15 декабря 2075
Каков выход? Что делать дальше? Как смотреть в лица коллег, при этом сохраняя на своём маску общности? Получается, чтобы сохранить свою безопасность, мне придётся зеркально лгать. Тогда чем я отличаюсь от архитекторов современного мира? Они создали правила, принудив всех им следовать. И всё, что сделал я − просто встал в полярную стойку, тогда и у меня, и у них один предводитель – ложь. Каждый из нас лжёт для своей безопасности. Это новая ступень человечества или последний шаг перед падением в бездну? Если всё так, как оно есть, значит, никаких других вариантов не было, любой путь, так или иначе, привёл бы сюда. Бесконечные революции ни к чему не приводили, точнее, привели сюда, значит, это банальные обезболивающие, временно снимающие симптоматику, а болезнь прогрессирует. Но это бессмысленные рассуждения, что мне до них? Люди так нехотя делают шаги навстречу свободе и так легко надевают оковы рабства, стоит изменить слово рабство на патриотизм, идея или статус, и скорость одевания оков ошеломляет. С другой стороны, что есть для меня свобода? Говорить то, что я хочу? Зачем, кому? Делать то, что я хочу? Я и так могу делать, что хочу, вопрос лишь в том, чего я действительно хочу? По факту, свобода сводится к тому, чтобы, видя несправедливость, громогласно указать на неё, порицая творящего её. Но тогда зачем это МНЕ? Спасти мир? Я и себя не могу спасти.
Мне начинает казаться, что чем быстрее будешь бежать за свободой, счастьем или за любовью, тем с большей вероятностью без этого останешься. Может, где-то в этом и кроется смысл, где-то в этом и кроются правила игры этого мира? Не знаю.
16 декабря 2075
Сегодня снова встреча с Юлей. Мне нужна помощь. Помощь в восприятии действительности, существование между реабилитационным центром и ложью. Именно об этом хотелось бы поговорить с ней. Значит ли для неё ложь, что значит для меня? Главное, что я могу поговорить, такая мелочь – поговорить, но такая важная заплатка на одной из самых больших моих дыр.
Мы встретились там же, но решив в этот раз пройтись по улицам нашего прекрасного города. Никакой конспирологии, просто так хотелось. Я был знаком с Юлей всего день. Но внутри уже разгоралась необходимость общения с ней. Всеобщее зло научило меня доверию, показало его ценность. Вот такая страшная диалектика.
− Нам придётся лгать, исчерпывая правду друг другу. Другим придётся лгать, − сказал я, проходя мимо витрины электроники, пестрящей самыми новыми интервизорами невероятных размеров.
− Не придётся, − легко ответила она.
− Ликование на празднике, аплодисменты очередному закону, всеобщий восторг еженедельной победе… Находясь в коллективе, изображать экстаз, разве это не ложь? − возбуждённо спросил я.
− Ещё какая!
− Я тебя совсем не понимаю.
− Я тоже думала об этом, страдала. Я ненавижу ложь.
− Выход? − спросил я.
− Выход в принятии. Принятие всего таким, какое оно есть: зла, людей, ситуации. Принятии себя.
− Теоретически понимаю, но что делать?
− Прими ликующих такими, какими они есть, некоторые из них действительно рады, раздели не причину радости, а саму радость. Пойми, прямо сейчас умирают, страдая или быстро, насильственно или от болезней, тысячи человек. Прямо сейчас для кого-то рушится целый мир, прямо сейчас обманутых лишают жилья, денег, еды. Каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Зная это − в петлю? − посмотрев на меня, сказала Юля. − Мир есть зло, постоянное, дышащее. Оно изощрённо будет тянуть тебя к себе, обнажая своё тело, прибегая к самым разнообразным манипуляциям, лишь бы ты коснулся его. Мир есть борьба, проходящая главным образом внутри нас. Ты очень хорошо писал про вариативную галлюцинацию.
− Разве это не равнодушие?
− Равнодушие − это победа зла. Равнодушие − это внутреннее страдание, это ложь самому себе или душевная болезнь. Принятие же − это твоя внутренняя правда. Мы все умрём, разве это повод судорожно бежать от смерти, лишая себя разума? Или выход в том, чтобы всё-таки ещё жить, пока жизнь дала тебе такую возможность. Один исход и два полярных варианта пути к неизбежному.
− Но если увидев, например, насилие на улице, разве не стоит помочь жертве?
− Ещё как стоит.
− Я опять не пойму.
− Дело в том, что в этом конкретном варианте ты можешь спасти жизнь даже ценой собственной, это в твоих силах, это твоя внутренняя правда, это твоя истина. А страдая во время всеобщей радости или хватая и тряся всех за плечи с криком: «Это всё ложь!», ты ровным счётом ничего не добьёшься, кроме непонимания, порицания и возможной надписи в твоём деле: «Острый параноидальный психоз». Да и если рассмотреть мотивации в этих конкретных примерах, они абсолютно разные: в первом случае − эмпатия, во втором − доказательство своей правоты и превосходства посредством своего эго.
− Это выход?
− Ну, как минимум одна из дверей.
− Я попробую.
− Будет сложно. Ну и самое главное, вся твоя борьба: терзания и принятия, зло, добро и любовь − всего лишь фантазия твоего внутреннего Я.
− Контрольный выстрел!
− Я перефразировала твои же слова, − ответила Юля, и мы, подойдя к набережной, решили оставить диалог, и залипли на ледяную гладь реки, вдыхая свежий морозный воздух родного города.
17 декабря 2075
Сложно понять, принимаю ли я мир или прячусь от него, изощрённо прячусь? Ширма многоликой лжи или ясное видение? Окончательный отказ от ИВ возвращает воспоминания: о войне, точнее, о многих прошедших войнах, выпавших на время моего скромного существования здесь. Мне казалось, что была всего одна − масштабная десатанизация нашей территории, хотя вернувшиеся солдаты рассказывали, что воевали за стеной, впрочем, после они пропали, уехали на лечение посттравматического психоза. О последующей неоинквизиции − гонениях и уничтожении остатков сторонников сатаны, являвшихся нашими согражданами, одурманенными влиянием тёмных сил. Такие дела. Я вспоминаю о родителях, оставивших меня на воспитание ГОВЮПу(Государственный Отдел по Воспитанию Юных Патриотов) и уехавших строить какой-то грандиозный проект особой важности, они так и не вернулись, а после выпуска я уже не помнил, были ли у меня родители. ИВ вытеснял воспоминания постоянным потоком информации, короткой и быстроусвояемой. Затем вытеснял свою же старую информацию новой. А запрет на её хранение внёс финальный штрих в мою память. Жизнь напоминала нахождение в поезде у окна, который куда-то несётся, оставляя тебе линию пейзажа. Нет ни станций, ни возможности сойти на время. Интересно, а раньше было можно? Не удивлюсь, что раньше эта возможность была, а может, эта возможность была всего лишь возможностью, иллюзией остановки, каждый думал, что может сойти, остановиться на время, но делать это ему было незачем, ведь движение удовлетворяло его потребности, а иллюзия возможности давала ощущение контроля над происходящим. Со временем эта иллюзия стала рудиментом и впоследствии просто пропала за ненадобностью. Мы тихо сидим и смотрим в окно, а поезд просто несётся вдаль, рассекая воздух, наверно, даже машинист не знает пункта назначения, а может, и знает, но каждый раз проезжает мимо, ведь когда мы приедем, он станет таким же, как и мы − всего лишь прибывшим.
18 декабря 2075
Проспект Постоянства, фонтан, Юля. Увидел её ждущей меня. Она, как ни в чём ни бывало, улыбалась, спокойно пинала камушки в видимую только ей мишень. Каждый раз промахиваясь, смешно сокрушалась, топая ногой, но стоило попасть, замирала и затем продолжала повторять свой забавный алгоритм. Я застыл. Мне было приятно наблюдать за ней. Мои вопросы, мои проблемы, казавшиеся неразрешимыми − в этот момент рухнули. Пожирающий меня мир отступил перед человеком, пинающим камешки. Сотни тысяч разрушенных судеб, бесконечная череда насилия, жажда власти, угнетение, подчинение – ничто, перед искренним счастьем всего лишь одного человека, которому ты можешь доверять. Я осознал, что где-то в этом кроется настоящая сила – великая и по-настоящему непобедимая. Вечная сила. Которая спрятана глубоко в нас и независимо, хотим мы этого или нет, тащит нас через бесконечную череду жизней от начала и до конца и от конца к началу, не прерываясь ни на мгновенье. Дыхание жизни, суть жизни, смысл жизни − в этой маленькой игре. Я сделал шаг, потом ещё и так, пока не приблизился к ней.
– О! Привет! – сказала она, увидев меня.
– Привет! – ответил я.
– У тебя лицо, как будто ты видео с котятами смотрел.
– Я размышлял, пока шёл сюда.
– О чём?
– О том, что действительно важно для меня.
– И что действительно важно для тебя? – спросила она.
– Эм-м, ну, это сложно объяснить, – сказал я немного растерянно.
– А ты попробуй. Я не такая уж и глупая, наверно, – с лёгкой иронией сказала Юля.
– Знаешь, ещё десять минут назад я не знал, что делать дальше, как жить с тем пониманием мира, который у меня есть. А теперь…
– Что? – рассматривая моё лицо, спросила она. Я попытался собраться с мыслями, чтобы объяснить, и это вылилось в непродолжительное молчание. – Ну, а теперь что? – улыбаясь, повторила Юля.
– В общем, можешь посчитать меня психом, но все мои вопросы исчезли, не сказать, чтобы я получил на них ответ – нет, ну или получил – не знаю. Кхм-кхм… В общем, когда я сюда пришел, то увидел, как ты пинаешь камушки, целясь в какую-то, видимую только тебе мишень. Я увидел… мне показалось, что в этот момент ты была счастлива. Ты так была поглощена этим нехитрым занятием. И вот я смотрел на это и понял… Все те вещи, о которых я хотел поговорить с тобой: общество, политика, войны, жизнь с пониманием этого, для меня показались незначительными. Я был счастлив только от того, что видел, как счастлив человек, которому я могу доверять. Единственный в мире человек, которому я могу доверять. Вот.
– Ты думаешь, я совсем с ума сошла, что ли? – сурово спросила она, нахмурив лицо.
– Э-э-э. Нет, что ты! – опешил я. Она молчала и продолжала смотреть на меня, а потом ответила:
– Я пинала камешки во-о-он в тот промежуток между двух теней фонарных столбов! Видишь?
Я стоял с открытым ртом и кивнул.
– А ты говоришь, что это видно только мне, – сказала Юля, и улыбка плавно начала расползаться у неё на лице. Я начал медленно отходить от ступора и спустя мгновение нас поглотил приступ смеха. Мы смахивали слезы, делали серьезные лица, но потом опять всё повторялось.
Мы провели весь день вместе − лучший день в моей жизни.
19 декабря 2075
Знание − первый шаг к одиночеству. Одиночество − первый шаг к истинному доверию. Доверие − первый шаг к любви…
25 декабря 2075
Проснувшись сегодня – понял, что больше не испытываю острой потребности в дневнике. Я могу доверять не только своему бумажному другу, я могу доверять человеку. Я всё ещё одинок, но теперь со мной могут разделить моё одиночество. Мне все ещё страшно, мир вокруг – всё так же жесток, люди такие же соучастники зла, как и вчера, такие же, как я. Я принял это зло, знаю, что не буду его множить, не буду соприкасаться с ним вне себя, раздирая эту гниющую рану. Мы все хотим быть счастливы, доверяя всему, что может нам подарить хотя бы его иллюзию. Цепляясь за неё, мы несём страдания и смерть вокруг, даже не подозревая об этом, чувствуя свою непорочность и правоту. Мы здесь, сходящие с ума и ждущие покорно своей участи. Боль мира становится сильнее и остаётся надеяться лишь на то, что любая боль имеет свой предел, при пересечении которого всё утихнет.
Эпилог
26 декабря 2075. День Вселенского Праздника. Рано утром раздался стук в дверь. Сотрудники отдела социального спокойствия вошли в мой дом и заставили проехать с ними. Мы ехали долго, не в отдел, куда-то далеко за пределы города. Подъехав к территории, окружённой высоким забором, нас пропустили через КПП. Меня вывели из машины и сопроводили к центральному зданию, надпись на фасаде которого гласила: «Реабилитационный центр», а немного ниже буквами поменьше: «Лечение освобождает». Войдя внутрь, меня повели через длинные запутанные коридоры, пока мы не достигли кабинета с надписью: «Интенсивная терапия». Внутри всё было ослепительно белым, именно белым. Меня посадили в кресло, напоминающее стоматологическое: руки, ноги и голову пристегнули ремнями. Никто ничего не говорил. Я не сопротивлялся. Через примерно минуту в кабинет привели Юлю, посадив в такое же кресло рядом с моим. Я не мог… Я ничего не мог… Я, который жил в моем теле, резал свою кожу и вопил, срываясь на осипший хрип. Он резал себя, резал безжалостно, углубляя нож в плоть с каждым новым движением, затем, отделяя слой за слоем кожу клал себе в рот и жевал, прерывая это истошным криком, разбрызгивая повсюду кровь вперемешку со слюной. Вот она, настоящая боль, несравнимая ни с какими мучениями, страшная, чёрная, опустошающая… Затем вошли ещё трое людей в белых халатах. Сопровождавших меня и Юлю сотрудников попросили выйти. Озноб. Страх.
– В соответствии с приказом номер десять тысяч двести семьдесят три − о принудительном лечении больных острым параноидальным психозом, подвергающих опасности окружающих граждан, вам вводится препарат для купирования симптоматики болезни – ««Благо В» тысяча девятьсот восемьдесят четыре» – сказал один из людей в халатах.
– Можно просьбу? Всего одну! – попросил я. Они переглянулись, и тот, что держал шприц, кивнул мне.
– Разрешите взять за руку Юлю!
Повисла тишина. После один из врачей, вновь посмотрев на коллег, кивнул им. Мне и Юле освободили руки, так, чтобы мы могли взять друг друга. Я почувствовал её тепло, это было всё, всё, что я хотел в этот момент… Лёгкий укол. Цвета. Тишина.
Я – ты. Я – они. Я – все. Я есть всё, что я знал и всё, чего не знал. Я – часть, и я – всё, что из частей. Я – мир.
Конец.
Автор: Родион Палин
Источник: https://litclubbs.ru/articles/41192-antiutopija-2075-glava-3.html
Содержание:
- Часть 1
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.
Читайте также: