Артур

1

Привет, меня зовут Артур, мне 26 лет, и я счастливый отец большого семейства. У меня трое детей: Ева, Ира и Артём. Живём мы в небольшой деревушке в самом сердце Сибири, живём счастливо и дружно, хоть и без мамы. Моя жена и мать моих детей ушла от нас, когда Артёму ещё не было годика. Я так любил свою Катюшу, что искал её ещё несколько следующих лет, но всё было бесполезно. Только однажды мне удалось её встретить, было это прошлым летом. Я сидел в автобусе, который уже выезжал из районного центра в мою деревушку, я всегда сажусь у окна, люблю смотреть, как здания побольше сменяются домиками поменьше, а маленькие домики сменяются дикой и в то же время такой спокойной природой. Автобус заходил в поворот с центральной улицы на выездную и тут я увидел её, Катю, мою милую Катю, она шла вдоль дороги с каким-то грязным, щетинистым мужиком, в зубах у неё была сигарета, а у него в руках чекушка водки и на её лице я видел то, что не видел за четыре года нашей совместной жизни. Счастье. Тогда я понял, что Катя нашла себя, нашла не самое хорошее и правильное, но всё же своё место в жизни.

Я не работаю, да и никогда в своей жизни не работал, как и мои родители, как и их родители. «Ты – цыган, в твоих жилах течёт кровь свободная, вольная, непокорная, твой отец не работал, твой дед не работал, и ты работать не будешь» - так говорила мне дай (мать). Овощи можно посадить и вырастить, заблудшую овечку можно загнать к себе в стойло, да и мир не без добрых людей, попросим – помогут, благо все цыганские дети умеют громко и естественно плакать. Особенно большой улов, когда ходим просить помощь со старшенькой Евой, она инвалид, ходит с костылями. Не знаю, как этот недуг называется по – умному, в школе я так и не выучился, но врачи говорят, что кости у неё хрупкие. Не подумайте, я не плохой человек, просто у меня жизнь такая, цыганская.

2

Так вот, живём мы счастливо и дружно, иногда бывает тяжело, но справляться со всеми тяготами мне помогает дай. Моя дай очень мудрая женщина, что бы она не сказала – всегда остаётся права, это как сейчас модно говорить, цыганские фокусы. Даже когда я привёл домой Катю, дай сразу сказала, что бросит меня моя любимая, что только проблемы у меня с ней будут, но я уже не мог без Кати, ведь у нас была такая история любви.

Как сейчас помню, мы с моим старшим братом Кантемиром решили мясца раздобыть, так нам сильно шашлыка захотелось. Воровать у себя в деревне рисково, сразу на нас подумают, стереотипы, черт бы их подрал.

Пошли мы на речку, лодку искать, чтобы в Клюковку, на другой берег сплавать. Ночь, ничего не видно, на ощупь нашли лодку, плывём и уже такие радостные, что мяско раздобудем, что песни во всё горло орём, наши, цыганские. Доплыли за пару минут, взяли с собой заранее приготовленную плотную верёвку, лодку оставили под деревом, чтобы такие как мы, только местные, к нам в Хорошаево за мясцом не отправились.

Пошли по дворам, у всех то заборы высокие, то собаки злые и тут видим домик, такой по-женски уютный, и ни собаки, ни забора, видно, что в доме мужика нет.

- Ну, это наш вариант. - Сказал Кантемир.

- Да, либо бабка старая тут живёт, либо баба одинокая. - Ответил я.

Пригон долго искать не пришлось, из – за угла послышалось знакомое блеяние.

«Ну, судьба точно на нашей стороне» - подумал я.

Поймать барана дело не хитрое, особенно если имеется опыт. Связали копыта, помог Кантемиру закинуть тушу на плечи.

Я выходил из пригона первым, ночь встретила меня звёздным небом, красивым и ясным. Первое, что я почувствовал – было чувство восторга, второе – чувство боли в области затылка, третье – забвение. Очнулся я от криков Кантемира вперемешку с блеянием барана. Кантемир лежал на земле, баран под Кантемиром, а над ними заведя руку с поленом за голову, стояла тучная, полная фигура девушки. Это была она – Катя. Такая сильная, такая красивая, и в то же время такая страшная. Такой Катя мне и запомнилась на всю жизнь и до сих пор, вспоминая о ней, я вижу звёздное небо, свет луны, а в её свете, как в свете прожектора, страшную, но в то же время такую красивую Катю.

Я не помнил, как оказался дома, да и это было совсем не важно. Я помню только как проснулся следующим утром и всё, что меня тревожило на тот момент – Катя. Она никак не выходила у меня из головы. Звёзды, луна, Катя, полено – это всё, что было у меня перед глазами. Я сразу понял, что я должен сделать. И вот я уже плыву на лодке, рядом, завёрнутый в тряпки, лежит букет полевых ромашек. Долго искать дом мне не пришлось, ноги сами вели меня.

Дома, много домов, все похожи как один. И только Катин без калитки, без мужской заботы, как будто меня ждёт.

- Хозяйка! - крикнул я.

- Есть кто дома? – не переставал я. – Хозяйка!

Я трезво и отчаянно знал, что пока я её не увижу – не уйду отсюда.

Послышались отдалённые неспешные шаги, которые становились всё ближе и ближе для моего слуха. Улыбка сама нарисовалась на моём лице, я не мог себя контролировать.

- Кого чёрт принёс? – сказала Катя, открыв дверь. – А, ты, ворюга, ну-ка пошёл вон отсюда. Тебе вчера что, мало было? Добавить?

- Не ругайся хозяйка, я извиниться пришёл. – Сказал я, так и не спрятав свою дурацкую улыбку и протягивая букет ромашек.

- На кой черт мне твои извинения и твой веник!? – Прокричала Катя. – Пошёл вон отсюда!

Она схватила букет и огрела меня им по спине. Такая она уж у меня, своенравная.

- Я тебе такие букеты каждое утро приносить буду, хозяйка. – Крикнул я убегая. – Пока ты меня не простишь.

Как словом, так и делом, 2 недели каждое утро счастливый, на лодке, с букетом ромашек, по шее получу и обратно домой. Пока однажды на чай меня не позвала. А там со временем и калитку поставили, и забором дом обнесли, и зажили. Вот так всё начиналось. Вот такие чувства, вот такая любовь.

3

Поговорим о рабочих моментах. Я никогда не любил слово «попрошайничать», это слово унижает меня и мой народ. Мне больше по душе «просить помощи», тем более много мы не требуем, нам бы с каждого по чуть-чуть и вот уже есть на что прожить денёк-другой. Чаще всего просят помощи женщины и дети, мужчинам нельзя, не положено.

Евочка моя, кормилица, у неё настоящий талант, купит десяток резинок для волос по десять рублей, ходит по вокзалу между автобусов, глазки грустные.

- Дядь, купи резиночку. – Говорит она. А глаза, что два сапфира и на солнышке блестят.

- Сколько стоит? – Спрашивает мужик.

- Сто рублей. – Скажет Ева и снова глазки поднимет.

Так за пол часа все резиночки и раскупают. Тот же самый магазин, только переносной, с глазками красивыми и на костылях, таких же маленьких, как она сама.

От этого и на душе приятно, что десять человек на свете есть добрых, небезразличных и нам на что покушать купить будет. Вот так и живём, не жалуемся.

А что касается мужчин, так мужчина должен украсть. Украсть, да так, чтобы никто не заметил. А это, между прочим, целое искусство.

Как – то дядя Якуб, старый цыган с длинным ногтем на мизинце, рассказывал, что друг его, уже и не помню, как его звали, пусть будет Остап, однажды целый дом украл. Нет, он не разобрал его по кирпичикам и распродал, нет, он не стянул ключи от этого дома, он умудрился украсть целый дом.

Начиналось всё постепенно, Остап проходил мимо нашего местного магазина и увидел газельку с привозом продуктов, а рядом, как на счастье, ни души. Остап недолго думая схватил первую попавшуюся коробку и дал дёру вдоль улицы. В коробке всё бренчало и звякало, забежав за поворот, он открыл коробку, а внутри, в ряд стоят, сверкая на солнце, двадцать бутылок водки.

Начал Остап мозговой штурм, понял, что столько один не выпьет. Да и водкой сыт не будешь. Тогда пошёл наш герой к местному пропойце, заходит, говорит мол: «Водки надо?».

А когда пьяница в больном уме и пьяной памяти от водки отказывался?

Говорит: «Надо».

- А чего у тебя в замен есть? - Спрашивает Остап.

- Да ничего не осталось, только дом, да и тот без документов, - Говорит пьяница. - Как помру, так и забирай.

Подумал Остап немного, и понял, что предложение лучше ему уже не поступит, да и согласился.

Толи водка была палёная, толи здоровье у пьяницы уже не выдержало, только помер он через неделю от этой же водки. Родственников у пьяницы не было, родители погибли давно, а детей так и не завёл, некогда было. Да и дом этот старый никому не нужен был, у всех сторожил села свои дома имеются, а молодёжь вся в город уезжает, так дом Остапу и достался. Вот так цыган целый дом украл.

4

Вообще среди цыган мы не самые бедные, всё у нас есть. Дай получает пенсию по возрасту. Ева получает по инвалидности. Иногда добрый человек поможет, иногда фортуна чего подкинет. Порой деньги вообще на самом видном месте лежат, только не все их замечают, а у меня на это глаз намётан.

Грибы любите собирать? Опята, грузди, лисички? Я вот мухоморы собираю. Не знаю кому они нужны и что с ними делают, но покупают их за очень хорошие деньги. Килограмм сушёных, чистых, больших мухоморов в районе десяти тысяч рублей, а маленькие мухоморы ещё дороже. Вот так люди проходят мимо денег, а иногда их и пинают. А я не гордый, я возьму, мне ведь семью кормить.

Больше всего мухоморов нарастают с июля по октябрь. У меня даже свои полянки есть на примете, где урожай больше всего. В среднем за сезон килограммов пять - шесть да насобираю.

Каждый крутится как может. Брат мой, Кантемир, соорудил металлоискатель из радио и калькулятора. Чаще всего всякие банки, склянки, да жестянки попадаются, так, по мелочи, но как-то раз Кантемир сорвал большой куш. Ходил он со своей приблудой возле дома культуры, пока не услышал характерный писк.

- Ну, снова пивная крышка. - Подумал Кантемир.

Порылся немного в земле и нашёл монетку, пять копеек две тысячи пятого года. Расстроился Кантемир, что ему эти пять копеек, даже выбросить хотел, но что-то его остановило тогда.

- Сам не знаю что остановило. - Так мне и рассказывал позже Кантемир.

Да только поехал он на следующий день в рай. центр по делам, ну и думает: «Зайду в ломбард, чем черт не шутит».

Домой Кантемир приехал на Юпитере тройке, поддержанном, но хорошем. Двадцать тысяч за эту монету он выручил. Теперь Кантемир за добычей ходит не реже двух раз в день, ждёт, когда ему снова удача улыбнётся.

Вот так и с людьми бывает, смотришь на милого друга, он простой как пять копеек, а для души дорогой. А тот вон, весь такой из себя, выглядит на миллион, а в душе дешёвый.

Вот есть у меня такой друг, простой как пять копеек, я его так порой и называю, Вовка пять копеек. Он не обижается, понимает всё, смеёмся вместе. Из разных передряг меня выручал, цены ему нет.

Помню однажды жизнь мне спас. Неводили вместе, у Вовки невод такой длинный, чуть ли не во всю нашу речку, а сеть мелкая, ни одна рыбёшка не проскочит.

У Кантемира Юпитер возьмём, поедем на Муханку, так наша речка называется, наловим целую люльку, поделим, часть себе на пожарить, часть продадим, копеечка лишняя появится.

Как - то поехали мы неводить года два назад, июнь был, воды ещё много было. Вовка всегда в глубь идёт, а я по краюшку, метрах в пяти от берега, там воды немного, самое то для меня, так как я плавать не умею. Почему не умею? Да как-то не знаю, возможности не представлялось.

Невод правильно вести нужно уметь, тот, кто в глубине, на несколько метров впереди должен идти, а кто с краю, позади. Палку нужно по дну тащить и немного на себя наклонять, чтобы угол небольшой получался. Вовка на глубине уже почти плывёт, я иду в воде по бёдра, течение сильное было тогда, быстро не бежим, да и не получилось бы, поэтому держим темп.

Всё произошло как-то резко, я не успел понять, как дно ушло из-под ног, я даже дыхание не задержал, рот и нос сразу залило водой, резкая боль пронзила лёгкие. Всё, что я успел сделать - это поднять голову и увидеть, как небо уходит от меня всё дальше и дальше, и в глазах становится всё темнее и темнее. Страшно. Я дёргаюсь, пытаюсь всплыть, пытаюсь хотя бы остаться на том уровне где нахожусь и не уйти глубже. Стало ещё страшнее, я сам превратился в страх. Секунда, две, три, рука. Вовкина рука хватает меня за футболку и тянет на верх. Свет, воздух. Много воздуха, лёгкие не могут вдохнуть столько сразу, Вовка тянет меня на берег, я отплёвываюсь, жадно хапаю воздух, снова отплёвываюсь. Я жив, я буду жить дальше. Вдохнул, закрыл глаза. Выдохнул, открыл глаза. Берег, наконец-то берег.

- Детишки видно яму вырыли, - Говорит Вовка. - Сколько раз я им говорил, не ройте у берега, так им без толку.

- Вовка, спасибо, родной, - Говорю я. - До конца жизни тебе должен, Вовка. Никогда не забуду.

Вовка молчал, да и что было говорить в такой ситуации?

- А невод, невод где? - Закричал я.

- Потонул невод, - Грустно сказал Вовка. - Да и черт с ним.

Вот так друг мой милый, Вовка пять копеек, жизнь мне спас, вовек не забуду.

5

Хочу, чтобы Вы знали, пишу я всё это не сам, я уже говорил, что школу так и не закончил. Все цыгане мастера слова, но не письма. Я диктую только, Вовка пишет. Спасибо ему, даже тут меня выручает.

Для чего я это начал? Кому нужен пересказ моей не очень - то интересной жизни? Наверно, никому из Вас. А вот моим детям, моим любимым: Еве, Ире и Артёму. Всё это я пишу для них, чтобы они знали, кем был их отец, как любил, как страдал, как чуть не умер и кому он обязан своей жизнью. Как он встретил их маму. Как терял всё, был на грани, но судьба давала ему новый шанс. Видимо, судьба всегда меня любила и оберегала. Всегда. До сегодняшнего дня.

Разбудила меня Ева, сказала, что пришли какие-то дяди в форме. Душа у меня сразу ушла в пятки, думаю всё, соседка заметила, что курица у неё пропала. Я быстро поднялся, натянул трико и выскочил на улицу. Чувство страха сменилось чувством удивления и тревоги. Помимо нашего участкового Алёши, именно Алёши, на Алексея он похож не был, стоял мужчина в военной форме с планшеткой в руках.

Увидев меня, военный представился.

- Старший прапорщик Ерёмин, военкомат Северного района Новозарьевской области, получите повестку, поставьте подпись здесь и здесь. - Чеканно протараторил он.

Не сразу поняв в чём дело, я взял ручку и поставил крестики в указанных местах.

- Смеёшься что ли? - Сказал прапорщик. - Что ещё за крестики?

- Он необразованный, читает даже с трудом. - Объяснил Алёша. - А росписи ставить и подавно не умеет.

- Ну ладно. - Сказал военный, кинув на меня искоса взгляд. - Завтра в 8:00 явиться в Северное, на площадь возле дома культуры, при себе иметь паспорт гражданина РФ, военный билет, СНИЛС и личные вещи.

Слов у меня не было, мыслей тоже, я уселся на крыльцо, держа в руках злосчастный кусок бумаги, в ушах как будто шумело как тогда, когда я тонул.

Слыхал я и про войну, и про мобилизацию, посмеивались ещё с Вовкой над всем этим за кружечкой чая. Но не думал я, что так быстро всё начнётся и до нас дойдёт.

Я поднял глаза и увидел, что военный уже ушёл, стоял только Алёша, лицо его было спокойным и понимающим.

- Как же так, Алёша? - Сказал я, а у самого слёзы из глаз катятся. - Я же один их всех, и Еву, и Иру, и Артёма. А Ева вообще... Как они без меня?

- Я понимаю всё, Артур. - Говорил Алёша. - Я им объяснял, что ты один с тремя детьми и про Еву тоже говорил. Только им без разницы всё, говорят мол мать есть, в браке зарегистрированы, разбираться времени нет, кто с кем живёт, кто не живёт. Солдаты нужны. План мол у них, выполнять надо.

- Я им всё объясню. А если не объясню, так просто не пойду, не заставят же они меня силой. - Не оставлял я надежд.

- Они меня слушать не стали, и тебя слушать не будут, положение нынче такое, пока частично, а скоро всех подряд забирать начнут, сам на чемоданах. - Грустно проговорил участковый. - Силой не заставят, а вот в тюрьму посадить могут, лет на пять точно.

Слёзы, много слёз. Мои, дай, детей. Все мы плакали. Больше нам ничего не оставалось. Дай даже бегала в сельский совет, ругалась с администрацией, просила связать её с военкоматом, всё бесполезно. Говорят, что я долг какой-то отдать Родине должен. Какой ещё долг? Я - цыган, у меня нет родины. Чистое поле, верный конь и большая семья - вот моя родина. Звёздное небо и мокрая от тумана трава - вот кому я должен, но точно не тем, кто решил отправить меня на смерть, точно не тем, кто решил оставить моих детей без отца, точно не тем, кто распоряжается человеческими жизнями, как игрушками, маленькими солдатиками в большой игре за свои интересы.

Утешали нас тем, что я там деньги большие буду получать, что буду полезным для общества, защитником. Да на кой черт мне эти деньги, хоть триста тысяч, хоть триста миллионов, если я жить хочу, если я хочу полезным быть для семьи своей, а не для общества. Я ведь человек маленький, и меня всегда это устраивало, не лез на рожон, просто жил и каждый день пытался быть счастливым и родных своих делать счастливее. Пытался. А что же будет теперь? Танки, взрывы, смерти и так каждый день, за неделей неделя, за месяцем месяц, за годом год, и будет так до тех пор, пока одна из сторон не потеряет всё, а другая не заберёт руины, пропитанные слезами и болью, чтобы строить на старых руинах новую жизнь, по своим, новым, правилам.

Тогда я понял, что от меня может ничего не остаться и мои дети даже не запомнят каким был их отец, Островский Артур Бахталович, весь вечер записывал за мной Вовка, слово в слово. Знаю, что немного вышло, но времени больше не было. Но я думаю, что главную мысль дети усвоят, что папка их любит. Остаток вечера я провёл с детьми, Вовкой и дай у нас на кухне, мы пили чай, прощались, плакали, а проснувшись на следующий день, были готовы к новой жизни, к новым поворотам судьбы.

6

Артур никогда не был трусом, и сейчас он тоже не испугался. Он понял, что с его мнением никто считаться не будет и воспринял это как данность. На площади возле дома культуры было мрачно, на лицах, что я ловил взглядом, отражалась либо безысходность, либо решительность, но чаще всего эти два чувства сменяли друг друга. Провожали Артура я и тётя Зуля, детей оставили дома, чтобы они не погружались во всеобщее уныние. Перед отъездом Артур пообещал им, что вернётся героем, нужно только немного подождать.

Мы ничего не говорили, тяжело было. Я молчал, Артур молчал, тётя Зуля шептала молитвы. Когда скомандовали садиться, Артур обнял нас и полез в автобус, сел он, как обычно, у окна. Автобус ехал медленно, он ещё долго виднелся на горизонте и всё это время тётя Зуля его крестила и шептала что-то известное и понятное только ей, только одно слово мне показалось знакомым, слово ангел.

Тяжело всё это, ох как тяжело, поэтому по приезде домой напился и несколько дней пил, пил как скотина и рыдал как дитя. Так бы и дальше пил, если бы не маленькая гостья у меня на пороге.

Сижу на кухне за столом, голова гудит, кости ломит и тут слышу шаги в сенях. Гостей мне хотелось видеть меньше всего, хотел было послать, мол проваливайте вон, да только что-то необычное в этих шагах было, ещё какое - то перестукивание помимо шагов. Тогда до моего затуманенного разума дошло, что это перестукивание костылей. Подскочил скорее, дверь открыл. Конечно она, кто же ещё.

- Привет, Ева. - Говорю. - А самому стыдно, что еле живой стою и что недельным перегаром от меня пасёт.

- Дядь Вов, печка у нас завалилась. - Говорит Ева. - Можете посмотреть?

А мне ещё стыднее стало, ведь понял я, что не тот путь я выбрал. Что не жалеть нужно было Артурку и ребятишек его, а помогать им как получится. Кто ещё о них позаботится? Разве что только Кантемир, так у него своя семья и своих проблем полно. Дурак я, вот кто.

- Я приду через пол часа, посмотрю, Евочка. - Говорю я, а у самого к горлу подступает.

- Спасибо, дядь Вова. - Закончила она разговор и поковыляла к выходу.

Дурак, какой дурак, и эгоист вдобавок. Привёл себя в порядок, и печку у Островских тоже, и на душе немного легче стало. Теперь каждый день к ним захожу, когда молока принесу, когда яиц, когда баню растоплю, в общем, стараюсь быть полезным. А на днях в Северное ездил, свечку в Храме поставил за здравие воина Артура.

Звонок 1

Всё немного устаканилось, я зажил своей жизнью, периодически навещая тётю Зулю с детьми. Как раз придя от них, я решил пожарить себе глазунью, включил конфорку, разбил яйца, напеваю какой-то надоедливый мотив и вдруг слышу звонок. Обычно не беру с незнакомых номеров, надоели эти банки и интернет - провайдеры. Но этот номер не был похож на стационарный, это был обычный мобильный. Подняв трубку я услышал знакомый залихватский голос Артура.

- Здорова, Вовка. - Кричал он радостно. - Узнал хоть?

- Конечно узнал, как тебя не узнать? - Не менее радостно отвечал я.

- Ты как звонишь - то? Где телефон взял? Да и вообще, как ты там? - Спросил я.

- Телефон у сослуживца взял, он у нас тут на вес золота, один на роту. Я сейчас в Новозарьевске, на учениях, через пару недель нас отправят уже первым эшелоном. Я научился с автомата стрелять и основы рукопашного боя изучил, как приду, вся деревня не Ваньку борца бояться будет, а меня, ха-ха-ха. Времени сильно нет, буду звонить по возможности, может сам телефон куплю с первой зарплаты. Я скучаю сильно, Вовка, и люблю вас всех, передай дай с детьми это, обязательно передай.

Звонок оборвался, а вместе с ним и улыбка с моего лица, мало, слишком мало поговорили, столько всего ещё хотелось спросить, столько всего хотелось пожелать, но да ладно, будет ещё шанс, даст Бог будет.

Тогда я твёрдо решил, что не перестану писать, буду записывать каждый разговор, не упущу ни слова, я буду делать это не только ради детей, но и ради правды, чтобы увековечить участие маленького человека в большой игре за жизнь.

Мне кажется, что я лишний в этом повествовании. Я больше не буду писать от своего лица, буду писать от лица Артура, в виде некой хронологии событий, собранной из наших телефонных разговоров.

Звонок 2

Здравствуй, Вовка. Дела у меня хорошо, кормят вкусно, сплю на мягком. Мы на территории какой-то военной части, к нам относятся с уважением, даже местных срочников отправили на ПМЖ в палатки, а нас в казармы поселили.

По началу было сложно, скорее эмоционально, чем физически, тоска душила по вам всем, домой хотелось жуть, но со временем пообвыкся. С ребятами многими сдружился, тут у нас компашки некие образовались, кто по национальности, кто по интересам разделился, а я как-то со всеми понемногу. Передай родным, что люблю их, на неделе ещё как-нибудь наберу. До связи.

Звонок 3

Эх, Вовка, тяжело на сердце, ох как тяжело. Из всех частично призванных на войну мы отправляемся первые, выезд уже завтра. Совру, если скажу, что я не боюсь. Все боятся, хотя молчат об этом. Ну и правильно, солдат не должен давать слабину, да и сильно геройствовать тоже не должен, это нам весь месяц пытались донести.

Раньше я в Бога особо не верил. В глубине души чувствовал, что он есть, но никогда не молился, не просил ни о чём, сейчас молюсь каждый день и вас прошу за меня помолиться. Всех люблю, родные. До связи.

Звонок 4

Эгей, Вовка, это я. Ну как вы там без меня? Как дети, как дай?

Я то хорошо, сейчас на границе находимся, сказали, что пока ситуация на фронте стабильная, будем тут, чему я несказанно рад. Кстати, это мой номер, сохрани себе. Ха-ха. Где я телефон на войне достал? Да я же цыган, а нам и не такое под силу.

Да, да, стережём границы, работа такая. Я тебе сейчас денег переведу, можешь моим занести? А то они от всех этих технологий далеки, да и я сам далёк, сослуживец подсобил.

Иду, товарищ сержант.

Ладно, Вовка, служба зовёт. К моим обязательно загляни, привет передай. До связи.

Звонок 5

Вовка, дойди до моих, поговорить с ними хочу, жуть как соскучился. Спасибо, Вовка.

Дай, да не плачь ты, чего ты в самом деле? Конечно живой! Какой же ещё? Денег Вам хватает? У меня получка на неделе, ещё переведу. Да не голодаю я тут, дай, хорошо всё.

Да, Евочка, я тоже скучаю, поцелуй Иру и Артёма за меня. Как что я делаю? Я вас защищаю от врагов, чтобы они ни тебя, ни Иру, ни Артёма не обидели, я же вас люблю. Я ведь и раньше вас защищал, просто раньше границей была ограда нашего дома, а сейчас она стала немного побольше. И я вас всех люблю. Мне идти пора, до связи.

Звонок 6

Алло, Вовка, родной, здорово. Как вы там? Да я, в общем, нормально. Только на душе неспокойно. Слушок прошёл, что в скором времени нас туда отправляют, ну ты сам понял куда. Нет, не прям на передок, но близко к нему. Конечно не хочу, никто не хочет. Да вот только никто нас спрашивать не будет.

Тут у моего сослуживца друг знаком с парнем, который там уже был, так он такое рассказывает, аж кровь в жилах стынет. Это наши, как говорят, в плен не берут, а если и берут, сильно не трогают, только на обмен. А вот враг жесток. Рёбра сломать, колени прострелить заместо здрасьте, там дела похуже творятся. Говорят, даже кастрируют, мол чтобы москали не плодились. Даже думать об этом страшно.

Тут даже и не знаешь что хуже, помереть или в плен попасть. Моим только не рассказывай, Вов, скажи, что я так же на границе буду. Даст Бог живы будем, даст Бог свидимся. Не прощаемся. До связи.

Звонок 7

Привет - привет, дружище. Да, уже там, на месте. Прошлой ночью вы все мне снились. И ты, и дай, и детки, и Катюша тоже снилась, снилось что всё хорошо, как раньше. Вот когда не было этого всего, живёшь да живёшь, и всё как обычно, иногда скучно, иногда грустно и простым вещам ценности не придаёшь, а тут, брат, по-другому думать начинаешь, ценить каждый день, каждую мелочь. Вот например молоко раньше особо не любил, в охотку иногда мог выпить. А сейчас бы всё отдал за стаканчик парного молочка. Яблокам бы сейчас так рад был, да даже ранеткам. Вот до таких мелочей, понимаешь? Но больше всего тепла человеческого не хватает, душевных разговоров, тут разговоры только об одном, как бы утром проснуться, да когда домой уже отправят. Ох, как домой - то хочется, я бы сейчас дома ни грустить, ни скучать не стал, расцеловал бы каждого, пирушку бы закатил, и чтобы все родные рядом.

Мы-то нет, в бой не ходим, слава Богу, на этот счёт наёмники есть. Наш взвод какое-то здание охраняет, стратегический объект, так вроде его командир называет, а с виду этот объект развалюха развалюхой, но ничего, крыша есть, окна целлофаном заколотили, и укрыться в принципе можно.

Звонок 8

Страшная штука эта война, очень страшная. Никогда так сильно не боялся, как этой ночью, думал, до утра не доживу. Да всё-таки Бог миловал мою грешную душу.

Километрах в пятнадцати от нашего местоположения есть госпиталь, туда всех раненных с округи свозят, очень важный для нас объект. Вот именно на него враг и позарился, благо разведка доложила заранее о готовящемся нападении, туда всех наших и перебросили. А меня и Кольку Печника оставили наш объект охранять. Почему Колька Печник? Да он всегда чумазый ходит, будто в саже измазался, вот его так и прозвали.

Службу мы с Колькой несли ответственно, смотрели во все четыре глаза. День прошёл спокойно, только изредка слышались вдалеке звуки взрывов, но к этому мы привыкшие, этим нас не напугаешь. Только когда темнеть начало, заметили движение странное с запада, метрах в пятиста от нас. Дюжина солдат перебежками от одного здания к другому направлялась в нашу сторону. Душа ушла в пятки, я посмотрел на Кольку, он был белее мела.

- Что делать-то будем, цыган? - Завопил Колька.

Кстати, почти все меня цыганом называют, не знаю, так им проще наверно, а я и не против. Был бы взвод цыган и был бы в нём один русский, к нему бы тоже наверно: «Эй, русский», обращались.

- Доложи командиру взвода, пусть подкрепление отправляет, срочно, и место понадёжнее найди, в углу стены, возле окна, отстреливаться будем. Нельзя их близко подпускать, Колька. Нельзя! - Скомандовал я.

Не знаю, что на меня тогда нашло, я обычный рядовой, никогда меня не ставили над кем-то главенствовать во взводе, да и на гражданке никогда никем командовать не пытался, однако тогда я понял, что риски слишком велики и нужно брать всё в свои руки.

Мы начали стрелять короткими очередями, я из одного окна, Колька из другого. Связались с командиром, доложили. Он сказал, что подкрепление будет через час-полтора. Мы ждали, боялись и ждали. Очередь, тишина, ответная очередь, тишина, очередь, тишина, ответная, тишина, перезарядка. Порой я давал очередь, а в это время Колька перебегал в другую комнату и стрелял из соседнего окна, чтобы казалось, что нас больше, чем двое. Только ни через час, ни через два подкрепления не было, мы снова и снова вызывали командира, в ответ слышали какие-то обрывки фраз и звуки стрельбы.

- Видимо, где-то на пути засада была. - Проговорил я Кольке между очередей. - Ждём, Колька, ждём до конца.

- Моя очередь, цыган, перезаряжай. - Ответил Колька.

Так и отстреливались дальше, пока не услышали звуки подъезжающих уазиков и выстрелы десятков автоматов.

Уже светало, первые лучи солнца начинали попадать в окна и только тогда мы услышали знакомый бас командира: «Враг отступает».

Мы с Колькой из последних сил поднялись на ноги, и когда мы выходили из своих укрытий, на нас смотрели как на героев. Но нам было не до этого, единственное, что мы хотели - это заслуженный отдых. Нам дали сутки на то, чтобы прийти в себя. Я сразу завалился спать, а как проснулся, тебе позвонил. Сегодня мой второй день рождения, Вовка, выпей там за меня. Дай скажи, что люблю её и попроси детей за меня поцеловать. Мне идти надо, брат, не прощаемся. До связи.

8

Это был обычный серый день, такой же как вчерашний, такой же как и все остальные, я был в гостях у Островских, чинил поломанную Ирой разетку. Попил с ними чаю, передал привет от Артура, дети были рады, а тётя Зуля как всегда заплакала.

Сегодня уходить от них мне было по-особому тяжело, не хотелось, было какое-то недоброе предчувствие, поэтому уходя я сказал: «Если что нужно будет, заходите в любое время, помогу чем смогу».

Дома я начал готовить обед, как раз время подходило к часу дня и в животе предательски урчало. Бегал, хлопотал, пока не услышал стук и не отворилась входная дверь. Я обернулся, а в дверях стоял хорошо знакомый мне участковый Алёша и мужчина в военной форме с планшеткой, по видимому это и был старший прапорщик Ерёмин. Он чеканно представился, вручил повестку в ответ на мою подпись и вместе с Алёшей вышел в сени и пошёл дальше вдоль улицы.

Так вот, крайний звонок Артура дал мне понять, что я больше не смогу продолжать своё повествование, очень уж больно мне все эти переживания пропускать через себя и я начал думать, как мне всё это закончить, всё искал подходящий момент. Однако думать мне больше не придётся, сегодня момент нашёлся сам собой.

Итак, меня зовут Владимир, мне 28 лет и завтра я поеду на войну. Даст Бог живы будем, даст Бог свидимся. Не прощаемся. До связи.