К июню 1941 года 44-й танковый полк входил в состав 3-й кавалерийской дивизии имени Г. И. Котовского 5-го кавалерийского корпуса Киевского Особого военного округа. Части корпуса прикрывали участок государственной границы от Крыстынополя до Поддемце. В те дни Довгалюк Иван Никитович (1914), уроженец села Гущинцы Калиновского района Винницкой области, командовал танковым взводом 44-го танкового полка в звании лейтенанта.
В 1944 году гвардии капитан И. Н. Довгалюк волею судьбы оказался на том самом участке границы, где вступил в бой с рассветом 22 июня 1941 года...
Тихо. Так тихо, что малейший шорох остекленевших тонких веточек лесной акации отдается эхом на опушке. Падает и тает снег. До неправдоподобия зеленая ноябрьская трава упрямо расправляет свои стебельки, и только в больших и широких лунках аккуратными белыми кругами оседает кристаллизующийся ледок, да ровные прямые линии старых рвов белым пунктиром рассекают поляну.
— Вот здесь мы и начали войну, — задумчиво говорит немолодой уже капитан с погонами танкиста.
— Вот здесь. — И он показывает рукой на опушку леса, где особенно много заросших бурьяном и засыпанных снегам лунок.
— А немцы шли вон с той стороны... Что делалось тогда, — разве найдешь слова, чтобы рассказать?..
И он нервным движением расстегивает шинель, чтобы достать из кармана портсигар. На кителе капитана на мгновение взблескивают четыре ордена и медаль. Он жадно затягивается папиросой, отмахивается от дыма и продолжает.
— Против нас шли волна за волной немецкие «Т-3» и «Т-4». Их было очень много. А сверху — сотни самолетов. Как зверски они пикировали на нас!..
Группа офицеров молча слушала ветерана полка. Он говорил, волнуясь, отрывисто, — прошлое явственно вставало перед ним, и эта удивительная тишина нервировала его сильнее, чем канонада; так странно было видеть безмятежное спокойствие на том самом рубеже, где он сорок один месяц тому назад впервые услышал адский грохот войны.
— Честное слово, тогда было трудно думать, что мы доживем до того дня, когда здесь опять будут вот так нахально прыгать зайцы, — сказал он вдруг, улыбнувшись и показывая на путаный заячий след на пороше, и замолчал.
Кто-то невпопад переспросил:
— Так вы, значит, Иван Никитич, с первого дня?
Капитан снова улыбнулся:
— Так точно. Как в песне поют:
Двадцать второго июня
ровно в четыре часа
Киев бомбили,
нам об'явили,
что началась война...
И, немного успокоившись, он начал подробно рассказывать о первом дне войны:
— Так вот и нам об'явили боевую тревогу ровно в четыре часа. Мы тогда входили в состав одной из легендарных кавалерийских дивизий, и нам выпало на долю принять первый удар плечом к плечу с конниками. Я командовал тогда танковым взводом, и было у меня всего две машины. Одну вел я, другую старшина Перевертайло. Впереди нас стояли пограничники. Они держались у своей заставы до четырех часов дня. Вы знаете, как дрались они. После войны им, наверное, поставят самые красивые памятники. Рядом с ними нельзя было воевать иначе, нежели воевали они. И наши хлопцы тоже встали, как вкопанные. Несколько месяцев спустя это уже называли, вспомнив кутузовское слово, «стоять насмерть»...
Присев на заросшей травой бровке старого окопа, офицеры внимательно следили за рассказом капитана. Показывая рукой на рощу, на лощину, на вскопанные поля, он воссоздавал картину одного из тех первых боев, в которых был надломлен ударный таран немецкой армии.
Немцы рассчитывали с хода прорваться вглубь страны на этом участке до того, как подойдут наши оперативные резервы. Но уже пограничники с дьявольским упорством заставили их внести существенную поправку в свои графики, а тут еще на пути немецких танков оказались кавалеристы, в боевых порядках которых действовали и легкие танки. Кавалеристы действовали на очень широком фронте, но тем не менее пробиться сквозь их боевые порядки было совсем не так просто, как это казалось немецким генералам.
Как будто бы все шло по плану. В Западной Европе такие действия приносили неизменный успех: впереди шли танки, за ними шагали во весь рост автоматчики, по бокам неслись сломя голову мотоциклисты, сверху реяли самолеты. И все это стреляло, било, выло, ревело. Но советские солдаты не хотели уходить, пока были живы. Шум их не пугал.
Советские пушки большой мощности, быстро выдвинутые к границе, били в упор по танкам, и после каждого выстрела немецкие машины разлетались вдребезги. И хотя немцы располагали огромным численным превосходством, им было очень и очень трудно прогрызать упругую советскую оборону.
Лейтенант Иван Довгалюк со своим крохотным танковым взводом, состоявшим лишь из двух легких разведывательных машин, вместе со своими боевыми друзьями весь день провел в бою. Быстрые танки их метались с одного участка на другой, прятались в лесу, внезапно выскакивали из засад, чтобы ударить из своих маленьких пушечек в борт немецким танкам, налетали на гитлеровских автоматчиков, увертывались от бомб, которыми вражеская авиация усеивала поле боя, и снова бросались в контратаки.
Около семи часов утра попал в беду один из танков, ходивший в разведку. Он застрял в трясине, и немцы поспешили к нему, чтобы взять первый трофей. Экипаж заперся в танке, готовый погибнуть, но не сдаться. И в эту критическую минуту из леса выскочил на своем мощном тракторе «Ворошиловец» лихой водитель Гордовский. Немцы отпрянули от танка: мощный советский трактор, шедший прямо на них, они приняли за какую-то боевую машину. А Гордовский спрыгнул с трактора, зацепил буксирный трос на крюк танка, вскочил обратно, дернул и увел машину из-под носа у немцев. Они строчили вслед ему из автоматов, но было уже поздно. И тогда, в первые же часы войны, смелый тракторист был представлен к высокой правительственной награде...
А борьба все разгоралась. На опушке пылали десятки немецких танков. Горели и наши легкие машины, их становилось все меньше, но оставшиеся сопротивлялись с невиданным упорством. Тогда немцы начали сбрасывать парашютные десанты. Но и десанты мало помогали. Кавалеристы беспощадно истребляли их. На одном из участков отлично проучила немцев и подоспевшая уже советская пехота: ударив в штыки, наши бойцы восемь километров гнали гитлеровцев, усеивая путь трупами откормленных на европейских хлебах пруссаков и баварцев.
Так прошел день, второй и третий. А потом подошли советские танковые части, вооруженные теми отличными машинами, которые вскоре прославились на весь мир. Это были «тридцатьчетверки». Их было тогда еще мало, но каждая из них стоила многих немецких «Т-3» и «Т-4». Тогда-то и началась еще небывалая, кровопролитная, смертельная битва, о которой в те дни лаконично сообщалось в сводках: «с обеих сторон в бой были введены тысячи танков».
Немцы продвигались вперед, но движение это было роковым шествием обреченных смертников, и на каждом километре оставались сотни могильных крестов и десятки страшных, черных скелетов горелых машин с облизанными пламенем крестами на башнях.
Лейтенант И. Н. Довгалюк вместе со своей частью прошел весь длинный и трудный боевой путь. Он стал старшим лейтенантом, потом капитаном, был награжден орденами, медалью, получал повышение за повышением и наконец стал начальником штаба полка. Вместе со своими боевыми друзьями он дрался под Москвой, штурмовал Яхрому и Клин, громил окруженную в лесах Валдая 16-ю немецкую армию фон-Буша, прорывал немецкую оборону под Томаровкой в дни наступления на Харьков, участвовал в боях за ликвидацию немецкого Никопольского плацдарма и вот теперь вернулся на тот самый рубеж, с которого начинал войну.
Впрочем, часть его не остановилась на этом рубеже — она ушла дальше, ушла за реки и холмы, из-за которых в памятное утро 22 июня хлынули вражьи полчища. Довелось побывать танкистам и в том самом городке, где когда-то Паулюс формировал свою шестую армию, готовя ее к походу. Довелось им погулять за Вислой, расплачиваясь сполна за долгие трудные годы. А сейчас капитану Довгалюку и его боевым товарищам дан короткий фронтовой отдых, и должно же было так случиться, что стать им пришлось вот тут же, где полк начинал войну...
Вечереет. Сквозь низкие темные тучи проступает слабый румянец дальнего заката. Из просторного блиндажа, в котором разместился клуб, доносится мягкие аккорды баяна там готовится вечер самодеятельности. Позвякивая котелками, идут к полевой кухне механики. Все так мирно, так буднично. Но вот из-за леса доносится нарастающий рокот могучих моторов: прижимаясь к макушкам деревьев, идут на запад с «вечерним визитом» к фрицам наши штурмовики. Над ними комариным роем вьются истребители.
Офицеры провожают их внимательным взором, и Иван Никитич задумчиво говорит:
— Теперь, пожалуй, скоро и наш черед...
Ю. ЖУКОВ (1944)