На рисунках и гравюрах Михаила Ивановича Махаева навсегда поселилась красота Петербурга. Причём поселилась вполне осознанно и самостоятельно. Северная Венеция выбрала для себя идеального портретиста, чей стиль был максимально «созвучен» её утонченной и многогранной натуре.
Очаровала стройностью архитектуры, обаяла северным темпераментом, вдохновила переменчивостью образа. И в конце концов навсегда осталась жить и блистать в его вдохновенных, но максимально точных и честных работах. Ибо величественная красота юной столицы России не нуждалась в живописной лести. Ни в одном ракурсе, ни при каких природно- погодных обстоятельствах.
Эпоха царствования Елизаветы Петровны расцветила Петербург нескончаемой чередой праздничных фейерверков, наводнила улицы нарядными горожанами, а главное — украсила дворцами и парками, что воздвигались лучшими архитекторами Европы. Дебютантка всеевропейского балла городов моментально оказалась в центре внимания Старого Света, «догнав» по популярности признанные культурные центры континента. Ничуть не уступая лучшим из них как в смысле помпезности, так и в подлинном изяществе...
Именно такой «портрет» образ столицы Российской Империи мы с Вами можем увидеть в альбоме «План столичного города Санкт-Петербурга с изображением знатнейших проспектов» (1753). Дюжина вошедшие в него гравюр была изготовлена по рисункам Михаила Ивановича Махаева.
К тому моменту (тридцати пяти лет от роду) наш герой уже основательно превзошёл своих наставников, став (по моему лучному оценочному суждению) лучшим отечественным мастером в своей области графического искусства. Ему доверяли гравировку важнейших чертежей и карт Империи, его рукою был нанесен достопамятный текст на ковчеге святого Александра Невского. Ему было высочайше доверено разрабатывать начертания русских шрифтов и именно он, Михаил Иванович Махаев, подписывал диплом почетного члена Академии наук, впоследствии врученный господину Вольтеру.
Истинным призванием Махаева было «першпективное дело». То бишь искусство «правильного» изображения зданий и архитектурных ансамблей. Сию премудрость он изучал «из личного интереса», по книгам и работам ведущих западных мастеров городских пейзажей. Его ведуты заложили основу русской пейзажной живописи, воплотившись в рисунках, запечатлевших Петербург, Москву, Симбирск... Михаил Иванович фиксировал «живую» красоту с помощью камеры-обскуры, чтобы затем «обогатить» карандашную прорисовку пером и тушью. Впрочем, его рисунки «с натуры» мало чем уступали упомянутым в смысле личности и детализации. Художник поразительно тонко передавал не только изящество планировки городов, но и световоздушную среду. Заполнял пространство тонами, света́ми, объектами и персонажами, коих в самом деле имел удовольствие видеть и запоминать на улицах «портретируемых» городов. Благодаря такому подходу «сухая» графика оживала и превращалась в наполненные жизнью пейзажи, документально-точные и исторически ценные одновременно.
Увы, значимая часть работ знаменитого пейзажиста утрачена. Но по большому счёту нет причин для грусти, ведь мало кто из отечественных живописцев середины XVIII столетия может «похвастаться» персональной выставкой в Русском музее Петербурга, в рамках которой зрителю представлена добрая сотня картин, гравюр и рисунков мастера. Город бережно хранит наследие своего любимого «портретиста», сберегая его талант для потомков. А значит — их «роман» продолжается и поныне. Приятного Вам просмотра, дорогой читатель.
