Выездное заседание бюро Чаунского РК КПСС в одном из горняцких посёлков.
Григорий Иоффе
С ноября 1985 года по конец 1988-го мне довелось работать редактором газеты «Полярная звезда» на Чукотке, в самом северном городе страны — Певеке. Годы были, полные романтики. Много поездок, командировок: и внутри района на редакционном уазе, и куда подалее — но уже по воде или по воздуху.
Впрочем, и внутри нашего Чаунского района были варианты. До оленеводов приходилось добираться вертолетом, а на остров Айон — лететь на Ан-2 либо тащиться несколько часов на гусеничном тягаче по льду Чаунской губы. Горняцкие поселки и карьеры, где добывали золото и олово, старательские артели, оленеводческие стойбища, Магадан, Анадырь, месячное плавание на ледоколе по Северному Ледовитому океану —таковы были наши маршруты…
На льду Чаунской губы. Фото Александра Нестеренко
Но было у той романтики и внутреннее наполнение, связанное с веяниями времени. Начиналась незримая, можно сказать, подпольная борьба общества за те благословенные свободы, о которых мы так мечтали в советской стране и которые в полной мере «обрели» сегодня.
В эту новую борьбу пресса вступала по-ленински — как организатор и агитатор, вполне сознавая как опасность подобных действий, так и свою меру ответственности перед обществом. Были мы тогда еще людьми общественными, а руководившие нами партийные органы, райкомы, обкомы и совсем уже заоблачный ЦК оставались ещё в полной силе. Продвигаясь шажок за шажком на пути к освобождению от партийного диктата, мы и представить себе не могли, что всего лишь через несколько лет не будет ни Советской власти, ни ведущей и направляющей, любимой народом Коммунистической партии.
Именно это время, представляется мне, было пиком качественной журналистики. Осознав, что мы ввязываемся в борьбу, название которой еще трудно было сформулировать, мы не имели права на ошибки, точный факт и безукоризненная система доказательств были нашим главным оружием. Плюс корпоративная солидарность.
Осень 1987 года. В Ленинграде (а я бывал в отпуске, в отличие от многих северян, ежегодно, и видел, что тут происходит) еще полный застой. «Полярная звезда», райкомовский орган, публикует отчёт с партийного собрания на прииске «Красноармейском». Отчёт как отчёт, если бы…
В работе собрания принимал участие инструктор промышленного отдела райкома по фамилии Васечко, симпатичный парень, бывший комсомольский секретарь этого же прииска. Не помню уже, какие конкретно райкомовские идеи продвигал, выступая на собрании, Васечко, но они явно шли вразрез с идеями перестройки. Мимо чего не смогла пройти присутствовавший там же наш несгибаемый корреспондент Нина Михайлова.
Несмотря на свою постоянную житейскую озабоченность, Нина была особой, не склонной к компромиссам. Отчёт получился обстоятельный, на две трети газетной полосы, с точно выверенными формулировками, и один из абзацев был посвящен ретрограду Васечко. При том, что даже намеки на критические замечания в адрес любого работника вышестоящего партийного органа тогда еще были немыслимы. Всё, что подчиняется райкому — без проблем, сам РК — табу. Один из принципов партийной печати.
Никакой артист не сыграет состояния той истеричной ярости, той естественной и откровенной убежденности в правоте своего святого дела, с каким набросился на меня в день публикации отчёта первый секретарь райкома товарищ Емонтаев. Подобного накала страстей я в своей жизни больше не наблюдал. Его трясло, он побагровел, нижняя челюсть дергалась и, казалось, вот-вот отвалится. До сих пор не пойму, как не хватил его удар, когда он орал на меня в своем кабинете, собрав для острастки остальных секретарей.
Но сделать-то он ничего не мог. В газете всё было изложено точно, налицо перегиб в линии проведения перестройки, поводов для оргвыводов, вынесения вопроса на бюро райкома тоже нет. Да и бюро уже не совсем то, в нём уже есть два-три человека, которые не всегда голосуют по системе «единогласно». Оставался один клапан — эмоции, попытка надавить и запугать. Разговаривать в таком тоне было бессмысленно.
Я развернулся и ушел в редакцию. Собрал ближайших соратников, пригласив и собкора «Магаданской правды» по нашему району Олега Ордановского, в недавнем ещё прошлом — заведующего отделом писем «Полярки». Олег-то и предложил: а давайте перепечатаем материал в «Магаданке». И через неделю, слово в слово, статья за подписью Нины Михайловой появилась в областной газете.
В райкоме, конечно, все поняли, и больше к этому вопросу возврата не было. Обида была отомщена, но не это главное. Главное, что в нерушимой стене партийной неприкасаемости, во всей царившей системе появилась ещё одна, маленькая трещинка (которую, кстати, рядовые читатели даже не заметили). А представьте себе, что бы было, если бы Михайлова где-то что-то не точно процитировала, неверно расставила бы акценты, а мы — заместитель редактора, отвечающий за партийную тематику, Владислав Глушко, и редактор, не перепроверив, не переговорив подробно с корреспондентом, дали бы все это на полосу…
В старательской артели «Гранит», 1987 год. Третий справа – Олег Ордановский. Фото Александра Нестеренко
И ещё один пример из тех же времен, когда два главных перестройщика — Горбачёв с Лигачёвым — объявили войну народу под названием «антиалкогольная кампания». Пить стали меньше, но что? В лучшем случае самогон, в худшем — одеколон и политуру. Смертность от отравлений, травм и увечий в несколько раз превысила смертность от алкоголизма. Спиртное продавалось по талонам. В винных магазинах шли бои. В Певеке, например, на 12 тысяч жителей был всего-навсего один магазин, где можно было отоварить талоны. Люди ползли к заветной двери по головам мёртво стоящей очереди.
Мы терпели-терпели — все-таки все журналисты были, как полагалось, членами «Общества трезвости» (хотя от талонов никто из нас не отказывался), — и дали фельетон: с довольно ярким описанием винной очереди, с эмоциональной прямой речью страждущих. Конечно, фельетониста известинского или крокодильского уровня у нас не было, но удар пришёлся в цель. И имел эффект бомбы: ведь газету в районе читали в каждой семье. Её тираж был 12 000 на 36 000 жителей.
На этот раз Емонтаев сам связываться с газетой не стал, перепоручив разбирательство секретарю по идеологии Лидии Ефимовне Юркевич, нашему, так сказать, куратору.
— Мы где-то ошиблись, что-то описали не так? — спросил я, выслушав гневную отповедь (а в душе посмеиваясь: муж Л.Е. был простым рабочим в порту, и уж кто, как не он, отоваривал семейные талоны; более того, однажды, во время выездного заседания бюро райкома на острове Айон я, хоть и по чуть-чуть, пил водочку вместе с Емонтаевым и другими членами…).
— Всё так, но вы же член бюро, Григорий Аркадьевич, вы же должны понимать…
И тут, как песня, прозвучала высшая похвала, ставшая своеобразн6ым итогом моей многолетней журналистской деятельности, хотя уставшая от жизни и борьбы за идеалы Лидия Ефимовна думала, наверное, что убьёт меня этой фразой наповал.
— А вы подумали, на кого вы работаете? Вы на обывателя работаете, Григорий Аркадьевич! — сказала, как припечатала, Лидия Ефимовна.
И весь год потом, до очередной отчётно-выборной конференции, на которой обнаглевшие избранники народа прокатили при выборах в райком почти всех секретарей, начиная с Емонтаева, райкомовцы при каждом удобном случае радовали меня этой ставшей крылатой фразой. Лишь её автора партийный народ при выборах пожалел — Лидии Ефимовне оставался год до пенсии…
Кстати, Николай Васильевич Емонтаев запомнился в Певеке тоже благодаря афоризму. На Севере ведь как бывает: завезут вдруг какого-нибудь невиданного продукта столько, что всему району за год не съесть, — и лежит он себе в магазинах, пока не протухнет или продастся за бесценок. Так случилось и с развесной минтаевой икрой, о которой ранее никто слыхом не слыхивал. Икру эту народ тут же и прозвал «емонтаевой»…
Реклама полна неожиданностей!