Помните разговор Жеглова с милиционером Петюней Соловьевым после того, как Фокс ранил Топоркова в Марьиной Роще на квартире у Верки-модистки?
Жеглов укоряет Соловьева в том, что тот не оказал сопротивления бандиту при задержании:
- Ты не сознание, ты совесть потерял. Ты, когда он пистолет на тебя навел, не про долг свой думал, не про товарищей своих убитых, а про 50 тысяч выигранных, да про домик в Жаворонках, с коровой да с кабанчиком…
На что Соловьев, вдруг эмоционально преобразившись, выдает ему свою «правду-матку»:
- Да, да! И про детишек своих тоже подумал… Если меня убьют, ты что ли, горлопан, кормить их будешь, ты их в люди выведешь?
Кто из нас, смотря этот фильм, не осуждал труса Соловьева? Прав ли он, а правы ли мы, осуждая Петюню?
Сложный это вопрос – стоит ли рисковать своей жизнью и во имя чего? На весах лежит много. На войне ведь особенно выбор непростой – не помереть важно первым, а, наоборот, выжить.
С массовой сдачей в плен своих солдат Россия впервые столкнулась в Первую мировую войну.
До этого ничего подобного никогда не происходило…
****
В чем дело и почему непобедимый доселе русский солдат-богатырь вдруг превратился в послушную и безропотную вату? Почему такое постыдное и унизительное явление как плен внезапно стало обыденным и чуть ли не обязательным?
Легкие победы над южными и восточными соседями в XIX веке, боявшимися пушечного и ружейного выстрела и разбегавшихся при любом серьезном нажиме, привели нас к осознанию собственного превосходства. Любые неожиданности (вроде сдачи в плен русского солдата) не только не рассматривались теоретически, но даже не допускались и в мыслях. На деле же оказалось, что только в первые месяцы войны количество пленных стало измеряться десятками и сотнями тысяч, что по сути являлось катастрофой.
Ладно, если бы дело ограничивалось только сдачей в плен при усиленном сопротивлении. И.д. Начальника штаба 3-й армии генерал-майор А.К. Байов доносил в своем рапорте и.д. Начальнику Штаба Главнокомандующего армиями Северного фронта генерал-майору М.Д. Бонч-Бруевичу от 21-го октября 1915 года за № 9265 о позорном поведении большинства нижних чинов в плену:
«… Командующий армией из опросов наших нижних чинов, бежавших из плена, обратил внимание, что за ничтожным исключением при пленении нижние чины называют противнику свои части, принадлежность к корпусам и армиям. Рассказывают о соседних войсках…» .
Откровенность, прямота и простодушие солдат поражала. Так, присутствовавший на опросе вольноопределяющийся рядовой 205-го Шемахинского полка Изумруднов, слышал, как нижние чины его полка рассказывали о недостатке снарядов, о месте, где они обучались, о том, что прибыли с Кавказа и что там винтовок нет, а они их получили уже на театре войны и т.д.:
«… Бежавшие из плена показывают, что им никто не объяснил, что этим они нарушают военную тайну. У многих нет сознания позорности плена, и по пути в места постоянного содержания редко у кого возникает желание бежать…».
Попавшие в плен воспринимали неволю как закономерное и неизбежное явление в их жизни, а посему, смирившись (все вроде по-христиански), соглашались со своей незавидной участью. Причем, самыми инертными были уже немолодые в летах солдаты, имевшие дома семьи и детей мал мала меньше:
«…Наиболее пассивным элементом являются ратники старших возрастов, которые открыто говорят: «Слава Богу, что попали в плен, теперь останемся живы». На предложение бежать, из сотни находится один и то после долгих уговоров и доказательств о том, что безразлично, умирать ли от голода или от неприятельской пули…».
Другим негативным моментом было почти слепое повиновение, отказ от продолжения борьбы:
«… Как общее явление замечается удивительная покорность немцам, которые мало опасаются за побеги и потому назначают ничтожный конвой. Так, например, рядовой Ширванского полка Гуменюк и рядовой Оровайского полка Шепалов показывали, что партию, в которой был первый, в 440 человек вели 20 кавалеристов, партию же второго в 19 человек вел один конный…» .
Кротость и долготерпение, конечно, похвальные для христианина качества, но, по мнению Байова, не до такой степени.
«…Пользуясь отсутствием патриотизма и сознания долга у наших солдат, германцы и австрийцы широко комплектуют пленными свои тыловые учреждения. Многие из бежавших показали, что видели обозы от 200 до 300 повозок, где исключительно были наши пленные, для присмотра за ними назначалось по одному германцу на 10 – 15 человек. Все этапы, хлебопекарни, кухни, как полевые, так и местные, обслуживаются нашими пленными. Доходит до того, что немцы переодевают наших пленных, ездящих при полевых походных кухнях и обозах, в германскую форму, на что те безропотно соглашаются…».
Корреспондент влиятельной газеты «Русское слово» Мечислав Станиславович Лембич (1891 – 1932), отметил пораженческие настроения русских солдат и их рабскую покорность. Так, пробираясь из расположения германцев в Россию, Лембич встретил австрийский обоз из 12-ти повозок, сопровождаемый нашими пленными без конвоя. Когда он посоветовал им бежать, бросив обоз, они ему ответили:
«…Куда бежать. Да у нас и планов нет, а ен Ригу взял, Петроград и Киев забрал, на Москву идет, нас тут кормят, деньгу дают, побежишь – пропадешь…».
При этом, «на той стороне» некоторые превращались прямо-таки в животных: стремясь сохранить собственную жизнь, они были готовы уничтожить соседа. Воистину – хочешь узнать человека, дай ему власть! Некоторые пленные в лагере Лаубан выделялись своим зверским поведением по отношению к соотечественникам – били, под угрозой сурового наказания отнимали деньги, присваивали посылки от родных, доносили о карточной игре пленных.
Что же лежало в основе этого явления?
Как отмечал Байов, «главными причинами сдачи является прорыв фронта и появление в тылу частей противника. Нижние чины говорят, что достаточно ничтожной кучке немцев появиться в тылу окопов, как начинается суматоха и беспорядок, поднятие «белых платочков». Причиной подобного явления они считают недостаточное воспитание и обучение прибывших пополнений, слишком быстрое вливание их в части, зачастую даже во время боя. Старым солдатам трудно справиться, когда прибывших на пополнение слишком много, они не могут слиться с прибывших разнородным элементом» .
Однако не только необученность была основанием для поднятия рук вверх. Гораздо более серьезным фактором сами солдаты считали управленческий бардак, отсутствие патрон и твердолобость своего начальства. Вот как многие нижние чины так рассказывали о причинах сдачи в плен целых рот:
«… Мы сидели в окопах и видели как противник, наступая с фронта, в то же время заходит к нам в тыл, просили разрешения отступить немного, но нам на это отвечали: «Начальство приказало держаться во что бы то ни стало», и мы держались, расстреливали последние патроны, но когда подходил неприятель, частью бросались в штыки, частью сдавались в плен…».
Часты были случаи сдачи в плен целых рот из-за отсутствия связи с соседями, которые уходя, не сообщали об этом.
Что же в итоге предлагал Начальник штаба 3-й армии? В основе его плана лежало наказание – Байов считал, что командование слишком церемонится и вообще довольно мягко обходится с личным составом. По мнению генерала только репрессии по отношению к самим нижним чинам и членам их семей помогут восстановить нужную дисциплину.
«… 1) Приложить все усилия, чтобы прибывающие в части укомплектования были ознакомлены с соответствующими статьями военно-уголовных законов, карающих за сдачу в плен и им была бы разъяснена вся позорность таких сдач и вред, наносимый ими родине.
2) Принять все меры к внедрению в сознание нижних чинов, что случаи добровольной сдачи в плен не могут пройти для сдавшихся безнаказанно. С этой целью рекомендуется о всех случаях такой сдачи немедленно производить расследование и о результатах его отдавать в приказе по части, для предания виновных по возвращении их из плена суду. Точно также поступать и по отношению к тем нижним чинам, преступное поведение которых в плену станет известным из показаний бежавших из плена.
3) Сообщать в приказе фамилии тех нижних чинов, о прекращении выдачи семьям которых, сообщено на место их родины.
4) Принять самые энергичные меры для борьбы с возможной пропагандой в рядах войск и виновных в этой пропаганде предавать полевому суду…»
Все эти запоздалые меры не объясняли одного – как могло так получиться, что армия, «школа жизни», упустила нити воспитания солдат? Генералы считали, что лишь необученный контингент, пришедший в части прямо от деревенской сохи, был непатриотичен и в чем-то они были правы. О неспособности ополчения (наспех составленных войск из чайников и молокососов) воевать против кадровой армии говорили и в XIX веке, однако события во Франции в 1870-71 г.г. заставили военных по иному взглянуть на «вооруженную нацию».