пишется как "Муезеро". Есть в тех краях и речка "Муезерка". Следовательно, корень слова "muje" происходит из восточных диалектов финского или карельского языков.
Поэтому начинаем просматривать специальные финские словари с местными диалектными значениями слов. И только тогда находим: "Мujе" - устаревшее, местное (восточно-финское) название мелкой сиговой рыбы (лат. Coregonus albula)". Этим современным биологическим термином обозначают рыбку, называемую по-русски "ряпушка", "рипус", а в некоторых российских регионах - "килец". В современной Финляндии эту рыбку практически повсеместно называют "muikku" [муийку], а вариант ее названия - "muje" - практически никому не известен. Поэтому слова "muje" нет в большинстве финских словарей. И именно поэтому мы так долго искали его значение.
Это открытие прибавляет нам сложностей и в понимании исходного произношения этого слова. Если это слово местное, восточно-финское, значит оно скорее всего происходит из карельского языка, поскольку в восточных регионах Финляндии проживаю большей частью как раз представители этого народа. А карельский язык не идентичен финскому, более того он сам делится на три крупных диалекта, с заметными различиями в произношении (в основном гласных), а диалекты в свою очередь делятся еще и на говоры. Поэтому мы и предупреждали, что указанное нами в скобках звучание этих слов очень условное и не является звуковой транскрипцией в буквальном смысле этого лингвистического термина. Теперь понятно, почему не только русские, но и шведы, но даже финны, жившие в Приневских землях на рубеже 17 и 18 веков с трудом улавливали корни этих названий и не были уверены в их правильном произношении.
Кроме трудностей с "озвучиванием" этих названий, не очень все ясно и со значением найденных нами слов. Получается, что название "Mujejoki" дословно означает "Ряпушка-река". Такое название кажется нам странным. Но, возможно, оно странно звучит только для нас. Возьмем к примеру карту района всем известного озера Селигер. Эти земли, как и Приневские, когда-то были заселены племенами карелы (валдайские карелы) и веси. И что мы видим? Кроме привычного нам Щучьего озера на карте есть и озеро Сиг, и речка Сиговка, и и речка Сорога (тоже рыбка такая), и деревня Ельцы (тоже по имени рыбки). Получается, что название речек, озер и деревень по имени какой-либо рыбы не только не редкость, но и весьма распространенная практика. И что весьма примечательно, в верхнем правом углу указанной карты есть речка Голодуша, о которой мы будем подробно говорить в следующей части нашей статьи, посвященной старшей сестре речки Мойки - реке Фонтанке.
Но и с именем реки "Ряпушка" возникает небольшая дополнительная трудность. Дело в том, что европейская ряпушка живет только в чистых глубоких озерах. Тогда причем здесь река? Еще труднее понять варианты "Ряпушка-пруд", "Ряпушка-болото", "Ряпушка- дом", "Ряпушка -поле". Надо признать, что однозначного ответа мы не знаем. Но у нас есть три версии.
Первая - этим словом в стародавние времена называли не совсем ряпушку или не только ряпушку. Соседи восточных финнов - саамы - называют ряпушку "Mojv" [мойув], что, согласитесь, близко к [муйэ]- [мойэ]. Но саамы называли этим словом не только ряпушку, но и молодь любой рыбы, или просто любую другую мелкую рыбу. И с этим значением это слово перешло в русский язык. Да, это всем известная рыбка "мойва". Если допустить, что именем "Muje" могли называть любую мелкую рыбу, то получается, что протока в дельте Невы была названа "Муя" потому, что в ней водилась только мелкая рыба. И это факт. Даже сейчас при большой глубине Мойки (до 3,5 метров) и хорошей проточности ее вод в ней почему-то живет только молодь рыбы, хотя в Неве, из которой эта речка вытекает, много крупной рыбы. Тогда можно предположить, что упомянутые выше "Муя-заливы" и "Муя-пруды" так названы, потому что в них большей частью обитает только мелкая рыба. Допустим, но тогда как быть с указанными в таблице финских географических названий именами, означающие "Муя-дом" и "Муя-поле"? На то есть второй вариант объяснения - слово "Муе" перешло в имя собственное. Финский словарь региональных слов указывает, что такое вполне возможно: "Muje - 1. Ряпушка (мелкая сиговая рыба); 2. Имя собственное". Получается, в Финляндии должны быть люди с именем или фамилией "Muje". Проверяем, - очень очень редко, но встречаются.
Тогда именем владельца или проживающего рядом человека можно объяснить слова "Муе-дом" и "Муе-поле", а также названия населенных пунктов без второго корня, просто "Muje". Тогда теоретически и сама речка может быть названа по имени основателя или владельца поселения на ее берегах. Хотя в русском языке практически всегда наоборот - селения и целые народы назывались по имени рек. Но, не забываем, что мы разбираем слово не из русского языка.
Есть и третья версия. Имя самой рыбки тоже в свое время что-то значило. Возможно именно это, пока скрытое для нас значение слова, было использовано при названии реки и других связанных с водой объектов в Восточной Финляндии. Для проверки этой версии попытаемся расширить географию поисков, и посмотрим, есть ли где-то еще реки, озера или другие географические объекты с таким названием.
И оказывается, что вторым ареалом использования этого имени является Восточно-Сибирский регион, и в частности Северное Прибайкалье и Бурятия.
Есть там и река "Муя" (приток Витима), есть Муя-озеро, и село Усть-Муя. В этом же регионе есть целый ряд других связанных с этим именем географических названий. Например, Муяканский и Северо-Муйский горные хребты.
Причем, ни у местных жителей, ни у лингвистов не возникает никаких трудностей с установлением значения и происхождения имени "Mуя" в данном регионе. В эвенкийском языке корень "му" означает "вода", а окончание "я" характерно для обозначения рек. Например, всем, наверное, известные реки Зея и Бурея.
Эвенки тысячелетиями населяли обширные территории Восточной Сибири, и на территории современной Бурятии эвенкийские гидронимы и топонимы встречаются повсеместно. Очень логично. Но тогда какая связь между эвенками и населением Восточной Финляндии? Между местами их современного проживания более 4-х тысяч километров, и их языки не только не родственны, но и относятся даже к разным языковым семьям. Оказывается, связь есть и самая прямая. Современная наука получает все больше и больше подтверждений, что прародиной финно-угорских народов являлась Сибирь. Вероятно еще в период неолита часть прапредков финно-угорских народов жила в Забайкалье по соседству с эвенками. И, несмотря на неродственность языков, в этот период между соседями происходило активное заимствование отдельных слов и названий. А по мнению лингвистов гидронимы могут оставаться неизменными в языке этносов несколько тысячелетий. В какой-то период истории финно-угорские племена начали движение на запад. Часть из них двигалась по северным территориям, постепенно расселяясь на них (коми, пермяки, саамы, вероятно часть карелы). Последняя волна переселенцев дошла вплоть до восточных и северных регионов современной Финляндии. Другие племена ушли из Забайкалья в регион верхнего Поволжья и Волго-Окского междуречья, где часть племен (мордва, меря, мурома) осталась и расселилась. Другая часть ушла далеко на запад (угры, они же мадьяры и венгры). Третья часть (сумь, емь, весь, чудь, водь, ижора и, вероятно, еще одна часть карелы) мигрировала на северо-запад Европы. По мере продвижения они оседали в Приневских, Приладожских и Прионежских землях, а затем и на большей части современной Финляндии.
Из этих волн переселенцев со временем сложились разные народы, с отличиями в культуре и языке. Не все слова одной народности, были понятны другой. Так, вероятно, произошло и со словом "муя". Оно когда-то перешло из эвенкийского в один из языков финно-угорской группы и в результате растянувшейся на тысячу лет миграции было перенесено в качестве гидронима на территорию Восточной Финляндии и Приладожье. Несколько озер и речек были названы этим именем. Примечательно, что упомянутая выше рыба ряпушка имеет два подвида - Европейский и Сибирский. Причем, сибирская ряпушка, в отличии от европейской живет как раз в речках, и в том числе и в речках Бурятии. Со временем это имя перешло на название рыбы, а также стало где-то личным именем какого-то местного жителя. Первоначальное же значение этого слова - "вода" - забылось. Во всяком случае оно стало непонятным для подавляющего большинства местного населения. Поэтому так и получилось, что, когда в самом начале 18 века началось строительство Санкт-Петербурга, имя речки знали и использовали, а его значение, скорее всего, никто уже не помнил.
Но это все наши версии. На сегодняшний день нет признанного наукой объяснения значения имени "Муя"или "Мья", которое носила одна из проток Невской дельты. Поскольку понимания не было не только у нас, но и в петровские времена, возникла устойчивая тенденция, направленная на изменение этого непонятного имени. К концу первой четверти 18 века эта речка стала все чаще и чаще называться "Мойкой". Первые упоминания этого нового имени фиксируются примерно с 1726 года. Это имя не было официальным, но устойчиво закрепилось в разговорной речи. А в 1797 году этому названию придали официальный статус. Новое имя так срослось с этой малой речкой, что неизменным дошло до наших дней.
Но и с новым названием оказалось не все так просто. Значение и происхождение этого слова также достоверно не установлены. Одни краеведы считают, что русскому люду надоело коверкать язык, вынуждено склоняя во время разговора непривычное им слово: мья, мье, мьи, мью. Поэтому со временем было случайно подобрано более-менее созвучное слово, оно и прижилось. Другие авторы согласны с трудностями произношения прежнего имени, но считают, что новое имя "Мойка" возникло не случайно, а в связи с нахождением на берегу этой речки в те годы государственных бань, называемых мыльнями. В результате по их мнению произошел смысловой переход, и речка стала называться "Мойкой". Прочие версии, включая мнение по этому вопросу известного знатока Санкт-Петербурга петровских времен А.И. Богданова, мы приводить не будем из-за их полной, по нашему мнению, оторванности от реалистичных доводов.
А пока подтвержденного научными аргументами объяснения нет, опять попробуем занять пустующее место своими версиями.
Внимательно просмотрев планы Санкт-Петербурга 18 века, находим что на некоторых из них, где-то примерно с 30-х годов этого века, название речки "Мья" заменяется на новое слово - "Мга".
Получается, что примерно через тридцать лет активного бытования в Санкт-Петербурге имени этой речки "Мья" оно стало трансформироваться не в одну, а в две новые формы - "Мойка" и "Мга". Это очень интересный и характерный момент. Используя это знание, попробуем найти аналоги этих имен на просторах речной системы России. Оказывается, ничто не ново под Луной. И буквально в 40 км выше по течению Невы имеются две речки. Одна из них - многим известная река Мга.
А вторая - это протекающая буквально по соседству с рекой Мгой малая речка Мойка.
Обе речки, в отличии от Мойки в дельте Невы, протекают по лесистой местности. Топей и грязи по их берегам не отмечено. Мга вытекает из Малуксинского озера. Лишь в самых верховья этих рек и их притоков есть болотистые участки. Поэтому их названия еще труднее связать с грязью и болотом.
Но самое примечательное, что местные старожилы еще помнят, что когда-то обе речки назывались одним и тем же именем - "Мья". Дошли до нас и шведские карты 17 века. На большинстве из них река Мга обозначена как "Мia" (в те времена это на шведском языке звучало как [мия]). В шведском военном архиве есть "Гидрологическая карта реки Невы" от истока до устья с промерами глубин, составленная в 1701 году шведским лейтенантом фортификации и топографом Карлом Ельдбергом (Carl Eldbergh). На этой карте река Мга обозначена как "Sto: Muyajoki" (Большая или Великая Муйайоки), а соседняя речка обозначена финским именем "Penie Mujаjoki", что, несмотря на ошибки (правильно - "pienie" и "Mujejoki"), означает по-фински "Малая Муя-река". А в месте впадения этих рек в Неву на шведских картах обозначено селение (без уточнения его вида), которое подписано "MujaSu". Это, опять с ошибкой, означает "МуяУстье" (по-фински "устье" - "suu"). Причем названия обеих рек написаны с использованием разных букв. Большая - с буквой "y:" или с буквами "ij" (трудно разобрать), а малая - с буквой "j". Не забываем, что карта составлена в самом начале 18 века шведом, поэтому ошибки с написанием слов по-фински понятны. А возможно, Карл Эльдберг и вовсе не пыталcя указывать эти названия на финском языке, а просто записал местные названия на слух буквами из шведского алфавита. Также, очевидно, поступали и другие топографы. И каждому из них эти названия слышались несколько по-разному.
Но кроме воспроизведения финноязычных вариантов этих названий на шведских картах встречаются и другие обозначения этих рек. Большая река (Мга) могла обозначаться как "Mga"[мга], "Mya"[миа], "Mia" [мия]; а малая (Мойка) - как "Mia" [мия] или как "Moi" [мои]. Иногда на шведских картах это по сути одно и тоже название приведено для буквально соседних топографических объектов совершенно в разном написании. Так, например, река Мга обозначена как "Mia", соседняя с ней речка Мойка указана как "Moi", а поселение между устьями этих двух речек, указано как "MgaOustie". Получается, что и шведские топографы 17 и 18 веков не понимали значения этого местного слова, давшего имена всем этим речкам и поселениям в этом районе, и использовали разные по написанию варианты одного и того же имени. Они не пытались заменить все эти названия аналогичным по смыслу именами на шведском языке, а чаще всего используемое ими для обозначения этих рек слово "Mia" не имеет смыслового значения в шведском языке. Встречались даже попытки европейских картографов 17 века представить его как имя собственное, в результате чего на ряде карт, изданных в Западной Европе, реку Мгу обозначали личным женским именем "Emia".
Похожая ситуация сложилась и с русскоязычным населением Приневских земель. Если когда-то и были местные русские люди, которым название обеих речек "Мья" было знакомо и привычно, то с появлением большой волны русских переселенцев после отвоевания этих земель у шведов, уже мало кто понимал эти имена. Так получилось, что большинство населения начала 18 века не только забыло значение этого слова, но и не улавливало его правильного произношения. Очень долго такая ситуация продолжаться не могла. Поэтому возникли объективные предпосылки для изменения названий этих речек. И если Большая Мья вероятно достаточно давно превратилась в Мгу, то Малая Мья поменяла свое прежнее имя на новое - Мойку - скорее всего на рубеже 17 и 18 веков. В результате в верховьях Невы две речки с одинаковым именем "Мья" со временем стала речками с разными названиями. Одна - стала Мгой, а вторая - Мойкой. И почти тоже самое произошло и в дельте Невы, но с одной речкой. Мы не знаем, сколько веков она носила это имя. Но буквально за 30 лет активного использования имени "Мья" в условиях разрастающегося города, оно превратилось в два новых варианта - "Мга" и "Мойка". В дельте Невы вариант "Мойка" лучше закрепился в разговорной речи, а потому со временем победил другой, альтернативный вариант. В результате название "Мга" исчезло из обихода и карт Санкт-Петербурга, а имя "Мойка" дошло до наших дней. Следовательно, ни случайное созвучие, ни смысловые аналогии с мытьем не являются причинами перехода от имени "Мья" к имени "Мойка". Значит, существуют некие лингвистические механизмы, вызывающие трансформацию слова "мья" как в слово 'мга", так и в слово "мойка". Попробуем их вычислить.
Мы не знаем, каким было первоначальное слово, использованное местным населением для обозначения всех этих речек. Было ли оно как в финском языке двухкоренным по принципу "Муяречка", или сразу самостоятельным - просто "Мья","Муя", "Мыя" или как в карело-финском диалекте - "Muje". В уже упомянутой новгородской Переписной окладной книге Водской пятины за 1500 год есть с таким именем и река -"Мыя реца" и поселение с именем "Мья".
Получается, что в русском языке уже очень давно (как минимум 500 лет назад) образовались самостоятельные слова с корнем "мья", которые могли использоваться не только в качестве гидронима без жесткой привязки ко второму корню или слову "реца-река", но и как отдельный однокоренной топоним. А дальше происходит, вероятно, следующее. По мере того, как за давностью лет большинство местного населения утратило понимание первоначального значения имени "Мья-Муя", оно заменяется на близкое по звучанию русское слово "мга". Это слово сейчас практически не употребляется. Мы его встречаем только на страницах очень старых книг. А раньше оно было всем известно и активно использовалось. Оно означает густой туман, сильную морось, мелкий, но очень плотный дождик, заряд мокрого снега и прочее, когда погодные условия вдруг резко ограничивают видимость до нескольких метров. Не исключено, что именно от этого слова произошло современное слово "мгла".
Но возможен и несколько другой вариант. Переход от "Мьи-Муи" в "Мгу" в русском языке мог произойти не напрямую, а через значительно более известное карельское слово "Maa"[маа]. Мы его разбирали в начале этой части статьи. Коренному населению этих мест ижоре, как и их русским соседям, было непонятно имевшее корни в восточно-финских (северо-карельских) диалектах имя "Мья-Муя", поэтому они попытались его осмыслить как более часто встречающееся в диалекте местных (южных) карел слово "мaa" и стали именно так называть эту реку. Во всяком случае на какой-то период на картах Ингерманландии появляется именно такое обозначение реки, бывшей прежде "Мьей-Муей"(Большой), а потом ставшая "Мгой". Но для русскоязычной части населения этих земель слова, подобные по произношению [маа], были совершенно не характерны. Поэтому имя "Маа" очень быстро было заменено на более приемлемое по произношению для русского населения слово "Мга".
Возможность указанных выше переходов от одной формы слова к другой, или даже замены одного слова другим, пусть оценят лингвисты. А нам обе эти версии представляется вполне рабочими. Если допустить, что это так, остается вопрос, почему вторая речка стала не Мгой, а Мойкой? На этот счет у нас есть аж три версии. Но они настолько увязаны между собой, что мы не будем их делить на первую, вторую и третью, а изложим в виде общего блока рассуждений.
Начнем с того, что Мга достаточно протяженная река. На ней кроме финских и ижорских деревень было и значительное количество русских поселений. Выходцы из Новгородских и других глубинных русских земель жили на берегах этой реки сотни лет. Русское влияние привело к тому, что имя "Мья" перешло в более понятное русскоязычным людям имя "Мга". А вторая Мья - очень маленькая речка. На ней в конце 17 века компактно жили выходцы из восточных регионов Финляндии. Их туда в 17 веке насильственно переселили шведы. В период шведского господства над Приневскими землями местное русское, ижорское и карельское население стало активно изгоняться шведскими властями за сохранение православия и явные пророссийские настроения. А на их место переводились сотни семей из Восточной Финляндии. Даже появилось специальное слово, обозначающее таких переселенцев. По столице провинции своего первоначального проживания (город Саво) они стали называться "савакотами" (фин. savakot, savolaiset). Они были выходцами из Восточной Финляндии и являлись как раз носителями того диалекта финского (или карельского) языка, в котором сохранились названия с корнем "muje". Поэтому они продолжали называть свою речку понятным и привычным им названием "Mujejoki" [муйэйоки]. При быстром произношении это название нефинскоязычным человеком воспринимается на слух как [мойоки] или что-то похожее. Попробуйте сами. А от этого слова до "Мойки" один шаг. Не исключен и другой вариант. Раз савакоты сохранили в своем языке слово "muje", они могли сохранить в своей памяти и как называли их далеки предки малые речки. Уже упомянутая река Муя в современной Бурятии имеет приток, носящий имя "Муякан". Это название переводится как "Малая Муя" или "Малая вода". В эвенкийском языке суффикс "-кан" имеет уменьшительное значение, эвенки с его помощью обозначали именно малые реки. Финно-угорские племена могли заимствовать у соседей эвенков не только слово "муя", но и его уменьшительную форму -"муякан", и принести его в результате миграции тысячелетней давности на земли Приневья. В этом случае савакоты Малую Мую вполне могли называть не на финский манер - "Муяйоки", а по традициям своих предков - именем "Муякан", которое по звучанию ближе к "мойакаан". И тут тоже один шаг до "Мойки".
Однако, возможно (и это третья подверсия), что приход в эти земли в 17 веке савакотов оказал на топонимистику региона меньшее значение. И изменения в имени этой малой речки произошло под влиянием лингвистических тенденций исключительно русского языка. За этой речкой уже достаточно давно закрепилось название "Мья-Муя-Мыя" без добавок типа "-речка", "-йоки" или "-кан". А дальше, поскольку первоначальное значение этого слова со временем забылось, оно стало восприниматься как чужеродное, и для его возвращения в круг привычных русских слов оно прошло народную славизацию (адаптацию к русскому языку). Для этого в нашем языке используется ряд суффиксов, с помощью которых непонятные по значению местные топонимы или гидронимы, с неизвестными к тому же правилами склонения, превращаются во вполне приемлемые в обиходе русские названия. Один из таких - это суффикс "-к(а)". Он часто используется для этих целей из-за своей универсальности. Он может быть присоединен к корню слова, к другому суффиксу и даже к полной форме первоначального слова. Иногда при присоединении этого суффикса для благозвучности конечные буквы местного топографического названия утрачивались или заменялись на несколько иные по звучанию. С помощью этого суффикса можно практически любое непонятное слово из других языков переделать в свободно употребимое в русском разговорном языке. И это не только в теории. При освоении Сибири с использованием этого суффикса было адаптировано к русскому языку огромное количество местных диалектных названий рек и элементов ландшафта. Кроме функции славизации слов из других языков этот суффикс имеет другие лексические функции, в том числе придает словам минутивное (уменьшительное), а иногда и несколько уничижительное (пренебрежительное) значение. С его помощью обозначается более мелкий (малый) объект, к которому называющий его относится без особого почтения. Простыми примерами применения этого суффикса служат слова "гора-горка" составе сложных топонимов или гидронимы: "Нева - Невка". При этом суффикс "-к(а)" может выполнять как только одну из указанных выше лексических функций, так и две, и даже все три одновременно. В нашем случае этот вариант мог выглядеть так: к непонятному имени "Муя" добавляется суффикс "-к(а)". Наличие нескольких вариантов написания первоначального имени в русском языке "Мья-Муя-Мыя", говорит о том, что наш язык так и не уловил и жестко не зафиксировал произношение гласного звука после "M". Очевидно, что варианты "Мья-ка","Муя-ка" и "Мыя-ка" не могли закрепиться в русском языке. В этом случае вполне допустима замена нечетко воспринимаемого на слух гласного звука и переход без промежуточных форм сразу к произношению "Мой-ка". Аналогичные примеры такой трансформации слова легко находятся в русском языке. Возьмем для примера очень близкую по звучанию, но отличную по семантическому значению пару слов "мыть - мойка". Здесь также произошла замена гласной. При этом нет оснований считать, что из "Мьи" получилась "Мойка" лишь по аналогии с "мыть-мойка". Между этими парами нет ни смысловой, ни корневой взаимозависимости. Между этими двумя вариантами изменения слов есть связь только в виде одинаково работающего лингвистического механизма. Другие слова претерпевают такие же изменения. Какой бы из указанных вариантов перехода первоначального местного имени малой речки в новое имя - "Мойка" - не считать предпочтительным, последний шаг в закреплении этой трансформации мог произойти с помощью переписчиков государевых тягл или топографов. Переписчики владельческих прав на земли и крестьянских податей в этих землях в стародавние времена были из Новгорода, а потом из Московских приказов. Русские топографы, прибывшие в этот регион после отвоевания данных земель у шведов, тоже не были местными жителями. Многие названия были им незнакомы и непонятны. Большинство из них записывалось просто на слух. При этом переписчики податей или топографы пытались некоторые имена по своему осмыслить и адаптировать к записи на карте или в окладных книгах. Например, услышав имя речки "Мойя", они весьма вероятно могло записать его как "Мойка". Не исключено, что именно этот процесс нашел свое отображение на первой подробной (попытки "географических зарисовок" были и ранее) русской карте Ингерманландии, представленной секретарем сената И. Кириловым (гравировщик Алексей Ростовцев) после освобождения Приневских земель от шведского владычества.
Карта датируется 1727 годом. На ней изображена река Нева и впадающая в нее река Мга. По соседству с ней указана и малая речка, а на ней хутор. До этого на шведских и голландских картах и эта река и это поселение чаще всего обозначались именами "Mia"[мия] или "Moi"[мои]. А на составленной русскими топографами карте 1727 года хутор подписывается названием "Моi-ка". Не забываем, что раньше в русском языке было два несколько различных звука [и], обозначаемых в письме разными буквами - привычной нам буквой "и" и буквой "i". Получается, что составитель карты при работе на местности записал, а затем перенес на карту новый вариант имени - "Мойка". Таким же именем на этой карте обозначается и речка, на которой стоит этот хутор. При этом, очевидно для закрепления правильного произношения этого названия, имя речки записано уже в звуковом варианте - [Мо"ка]. Эта и есть та самая Малая Мья, Муя, Муейоки, которую мы разбирали выше. Создается впечатление, что составитель карты пытался уловить правильное звучание этого слова, поэтому указал его не только буквами, но и "в озвучке". И он остановился на варианте с буквой "O" и добавлением суфикса "-к(а)". Однако не исключено, что переход к имени "Мойка" мог произойти намного раньше, а составителем карты он был только зафиксирован. В результате по крайней мере с 1727 года эта речка в верховьях Невы стала обозначаться на картах как "Мойка". Буквально через несколько лет название малой речки по соседству с рекой Мгой в виде написания "Мойка - Moika" закрепляется уже и на картах самых солидных европейских издательств. Название поселения на этой речке, державшееся дольше речки под именем "Мья" (у шведов и голландцев -"Mia"), также начинает на всех картах обозначаться как "Moika".
Таким представляется нам вероятный механизм перехода к дошедшему до наших дней произношению названия этой малой речки.
Остается выяснить, почему это переход произошел не только с именем речки в верховьях Невы, но и с именем одноименной речки в ее дельте, нашей петербургской Мьей-Мойкой.
Можно допустить, что второе новое имя - "Мга" - в дельте Невы также сложилось по одному из указанных нами выше механизмов, но сугубо в канцелярской среде. А имя "Мойка" сформировалось явно в разговорной речи. И тут можно рассматривать опять два варианта трансформации имени "Мья" в имя "Мойка". Первый - в русской разговорной среде образуется новое имя, просто созвучное с первоначальным местным вариантом произношения этого имени. Второй - происходит адаптация первоначального имени, заимствованного из диалектов неславяноязычных народов, к употреблению в русском языке с помощью какого-либо суффикса.
Посмотрим на период появления первых упоминаний имени "Мойка" для речки Мьи в устье Невы. Это примерно 1726 год. С чем связан этот период? Дело в том, что в 1718 году принудительный труд пригоняемых по трудовой повинности крестьян и работных людей признается неэффективным. Практически все работы переводятся на добровольный подряд. К тому же к этим годам Санкт-Петербург разрастается и обживается. Он становится привлекательным для проживания и заработка. В город стекается большое количество финнов, ижоры и карелов из близлежащих земель. Даже, если большинство из них не знало значения ни русского слова "Муя", ни карело-финского его варианта "Muje", они могли восстановить в своей речи его до привычного для них названия любой реки со вторым корнем "-йоки". Это могло произноситься и как [муйайоки], и как [мойэйоки], и как [мойайоки]. Лингвистические процессы ускоряются при скоплении большого количества людей и при их ежедневном активном общении. В те годы на стройках Санкт-Петербурга трудились бок о бок русские, финны, ижора, карела. Они не могли делать общую работу, не общаясь между собой. Так в результате восприятия русскими людьми на слух произносимого финнами, ижорой и карелой слова, произносимого скорее всего как [мойайоки] появилось имя "Мойка". То есть тот же процесс, что и с топографами и переписчиками податей в верхнем течении Невы, записывавших местные названия на слух. Просто русскому человеку это карело-финское слово так слышится. И это новое имя "Мойка" оказалось для большинства населения города более приятным для слуха и легче употребимым, чем непонятное "Мья" или короткое и резкое "Мга". Так вариант имени "Мойка" побеждает два других варианта названия реки и начинает бытовать среди всех слоев городского населения, дойдя неизменным в этом виде до наших дней. Эта первая версия. А вторая версия, как и выше с речкой Мьей в верховьях Невы, - адаптация заимствованного из другого языка слова с непонятным значением с помощью суффикса "-к(а)". На карте Санкт-Петербурга мы находим, без преувеличения, огромное количество топонимов и гидронимов, образованных с помощью этого суффикса. 90% названий речек Санкт-Петербурга образовано с помощью суффикса "-к(а)": Фонтан-ка, Карпов-ка, Жданов-ка, Смолен-ка, Камен-ка, Крестов-ка, Волков-ка, Славян-ка, Чернав-ка, Мурзин-ка, Монастыр-ка, Глухар-ка, Чухон-ка, Емельянов-ка, Тараканов-ка, Иванов-ка, Дудергоф-ка, Екатерингоф-ка, Лигов-ка, Пряж-ка. И даже сама Нева не избежала этой участи - пару ее рукавов стали называться Невками (Большая и Малая). Лишь примерно в трети этих названий добавление суффикса "-к(а)" было применено с целью славизации. В указанных выше названиях речек больше корней финских и ижорских слов, чем на первый взгляд кажется. Но зато практически всем этим новообразованным словам этот суффикс придал уменьшительное и несколько пренебрежительное значение, ведь все эти названия принадлежат небольшим рекам и речкам, а не значительным водным магистралям. Несомненно также, что этот суффикс придает образованным с его помощью словам и названиям элемент просторечности. Судя по преобладающей доле названий петербургских рек с такой формой словообразования, скорее всего именно этот лингвистический механизм (суффиксальный) привел к превращению прежнего имени речки "Мья" в Санкт-Петербурге в новое, дошедшее до наших дней имя - "Мойка". И никакие другие варианты - по созвучию или по смыслу - тут не причем.
Вот такая версия. И именно этот, изложенный последним, вариант перехода от "Мьи" к "Мойке" представляется нам наиболее вероятным. Но мы постарались разобрать все кажущиеся нам возможными версии. Как говорится, на суд читателей.
Теперь же вернемся к самой живой речке, почти забытой нами за длинными лингвистическими рассуждениями.
По дошедшим до нас отзывам современников Мья (Мойка) впервые годы существования Санкт-Петербурга была мелководной, с медленным течением и топкими берегами. Такое ее состояние было вызвано тем, что она протекала по низменной переувлажненной местности в дельте большой реки (Невы). Но такой эта речка, оказывается, была не всегда. В первой половине 17 века она была достаточно живой и хорошо проточной. По ее берегам селились люди, которые явно не выбрали бы для своих жилищ топкие берега глухой протоки. На речке самым негативным образом сказались невские наводнения конца 17 века - начала 18-го века. Нам известны наводнения 1698, 1703 и 1708 годов. На шведских картах до 1695 года речка Мья обозначена достаточно широкой и вытекающей из Безымянного ерика (реки Фонтанки).
Но к 1710 году место истока Мьи настолько забилось илистыми наносами, принесенными последними наводнениями, что река практически потеряла свое русло. Когда в 1710 году начались работы по осушению трассы под будущую дорогу от Адмиралтейства к Новгородскому тракту, было зафиксировано, что Мью и Безымянный ерик отделяет 200-метровая перемычка из принесенного наводнениями ила. Вода Безымянного ерика просачивалась сквозь эту запруду и давала питание речке Мье. Визуально получалось, что Мья вытекает не из Безымянного ерика, а из небольшого болотца в районе южной оконечности современного Летнего сада. На самом же деле ее питала все та же вода Безымянного ерика. Поэтому при первоначальных осушительных работах в 1711-1712 годы первом делом была прорыта эта перемычка, и Мья, как и прежде, стала свободно вытекать из Безымянного ерика. Такое положение дел сохранилось до наших дней. Затем русло Мьи очистили от ила и углубили. Для усиления ее течения были прорыты несколько каналов, соединяющих ее с Невой (точнее Большой Невой) - Лебяжий (1711-1712, теперь Лебяжья канавка), Красный (1712-1713, закопан примерно в 1780 году), Зимнедомский (1718-1719, теперь Зимняя канавка), Крюков канал (1719-1720 гг.).
Около двадцати лет после основания Санкт-Петербурга Мья (Мойка) считалась границей города. Первые годы ей не уделяли практически никакого внимания. Но по мере того, как на ее берегах стали строиться особняки царских сподвижников, обращенные лицом в этой речке, ее значение существенно изменилось. На берегу Мойки у самой переправы в 1719 году было построено здание нового Мытного двора. Он же стал и Гостиным двором. То есть в нем не только собирали государственные и городские пошлины за ввоз товаров в город и за торговлю ими, но и были торговые ряды, где товары непосредственно продавались-покупались. Поэтому берега Мьи уже не могли оставаться дикими и неухоженными. По велению Петра I при прокладке трассы новой перспективной дороги русло Мьи (Мойки) расчистили и углубили, а затем укрепили и ее берега. Вдоль каждого из них выли вбиты сплошным рядом деревянные сваи, которые обшили шпунтованными досками. По берегам были устроены деревянные тротуары и перила. Мья стала не только весьма прилично (по тем временам) выглядеть, но и стала судоходной - по ней стали активно ходить лодки, небольшие баржи и даже парусные барки. Один из первых краеведов Санкт-Петербурга Андрей Иванович Богданов писал об этом периоде: "...по ней всякие суда с великим грузом ходят свободно, и сию реку более может всяк почесть за нарочно сделанный канал".
Другие жители города тех лет позже вспоминали, что вода в Мойке в последующий за этими работами период была подобна по чистоте и вкусу невской.
К сожалению такое ее состояние поддерживалось лишь при жизни Петра I. Со временем деревянная обшивка берегов и набережные стали ветшать и приходить в негодность. А новые императрицы и императоры Мойке, как и другим водным артериям Санкт-Петербурга должного внимания долгое время не уделяли. В 1727 году Петербургский градоначальник генерал-аншеф Христофор Антонович Миних докладывал Сенату: "При Фонтанной и Мье речках и при каналах сваи, доски, брусья и щиты испортило и многие погнили и землю водою вымывает, от того водоемы заносит... и речки в такую худобу приходят, что занесло половину, от чего проход и мелким судам весьма с трудностью...". Однако долгие годы проводимые работы по укреплению берегов Мойки можно назвать полумерами. Русло Мойки в очередной раз полностью расчистили и углубили лишь в 1736-1737 годах. Но несколько сильных наводнений второй половины 18 века (22 октября 1752 года, 20 ноября 1764 года, 10 сентября 1777 года, 29 сентября 1788 года) окончательно разрушили деревянную облицовку берегов речки, в результате чего ее прежде вертикальные берега оплыли. Так ранее судоходная речка снова превратилась в протоку с мутной водой. Лишь в 1798 году Мойку в очередной раз чистят от сгнивших свай и остатков укреплений берегов, углубляют русло до судоходных значений, и приступают к сооружению гранитных набережных. В качестве оснований были забиты новые просмоленные дубовые сваи, поверх них по "головкам" был уложен брусчатый ростверк и стена из бутовой кладки с последующей массивной гранитной облицовкой. Через определенные расстояния были сделаны также из гранита крутые лестничные спуски к воде в местах причаливания лодок. В несколько этапов к 1811 году эти работы были завершены По левому берегу от Мало-Конюшенного моста до современного Английского проспекта и по правому берегу от этого же моста до Крюкова канала река Мойка была одета в гранит.
Получив гранитные набережные, Мойка приобрела солидный вид. Но вода в ней продолжала считаться "третьесортной" по сравнению с водой из Невы (самой чистой) и из Фонтанки (чуть хуже). Водовозам было запрещено доставлять воду из Мойки для питья и приготовления пищи горожан. Известный краевед Иван Ильич Пушкарев в 1843 году писал: "Вода в Мойке мутна, неприятна для вкуса и издает от себя иногда даже дурной запах..." Городские службы с этими проявлениями боролись как могли, но окончательно воды реки полностью очистились лишь после сооружения по всему городу централизованной канализации. В наши годы течение в Мойке достаточно ощутимое, вода в ней не кажется сильно мутной и ничем "дурным" не пахнет, но вряд ли кому придет в голову ее пить даже кипяченой.
О других реках и каналах, пересекаемых Большой перспективной дорогой (нынешним Невским проспектом), и о сооруженных мостах через них, читайте в следующих частях нашей статьи.
******
Источники использованной информации, карт и изображений указаны в первых частях нашей статьи, в подписях под иллюстрациями или по ходу текста.