Вернувшись в город, граф увидел у входа в постоялый двор Гогошу с тремя купцами. Увидев графа, купцы отвесили нижайший поклон. Граф, не склонный после битвы к ритуальным поклонам, кивнул и собирался было зайти внутрь, но Гогоша протянул какую-то бумагу, свернутую в запечатанный сургучом свиток.
- Челобитная у нас, Ваше Сиятельство, от всего честного народа. И от пристаней, и от городских слободок, и от купечества, стало быть.
Граф хмуро посмотрел на купцов.
- Ты скажи, тебе морду прямо сейчас набить, или подождешь, пока я переоденусь?
Гогоша упал на колени.
- Просим мы, всем народом, стало быть, чтобы взяли вы наш город под свою руку. Как защитник и распорядитель.
Граф с недоумением посмотрел на купцов.
- Ваш город под рукой короля, вам, собакам, этого мало?
Гогоша замотал головой.
- Под рукой, да без головы. Просим управлять…
Граф взял челобитную, засунул в карман и кивнул купцам.
- Распорядитесь вечером застолье организовать, в честь победы. Там и поговорим.
Купцы радостно закивали и умчались. Граф хмуро покосился на егерей.
- Чтобы этим городом править, надобно у каждой двери кол ставить, для напоминания. Придумали себе начальство, собаки.
Анчутка пожал плечами.
- Так городу начальник нужен, Яром то сбежал.
- Ты предлагаешь мне на эти морды каждый день смотреть? Нет уж, если интересно – оставайся, могу словечко замолвить на место судьи, - граф подмигнул анчутке.
Анчутка замотал головой.
- Я если каждый день буду судейством заниматься, могу впасть либо в хандру, либо в безумие. А мне людей все-таки жалко.
Граф хмыкнул.
- А мне себя жалко. Я могу сразу впасть и в хандру, и в безумие.
И первое, что граф сделал, зайдя в комнату – сжег челобитную в камине. Он прекрасно знал, что любая бумага имеет способность жить своей собственной жизнью, и эта жизнь не всегда идет на пользу того, кто в ней упоминается. А уж дожидаться, когда какой-нибудь книжный червь перепишет ее самым похабным образом, да еще с рисунками, у графа не было ни малейших намерений.
***
Столы для празднования победы были накрыты в купеческом доме. Пока граф с егерями дошел до него, его приветствовала немалая толпа восторженного народа. Дамы, по обыкновению, бросали в воздух чепчики и прочие предметы женского туалету, мужики просто орали во все горло «Ура». Кое - кто кидал букеты цветов, среди которых попадались шипастые розы.
Граф, оценив опытным взглядом народный порыв, скомандовал ускорить шаг.
- Я с Его Высочеством пару раз имел честь выходить к восторженному народу, и хочу заметить, что народный восторг порою имеет весьма своеобразное выражение. Так что останавливаться не стоит, пока вместе с чепчиками в нас не прилетел какой-нибудь пояс верности на семи замках.
Егеря послушно ускорили шаг.
Добравшись до праздничных столов, граф сел во главе и первым делом налил себе рому.
- Всех благодарю, всем признателен, ибо нет в этом зале ни единого человека, который бы не потрудился для нашей победы. Поэтому буду краток: «За победу»!
Выпив рюмку единым махом, граф осмотрел зал и махнул Никону, сидевшему среди прочих.
- Давай, садись рядом, да старших зови с ополчения, стражи и охраны.
Посадив прибывших возле себя, граф наклонился к Никону.
- Сегодня празднуем, а завтра давай уж о делах подумаем.
Никон кивнул.
- С тобою хоть на край света.
Граф хитро прищурился.
- И не со мной, и не на край. Тут и в городе хлопот хватает, а ты, как я посмотрел, к управлению годен – вон как пушками распорядился, любо – дорого.
Никон задумался, потом кивнул.
- Ну, ежели кому ядром засадить, так это милое дело.
- Да что ж вам лишь бы засадить кому… - граф поежился.
- Засадить еще можно в тюрьму, или засадить сад цветами, - включился анчутка, - а еще можно присадить, насадить, усадить…
- Стоп! – граф погрозил анчутке пальцем, - обойдемся без учения этого твоего Бяки, или как там его.
Анчутка вздохнул.
- Вы, граф, как-то узко трактуете родную речь, как-то все с подтекстом нехорошим.
Граф подумал, потом налил себе еще одну рюмку и покосился на анчутку.
- Ты мне мозг не расчесывай, мы тут государственные дела решаем. Предложения есть?
Анчутка ткнул в Никона пальцем.
- Есть! Его в градоначальники, с испытательным сроком. Ну, то есть, покуда не помрет или не сбежит с казной.
Никон охнул.
- Ты что же, нечисть такая, удумал? Каким градоначальником?
Граф кивнул.
- Ну, если уж честно, то удумал это я. Да и сам посуди – на батарее ты погеройствовал, город от ворога отбил, теперь пора и мирную жизнь налаживать. А кроме тебя, честно скажу, я никого не вижу. Не этим же оглоедам, - граф кивнул на купцов, - город оставлять. Так что прошу не отказывать.
Никон ошарашено налил себе рому в кружку, влил в себя и прозрачным взглядом посмотрел на стол.
- Боюсь, не справлюсь, только хуже сделаю.
Анчутка усмехнулся и пододвинулся к Никону.
- Хуже сделать никак нельзя, так как город совсем без начальства. А дел у тебя будет немного. Сиди за столом, и всех заходящих спрашивай: «Как же ты мог, сукин сын?». И ежели кто пришел тебя обмануть, так подумает, что ты его раскусил. А ежели кто пришел просить, так решит, что просьба эта незначительна, и по таким пустякам начальство отвлекать совершенно ни к чему.
- И что, я так и буду весь день народ хренами обставлять, как частоколом? – спросил Никон.
Анчутка махнул лапкой.
- Нет, зачем? Надобно будет всенепременно тыкать страже, что сапоги не чищены, да и вид неподобающий. Потом на пристани рыбакам давать люлей, что рыбой несвежей торгуют. А ежели свежей, то мелкой, да задорого. А потом купцам учинять нагоняй, чтобы не барыжничали. А там, глядишь, придет время подати собирать, и все запутаются…
Никон молча налил себе еще в кружку, покосился на анчутку, на графа, и так же молча выпил.
- Я, похоже, испытательный срок уже прошел… К утру и сбегу.
Граф хлопнул его по плечу.
- Давай уж утром и поговорим. А то застолье мимо нас пройдет.
В это время в залу вошел запылившийся посыльный. Дойдя до графа, он с поклоном вручил ему какую-то грамоту и удалился.
Граф развернул свиток, почитал, потом по примеру Никона выпил рюмку и кивнул егерям.
- Посидели, трам – тарарам… Его Высочество требует ко дворцу, для докладу. Видимо, обоз с сундуками доехал.
И граф, встав, пожелал собравшимся как следует воздать всего, что полагается, за победу. Сам же имеет честь откланяться, так как немедля требуют ко двору.
Отозвав Гогошу в сторону, он кивнул на пребывающего в ступоре Никона.
- Его думаю на город оставить. И морды не воротите, не красны девки.
- Дык как так то? – с опаской спросил Гогоша.
Граф нехорошо посмотрел.
- Не понял… Бунтовать удумал, подлец?
Гогоша перекрестился.
- Ни коим разом, ни в жисть. Мы же челобитную…
- Чело я тебе набью, ежели хитрить удумаешь. Иди и веселись, покуда не плачешь.
Гогоша засеменил на место, лопоча: «Дык, может, оно и к лучшему… Лучше уж бахнет из пушки разок, нежели на колу вертеться».
Анчутка сидел на плече у егеря, похрустывая сухариком, и с интересом смотрел на Гогошу.
- На так страшен Сам, как ужасен Зам. Надобно к Никону шулмуса пристроить.