Самообладанию пришёл конец, сказалось напряжение сегодняшнего дня и Ольга поняла, что тело её начинает дрожать, а руки не слушаются. Она напряглась изо всех сил, горячая вспышка ударила в лицо удушливой волной и сжала горло. Девушка глубоко вздохнула, задержала воздух в груди и попыталась прийти в себя, чтобы слишком не волноваться, так как ей ещё нужны были силы для дальнейшего. Ведь, по её предположению, Золингер непременно сейчас же отвезёт её в полицию, или абвергруппу 104, что здесь совсем недалеко в каких нибудь 12 километрах, откуда она вышла сегодня утром и пришла сюда. Мысли проносились в голове с молниеносной быстротой, а этот господин стоял над ней молча, как статуя, и даже не шевелился. Для него это тоже явилось шоком. Когда, подъезжая к Яшино с высокого пригорка, откуда просматривается вся просёлочная дорога он увидел на ней знакомую фигуру, а потом понял, что Грета не собирается идти в деревню, а направляется прямиком в лес, он, нажав на газ, ехал за ней и думал, что застанет её скорее в объятиях какого-нибудь прыщавого мальчика, что именно для своих свиданок она сбежала из дома под предлогом явиться в Кресты за письмом. Это немного, отчего-то уязвило Золингера и он, оставив машину на просеке, грузно вскарабкался на холм и, следя за Гретой, которая петляла по густым зарослям местной рощи, медленно двинулся за ней и... что он видит?
Ольга окончательно взяла себя в руки, она выпрямилась всем корпусом, сложила наушники в специальную выемку маленького чемоданчика, упаковала туда рацию и произнесла:
- У вас теперь не будет проблем с доказательствами моей вины перед вашим руководством. Тут на чёрных эбонитовых наушниках и на шкале настройки - мои отпечатки пальцев, радуйтесь! - и с этими словами, она захлопнула свой квадратный чемодан.
Золингер постоял ещё с минуту, озираясь по сторонам, девушка смотрела на него снизу вверх, при этом она не могла подняться, от нервного перенапряжения отнялись ноги, Ольга не чувствовала их. Она вдруг подумала, что этот господин сейчас достанет свой армейский вальтер и выстрелит в неё, таким решительным и строгим было сейчас его лицо. Но успокаивало то, что свою задачу номер один, она успела выполнить, в Москве получат ценную информацию, а всё остальное уже будет неважным. Жаль только Алексея, мысли о нём сразу обожгли Ольгино сознание. Ведь даже не успели побыть вместе, мелькнуло в голове, но тут же погасло, потому что Золингер начал стягивать с себя свой серый китель. Он снял его, встряхнул как следует, а потом грузно наклонился и накрыл им Ольгину рацию. Он аккуратно обернул её, потом выпрямился и, так же молча, понёс её к своей машине, что осталась на просеке внизу у холма. Ольга вскочила, вдруг появились силы, и она побежала вслед за ним в тот момент, когда он уже был на повороте и подходил к своему серому "Оппелю". Она остановилась на некотором расстоянии и наблюдала, как он деловито открыл багажник машины и поставил на дно её рацию, укрыв сверху всяким хламом и мешками из-под картошки, которые зачем-то всегда возил с собой. Потом щелчком приоткрыл заднюю дверь и посмотрел на девушку долгим и пристальным взглядом, она молча повиновалась и пошла к машине. Села на заднее сиденье, а Золингер занял своё водительское место и автомобиль взревел мотором и помчался по дороге из Яшино к Псковским Крестам.
Она сидела сзади и наблюдала в окно, как пролетали маленькие улочки и базарная площадь, вот и водокачка, там сейчас будет поворот и... но, мимо! Она даже голову повернула в ту сторону, в какой находилось здание абвергруппы-104 на Крестовской улице, но Золингер не сбавил хода и машина понеслась в направлении Пскова. Теперь ей стало совершенно ясно, что этот господин везёт её в Псковское гестапо, что бы уж сразу с ней разделаться, ведь он же выследил её, наконец! Она уселась поглубже, просто вжалась в сиденье и стала продумывать своё поведение на допросе, возможно у самого палача Майснера, она представила тёмные подвалы и высокие грязные своды этого мрачного здания... Вот и Псков. Наряд полицейских у шлагбаума проверяет пропуска на въезде в город. Золингер притормозил и достал свой пропуск. Он протянул его начальнику охраны, покрутил этим документом перед носом у патрульных и, въехал под поднятый шлагбаум. Её, сидевшую на заднем сиденье, патрульные даже не проверяли. Она шмыгнула носом и продолжала смотреть в окно автомобиля, а он нёсся всё дальше от железнодорожной окраины к центру города. Вот и поворот к полицейскому управлению, а потом... она не понимала, куда едет этот господин, всё перемешалось в голове. Может быть, по какой-то другой дороге он везёт её в гестапо? Но вот понеслись узкие улочки с частными домами и небольшими полисадниками, в перемешку с ними мимо пролетали сады и небольшие скверики. Они выехали из центра города и через несколько минут оказались возле дома Нины Осиповны. Золингер затормозил, потом ловко выпрыгнул из машины, толкнул ворота во двор, а потом завёз свой "оппель" под навес в глухой двор у дома. Мотор заглох. В наступившей тишине они молча просидели ещё несколько минут, потом Золингер обернулся к Ольге, грозно взглянул на неё и стал медленно, будто вдруг силы потерял, грузно вылезать из машины. Он встал на дорожку возле дома, оглянулся по сторонам, а потом пошёл к воротам и наглухо запер их изнутри. Открыл багажник, вытащил оттуда завёрнутую в китель рацию и отнёс её в дом. Ольга, выйдя из машины, слышала, как скрипят половицы, а затем и ступеньки, идущие на чердак. Она подошла к крыльцу и села на нагретую солнцем лестницу, стала ждать его выхода, но Золингер не собирался к ней выходить. Прошло уже с полчаса, а в доме царила странная тишина, ещё полчаса... Она не выдержала и вошла с веранды в дом. Ольга прошла по тёмному коридору и увидела справа в кухне сидевшего за столом Золингера, раздетого до нижнего белья. Он в своей белой майке наливал из чайника заварку в стакан ни на кого не глядя. Нина Осиповна посмотрела на девушку и позвала к столу:
- Ты сегодня, ужас какая бледная! Поела бы хоть, а то одни глазищи и остались... Сядь, выпей-ка чайку!
Но Ольга в ответ замотала головой, как-то неловко отмахнулась и бросилась бегом в свою комнату. После того, как за ней захлопнулась дверь, Нина Осиповна спросила Золингера:
- Что это с ней?
Он мотнул головой и откашлялся, а потом потянулся через стол к бутылке своего любимого шнапса.
Наступил неопределённый вечер. Золингер отъехал куда-то не надолго, а потом вернулся вместе с Руммелем и засел в кухне до полуночи, устроив пьяную попойку, но не слишком напиваясь в этот час.
- Где твоя Грета? - доносилось до Ольги и она, в который уже раз, сжималась от охватившего волнения и неопределённости своего положения.
- Она устала сегодня и пораньше легла, - раздался ответ, а потом снова пьяные голоса урчали себе под нос, напевая старые немецкие песни.
Наступило тревожное утро. Ольга всю ночь не ложилась и ждала, что вот-вот в окно постучат люди в чёрных формах и заберут её на допрос. Неужели же Золингер никому не рассказал о случившемся? Не может быть такого! Лишь перед рассветом, девушка не выдержала напряжения и, скатавшись комочком по-кошачьи, улеглась на краешек постели во всей своей одежде. Она не слышала, как уходил на службу Золингер, как гремела кастрюлями и чугунком с картошкой квартирная хозяйка, она сильно вздрогнула лишь от звука телефона, проведённого специально для Золингера в этот захолустный домишко и висевший в квадратном коридоре у входа. Ольга вскочила и сразу страшная память вернулась к ней, она стала прислушиваться к звукам с улицы и тем, которые были в доме. Потом уловила шаркающие шаги хозяйки и села на постели. Та тихонько постучала в дверь:
- Грета!..Ты идёшь сегодня к фрау Дэзи? Она звонила и просит тебя прийти через полчаса, она тебя будет ждать во дворе у магазина, там что-то нужно разгрузить, - Нина Осиповна громко говорила через дверь.
- Да-да, я сейчас!..
Ольга быстро засунула ноги в свои растоптанные лодочки и выскочила из комнаты, потом перед зеркалом причесала волосы и, плеснув воды на лицо из умывальника, вышла во двор, а затем и через ворота на улицу.
Нужно было срочно рассказать о случившемся связным Анны Ивановны, но как назло по дороге на работу она никого не встретила, даже случайно никто не попался ей ни у дома, ни у самой шляпной мастерской. На что она надеялась, на случайную встречу? Но это глупо, и Ольга понимала это, но всё ещё как чудо воспринимала возможность встречи с кем-нибудь из своих. А тут ещё на углу, как назло стоял Ковалевич. Ей показал его один из связных Аннушки, ещё в первые дни пребывания во Пскове. Он окинул Ольгу тягучим и каким-то неприятным взглядом, потом загородил ей дорогу дулом автомата и спросил:
- Что там с запросом про вашего отца? Что сказали в Крестах?
- Вы уже знаете? - переспросила Ольга.
- Конечно, это моя работа такая...
- Полицая? - и Ольга презрительно посмотрела в его узкое и слащавое лицо.
- Видишь ли, милочка, я стараюсь хорошо делать свою работу!.. А ты, свою, - непонятно к чему добавил он в конце, но потом, разглядев на повороте к дому начальника яхткоманды, козырнул и мигом скрылся с глаз долой.
Ольга вздохнула, сняла лишнее напряжение и вошла в помещение. "Будь, что будет!" - решила она и, пройдя в комнату фрау Дэзи, приступила к своим рабочим обязанностям.
События этого вечера нарастали, как снежный ком. И это всего, как потом выяснилось, происходило за четыре дня до нашего генерального наступления на линию "Пантера".
Утром 17 июля началась основная фаза наступления фронта. После мощной артподготовки и мощных ударов авиации в наступление перешли части 1-й ударной и 54-й армий со Стрежневского плацдарма. Огневая система противника была надежно подавлена и стрелковые части сумели достаточно быстро прорвать оборону противника, который оборонялся в этом районе силами 32-й, 83-й и 218-й пехотных дивизий и нескольких охранных полков. Вскоре стало очевидно, что эти немецкие части составляли арьергард, прикрывавший отход основных сил на запад. В сложившихся условиях командование фронтом приняло решение незамедлительно бросить в бой заранее созданные «группы преследования».
К вечеру в городе были слышны дальние залпы канонады, но отвод войск осуществлялся пока только из города Остров, где оборона была ещё сильна. Командование вермахта понимало, что Псков оно тоже не удержит, но сопротивлялись до последнего и надеялись на сильные укрепления и оборонительный вал.
- Мы готовимся к эвакуации, - говорил помощник Руммеля, сидевший за столиком в казино рядом с Золингером. - Как у вас в управлении дела, тоже собираетесь к выходу?
- Не знаю, ещё не было приказа от военного коменданта. Гражданский Азель, я слышал, уже покует шмотки... - и Золингер выплеснул в рот рюмку русской водки.
- Ты даже не поморщился! - удивился ему собеседник из полицейского управления, а потом кивнул головой в знак приветствия кому-то через столик.
Золингер обернулся, за спиной наискосок от них присаживались двое полицаев, один из которых был подвыпивший Ковалевич.
- Ты что хотел, чтобы я пошёл в самую гущу? Да, пропади оно всё пропадом!.. Теперь уж всем не долго осталось, - говорил первый, низенького роста крепыш в линялой фуражке и с редкой рыженькой бородкой.
Он постоянно дёргался при разговоре, будто его кусали клопы под чёрным кителем и неприятно зудело тело.
- Брось, всё путём!.. А то, что на облаву не пошёл, это твоё дело, не хочешь - не рискуй, другим больше достанется и деньги и почёт... - ответил Ковалевич, вальяжно рассевшись за столом и положив свой автомат на чистую скатерть.
- Плевать я хотел на твой почёт!.. Что мне с того, а?
- Не хочешь, не бери, только я думаю, что Россию могут возродить к новой жизни лишь деловые люди, для которых и деньги и почёт, есть личная цель, - ответил Ковалевич и положил ногу на ногу.
- Личная цель чего, наживы? А, если я сегодня попаду под бомбёжку или ещё куда загремлю и ничего от меня на этой земле не останется? Зачем мне всё это нужно то будет?
- На чью мельницу воду льёшь, не пойму... Вот я сегодня хочу, например, проверить один адресок... Уж больно там деваха одна подозрительная для меня обитает. Я говорил, ещё давно с начальником полиции об этом, но он не стал даже слушать, и это меня уязвило. И вот сегодня, я должен всё проверить, и если подтвердятся мои подозрения, то господину Руммелю не сдобровать... И самолюбие своё потешу и почёт! Понял? - и тут Ковалевич обернулся к столику Золингера и посмотрел на того каким-то диким и холодным взглядом с ядовитой улыбочкой.
- Хочешь выслужиться? - донеслось до Золингера, но что ответил Ковалевич своему собеседнику, он уже не расслышал.
В одиннадцатом часу старший интендант Золингер вошёл в свой дом. Он потоптался на пороге, присмотрелся к темноте соседней улицы и прислушался к тишине, которая вдруг внезапно установилась после сегодняшнего обстрела окраин. Отчего-то в душе поднималась внезапная волна гнева на себя самого, на свою чёртову нерешительность. Молчать дальше, или всё разрулить и, наконец, совершить правосудие? Он замотал головой и прошёл из веранды в кухню, сел не раздеваясь за стол, и отчего-то вспомнил взгляд этого молокососа Ковалевича. Было известно, что он состоит в абвергруппе-104 на службе и какими-то общими делами связан с капитаном Фишем. Руммель упоминал как-то, что этот Ковалевич собирает вокруг себя всех кто вредит великой Германии, объявляет себя за связного подпольной группы, которую сам и организовал, а потом выдаёт этих несчастных, поверивших ему, в гестапо. Вот какая его служба, значит! Золингер при мыслях об этом брезгливо сплюнул. Он прошёл к столу, чтобы нались из чайника воды, но услышал скрип калитки, а затем шаги по двору, которые приближались к их дому. Вытерев от волнения лоб платком, Золингер обернулся на шум у дверей и увидел Ковалевича, тот стоял и смотрел на него такими же наглыми и злорадными глазами, что и вечером в казино, но только ещё с большим сарказмом и усмешкой.
- Хозяйка дома? - бесцеремонно спросил он, войдя в коридор.
- А, в чём дело? - переспросил Золингер и вышел к нему на встречу.
- Тут вопросы задавать, я теперь буду... Кроме хозяйки, кто есть в доме? Грета Миллер на месте, не сбежала ещё?
- Что за вопрос, куда ей деваться? - ответил Золингер и упорно не понимал, что тут происходит.
- Проводите меня к ней, а сами будьте благоразумны - воздержитесь от лишних вопросов и сидите, где-нибудь подальше, - он перекинул свой автомат с одного плеча на другое, поудобнее встал в позу начальника охраны и зыркнул по сторонам глазами.
На шум в коридоре вышла хозяйка, но Ковалевич не дал ей пройти, а завернул у порога и отправил назад в свою каморку.
- Сиди там, тётка, если не хочешь неприятностей!.. Так, где ваша Грета?
Тихонова, услышав своё второе имя, вышла из маленькой комнаты в горницу и встала у стола.
- Я же сказал вам, уйдите отсюда! - и Ковалевич грубо толкнул Золингера обратно в кухню, потом захлопнул за ним дверь и уставился на Ольгу, сняв с плеча автомат.
Она стояла и спокойно смотрела на него, всё внутри пришло в неистовый трепет, но девушка не подавала виду, что волнуется.
- Впереди у нас большая беседа, фрёйлин, - начал Ковалевич и, покачиваясь на каблуках, подошёл к ней ближе. - Как ваше настоящее имя?
- Я не понимаю...
- Я же говорю с вами по-немецки, неужели так трудно понять родную речь? Если только, родную?.. - и он издевательски пощёлкал языком и победоносно посмотрел в глаза своей жертве, ища там страх или ужас.
Но Ольга стояла перед ним и пожимала плечами, ни чем не выдавая своего волнения и в этот раз.
- Мне стало известно, что ваш брат находится не дома с мамой и сёстрами, как вы до этого всем рассказывали. Он сдался в плен и служит теперь русским, он в партизанах, и это мне хорошо известно через свои источники. Так, зачем же вся эта комедия? - он прошёлся от стола к окну и отодвинул шторку.
В темноте соседней улицы были видны низкорослые клёны и тонкие рябинки, трепещущие на ветру.
- Потом, я просто уверен, что вы и есть, та самая русская радистка, которую месяц назад примерно, искала вся полиция города и люди гестапо. У нас сидит сейчас в тюрьме одна свидетельница, я вам устрою с ней очную ставку и она докажет мне и всем остальным, кто пока не верит в мою версию, что я прав. Эта женщина, у которой вы с Комаровым жили в доме, опознает вас, я в этом не сомневаюсь... А, пока, я вас не доставил в участок, вы не хотите мне ничего рассказать?
Ольга отрицательно замотала головой.
- Ну, что же, я вынужден вас арестовать и проводить в полицейское управление сейчас же, собирайтесь! - и Ковалевич передёрнул затвор автомата, давая понять, что намерения его более чем серьёзны.
Тихонова сперва замерла, а потом покорно попросила:
- Хорошо, но можно мне хоть переодеться? Что же я пойду в полицию в домашнем халате и тапочках?!
- Да, можно. Идите и переоденьтесь, я подожду вас здесь, и не вздумайте выскочить в окно, я не буду канителиться, а сразу вас застрелю... Это понятно?
- Понятно, но я и не подумаю бежать. Всё это какая-то грубая и нелепая ошибка... Но, я сейчас, - и Ольга снова вошла к себе в комнатку и спешно стала снимать с себя домашний халат.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.