В октябре 1942 года в мой кабинет вбежал друг детства Колька Шаломов, он был возбуждён:
- Сашка, меня в армию взяли! – закричал он с порога.
Я порадовался за товарища, да, именно порадовался. Для нас, здоровых и крепких молодых людей, уйти на фронт было счастьем. Почти все мои однокурсники уже воевали, на некоторых пришли похоронки, мы старались помогать их семьям, чем только можно было. На мне была «бронь», из-за которой я оставался в тылу. Ещё на первом курсе института меня пригласили в комитет комсомола этого учебного заведения, я с головой ушёл в работу, на собраниях меня хвалили. На третьем курсе я стал секретарём комитета, часто присутствовал на заседаниях городского комитета комсомола и даже городского комитета партии. Когда началась война, мы, всем курсом, пришли в военкомат, меня на фронт не взяли. Присутствующий в военкомате секретарь комсомольской организации города сказал, что для меня будет работа здесь. Ни о какой работе в тылу, я даже думать не хотел, но мои просьбы остались без ответа. Второй год я на швейной фабрике - провожу собрания молодёжи, рассказываю о победах Красной Армии, воодушевляю работниц на тяжёлый труд. Колькина новость не давала мне покоя, я решился требовать своей мобилизации, требовать в горкоме партии.
С трудом дождавшись утра, я вошёл в некогда красивое здание, оно в городе единственное было двухэтажным. Дверь в кабинет секретаря горкома партии была открыта, возле неё стояли несколько человек. Они нетерпеливо дожидались, когда выйдет очередной посетитель, пользуясь своим положением, я прошёл без очереди, закрыв за собой дверь. Вениамин Петрович посмотрел на меня поверх очков, я замешкался, думал с чего начать. Заготовленный мною текст улетучился из головы, я положил на стол листок бумаги – это было моё заявление с просьбой отправить меня на фронт. Вениамин Петрович придвинул его к себе, после прочтения, что-то написал в левом верхнем углу листа:
- Дела на фабрике передашь Громовой, после иди к военкому, я ему позвоню.
Выйдя из кабинета, я развернул листок. Размашистым почерком было написано: «Разрешаю», подпись. Не совсем понимая, что сейчас произошло, я направился в военкомат.
Попасть к военкому желающих не было, постучав в дверь, я дождался приглашения.
- Проходи, садись.
Городской военком был пожилым человеком, как по мне так стариком. Рассказывали, что он ещё в ту войну с немцем воевал, даже совершил несколько подвигов, имел царские награды.
- Пришёл приказ отобрать из комсомольцев пять человек. Для чего и куда - не знаю. Раз о тебе звонил Вениамин Петрович - значит, ты подходишь.
Военком прошёлся по кабинету, в дверь кто-то постучал, он ответил, что занят.
- В понедельник, к девяти утра, будь на вокзале. Большую отправку на фронт готовим, найдёшь меня там.
«Куда меня сосватали? Что меня ждёт?» - с такими мыслями я пришёл на фабрику. Нашёл Громову, она была что-то вроде моего заместителя, показал ей, что и где в сейфе лежит. Почти торжественно передал бутылёк с чернилами, они были в большом дефиците, все пользовались карандашами. Вроде всё. До понедельника оставалось два дня, я решил их потратить на прощание с оставшимися в городе товарищами, а главное с любимой девушкой. Придя домой, не дожидаясь расспросов родителей, я сказал, что уезжаю на фронт. Мама не плакала, она села на стул и долго молчала.
В понедельник, в назначенное время, я был на вокзале. Обнявшись с родителями, я практически выгнал их, боялся, что мама в последний момент расплачется. Нашёл военкома, увидев меня, он оставил своих собеседников, подвёл меня к майору:
- Этот ваш.
Майор бросил на меня взгляд, по которому было не понять, увидел ли он меня. Подбежал Колька Шаломов:
- Сашка, ты тоже на фронт?! Давай в наш вагон.
Я посмотрел на майора, тот даже глазом не повёл.
- Нет, Коля, я тут останусь.
- Ну, как знаешь, а то там все наши.
- Прощай, Коля.
- Ты чего это прощаешься!
- Кто его знает, как всё сложится.
- Увидимся, Сашка, обязательно увидимся!
С Колькой мы больше не увиделись, после войны я узнал, что в январе 1943 года, при наступлении, он бросился на пулемётную точку противника, заставив её замолчать всего на одну минуту. Минута - что это в мирное время? А в бою это целая жизнь! Военком подвёл ещё четверых: двоих я хорошо знал, давал им рекомендации при вступлении в комсомол, об остальных только слышал. Мы разместились в своём вагоне, надо сказать, с удобствами. Это был купейный вагон, кроме нас в нём ехали командиры, которых выписали из госпиталя.
Мы то ехали, то стояли. Состав постоянно дёргался, видимо отцепляли или прицепляли вагоны. Пользуясь возможностью, я отсыпался. Выйдя на станции, я застыл как истукан! С географией у меня было хорошо, я понял - нас увезли от фронта. Подъехала крытая полуторка, майор скомандовал лезть в кузов, порядком застывшие на холодном ветру после тёплого вагона, мы с радостью устроились на деревянных лавках. Дорога выдалась долгой, пальцы ног отказывались шевелиться, тело била дрожь. Когда грузовик остановился, мы с трудом выбрались из кузова. Перед нами стоял каменный дом с колоннами, собирая последние силы, мы вошли внутрь. Судя по транспарантам, лозунгам и призывам к хорошей работе, я понял, что мы находимся в доме отдыха какого-то завода, позже я видел его трубы возвышающиеся над лесом. Нас разделили на пары, вместе со мной в комнату заселился один из моих знакомых, звали его Владимир, фамилия сейчас ни к чему. Небольшая комнатка, две кровати с матрасами, две тумбочки, два стула. Только мы отогрелись, как нас выгнали во двор, нужно было наколоть дров. После ужина, который прошёл в большой и светлой комнате, нам разрешили отдыхать. Судя по тому, что нас всё так же было пятеро, больше в этом доме никого не было. Под утро мимо нашей двери прошли люди, потом ещё, в обед нас собралось двадцать два человека. Я не лез с расспросами ни к повару, ни к весёлому старшине, решил для себя так: что надо будет – скажут.
После обеда нас построили вдоль стены коридора, приглашали входить по одному в высокую дверь. Когда пришла моя очередь, то я сильно удивился просьбе трёх мужчин в военной форме без знаков различия рассказать свою биографию без запинки. Я рассказал, меня вывели из комнаты, позвали другого, после этого расспроса нас осталось девятнадцать. На следующий день всех собрали в большой комнате, там стояли обычные столы и табуретки. Мужчина в строгом костюме сказал, что мы будем учиться на разведчиков, но не на простых. Предложил отказаться, если кто не желает, таких не нашлось. Начались занятия. Учили всему: стрелять, метать нож, лазить по деревьям и по стенам здания, маскироваться, рукопашному бою, а ещё врать и плакать, да, именно так. Один из уроков вызывал у меня улыбку, нужно было из своих собственных волос изготовить усы или бороду, а ещё стричь самого себя, используя только ножницы и осколок зеркала. Если со стрижкой хорошо выходило, то старшина ломал зеркало пополам и требовал повторить, к концу недели, все курсанты ходили лысыми. В конце января мы три раза прыгали из самолёта с парашютом: два раза днём, раз - ночью. Один из курсантов наотрез отказался это делать, его не уговаривали, не заставляли.
Наступил день, который ждали все, но надо сказать, что определённой даты не было. В апреле стала приезжать «эмка», забирали одного, двух или сразу трёх курсантов, куда их увозили нам, конечно, никто не говорил. Солнечным весенним утром пришёл мой черёд, я уехал один, уехал так быстро (на сборы дали пять минут) что не успел даже попрощаться со своими товарищами, которые были на занятиях. Два дня прожил в полуподвале какого-то дома, за это время получил инструкции, догадался, что скоро будет моё первое задание. Ночью меня привезли на аэродром, самолёт, на котором я должен был лететь, урчал моторами. Провожающий меня капитан пожал руку, пожелал удачного приземления. Дальше: ночь, полёт, прыжок.
Моей задачей, после приземления, было добраться до села, возле которого были большой железнодорожный узел и мост. Нашей авиации никак не удавалось уничтожить ни то, ни другое - такая у немцев там была ПВО. В селе жила женщина, у неё я должен был остановиться. Моя легенда была проще простого: в начале 1942 года моя часть попала в окружение, я, простой боец, не хотел больше воевать и дезертировал, меня пригрела женщина, всё это время прятала в подполе. После моего «обнаружения», я должен был устроиться либо в полицию, либо в рабочие, быть как можно ближе к указанным мне в инструкции объектам. Собранную информацию, передать партизанам через мою хозяйку.
Приземлился удачно, сам не ожидал, спрятав парашют и комбинезон под корнями поваленного дерева, вышел к реке. В школе разведчиков мы ничего не записывали - упор был на память, вот и сейчас, перед моими глазами стояла карта местности: нужно уйти от реки вправо и топать больше десяти километров. До села добрался под утро, укрывшись, в заросшей прошлогодней травой низине, спал весь день. Ночью пошёл в село, нашёл нужный дом, постучав в окошко, назвал пароль. Хозяйка, женщина средних лет, представилась Анной. Пока она накрывала на стол, я наблюдал за ней.
- Скажите, я знаю, что вы коммунист, как смогли выжить?
- Тут всё просто. У меня была сестра, мы близнецы, она жила здесь, а я на Урале, разъехались за три года до войны. Когда немец был близко, она ушла с другими селянами, в дороге их бомбили, она погибла. Вот меня, вместо её, здесь и поселили.
- А как же характер? Кто знал вашу сестру, вмиг отличит!
- А мало тут таких осталось, больше беженцы, почти все пришлые. Мы с сестрой одна кровь, хоть и разнились сильно, но у меня получилось, раз жива до сих пор.
- Где мне устроиться?
- Полезай в подпол, я там всё приготовила, матрас мокрый, ты уж извини.
- И долго мне там быть?
- А пока мокрицей не пойдёшь, ты что, немцев за дураков считаешь?!
Этому меня не учили, согласившись с Анной, я полез в подпол.
Продолжение следует. 1/3
15
