Ефим Лукич был самым старым жителем деревни. Ему шёл восемьдесят пятый год. Несмотря на возраст, старик жил один, не желая слушать уговоры сына переехать к нему в город.
- Тут я родился, тут и помирать буду, - гордо заявлял Лукич и упрямо отказывался от переезда.
Сын говорил ему:
- Вот станет ведь тебе совсем невмоготу, сам тогда попросишься. Всему же есть предел. А больше уговаривать я тебя не стану.
- А я и проситься не собираюсь! – хорохорился дед, - Я пока в няньках не нуждаюсь. А если что – соседи у нас добрые.
Соседи и взаправду были очень хорошими. Они с детства знали Ефима Лукича и забыли счёт его годам. Лукич всегда бодро шагал по своему двору, зимой выходил ежедневно с лопатой чистить дорожку на улицу.
- Ефим, сегодня снега нету, чего землю скребёшь? – смеялась соседка Нина Игнатьевна, его ровесница.
- Для порядку надо пройтись, - ухмылялся дед и уже тише приговаривал:
- Ах, ты, глазастая баба, всё-то она видит и подмечает…Сорока деревенская…
Зима выдалась морозной. После снегопадов пошли холодные дни, и особенно ночи.
- Что-то деда нашего не видно, - забеспокоилась Нина Игнатьевна, не видя своего соседа уже третий день у ворот.
Она накинула шубу и пуховый серый платок и пошла по заснеженной тропинке к дому Лукича. Толкнув дверь, вошла в кухню. Старик никогда не запирался. Не от кого. Все свои.
- Эй, Лукич, ты где там? – громко позвала Нина Игнатьевна и осторожно заглянула в комнату. Там было прохладно, и никто не отвечал.
Но тут занавеска на русской печи дрогнула и оттуда высунулась всклокоченная седая голова деда. Он хрипло спросил:
- Кого Бог послал? Ты, Нина?
Соседка вздрогнула:
- Господи, напугал-то как… Ты чего это туда залез? Что с тобой? Печь в комнате не топлена, не выходишь… Заболел, что ли?
- Ну, трындычиха… Дай сказать… Видишь ли…Печка моя вышла из строя, да в такой мороз. Что-то там в ней обвалилось внутри. Наверное, кирпичи рассыпались. Дымит. Топить нельзя. Вот беда. Вот и замёрз я совсем, аж спину радикулитом свело. Топлю только эту, но одной её на дом мало. Вот я и живу пока на ней. Авось зиму как-нибудь дотяну до весны…
- Да ты что? Эту печь долго топить надо. А залезать на неё с радикулитом не так-то уж легко… Ты хоть ел сегодня что?
- Да, хлеб с чаем. И картошка есть печёная.
- Так, значит, и воды у тебя нету. Точно. Ну, как дитя малое. Почему не пришёл, сразу не сказал? Эх, ты…
- Да вы же моему Витьке позвоните, а он что – будет мне печь зимой чинить? Сразу в город забёрет, да ещё и отругает, как пацана, - ответил с грустью дед.
- Так тебя и надо поругать. Сидит тут как партизан. Спрятался. А дрова и воду носить надо, еду готовить надо. Мы что – нелюди? Ну-ка, собирайся к нам. Одевайся и пошли. Я тебя под руку поведу…
Дед нехотя, со стоном еле-еле слез с печи и соседка помогла ему одеть фуфайку и валенки. Дома Нина Игнатьевна и её дочь определили деда в самое тёплое место – в комнате за печкой, и натёрли спину согревающей мазью.
- Сиди тут. Скоро ведь Новый год. У нас поживёшь пока. А с печкой мы всё решим, дед Лукич, - говорила дочь Нины Игнатьевны Рая, - Завтра мой Серёга доедет в соседнюю деревню к печнику и договорится. Не горюй.
- Иди-ка, поешь борща, сосед, - позвала к столу Нина Игнатьевна.
- Ох, спасибо, наделал я вам хлопот, - сконфуженно бормотал Лукич и с удовольствием ел борщ, - Вы уж только сыну не звоните. А денег я на ремонт дам. У меня скоплено. И в магазин пойдёте, я тоже дам на продукты.
- Ладно, ладно… Капуста и свекла у нас не купленная. Сиди уж, богач. Витька и сам позвонит. Врать я ему не стану. Но и увозить тебя не дадим. Не сомневайся…
Неделю, до самого праздника, дед Лукич жил и отогревался у соседей. Пока Рая лечила его мазями и растираниями, печник перебрал обрушившийся дымоход, заменив старые прогоревшие кирпичи на новые.
Как только Лукичу стало легче и спина перестала скручивать его от боли, он тут же засобирался домой.
- Да не торопись ты, Лукич. Плохо тебе у нас, что ли? – смеялась Рая.
- Я и так загостился, а дом пустой стоит. Не дело. Спасибо, Раечка, спасибо Нина, Сергей, всем вам… - дед кланялся, - дал же Бог соседей. Лучше родни. Я отплачу, отслужу… За мной не станет…
- Уж это непременно, - улыбалась Нина Игнатьевна, - что ты, старый, перестань нас смешить. Пошли, я тебя привела, я тебя и провожу.
Они перешагнули порог дома Лукича. Дед присел на лавочку около печи. В нос ударил аромат сваренного обеда. На плите стояли кастрюли и сковородка, накрытые крышками. На столе лежал свежий хлеб, прикрытый полотенцем. Полы в доме были вымыты, занавески выстираны и выглажены.
Лукич потрогал печь – тёплая. Потом встал и пошёл в комнату. Отремонтированная печь сияла белизной.
- Даже побелили… - с дрожью в голосе сказал Лукич. Он потрогал печь – она тоже была тёплой. В комнате был порядок: чистая скатерть на столе, половички натянуты ровно по вымытому до блеска полу.
На кровати бельё тоже было чистым, а старый подзор Рая даже накрахмалила.
- Боже ты мой, дом не узнать… Девки… Чем я с вами расплачусь? – прошептал дед, и слёза покатилась по его морщинистому лицу.
- Ну, перестань. Это тебе подарок от нас к Новому году. А ты не болей больше. И в следующий раз не доводи до такого холода и голода. Сразу давай знать. Ладно? – Нина Игнатьевна обняла Лукича и, махнув рукой, вышла из дома.
А Лукич всё сидел на маленькой скамеечке, прислонившись спиной к обновлённой печке. Он благоговейно рассматривал чистую белую скатерть на столе, накрахмаленный подзор и думал:
«Господи, как чисто и тепло. Как тепло…»
На следующий день он позвонил сыну:
- Витенька, когда приедете? У меня всё хорошо. Что привезти мне? Да всё как обычно… Только вот ещё большой торт. Нет, два больших торта. И конфет шоколадных. Потом расскажу зачем. Соседку мою тут надо чаем напоить. Да. Печку мне они починили… Вот и хорошо. Жду, мои дорогие…С наступающим…
ЛАЙКОМ, откликами и ПОДПИСКОЙ вы поддерживаете автора. Спасибо!
До новых встреч!
