Рощина Мария Сергеевна, 1923 года рождения. Родилась в Москве. Русская. Красноармеец. Санинструктор 3-го санитарного батальона 830-го стрелкового полка 238-й стрелковой дивизии Западного фронта. Доброволец.
Было это вечером. В палатку к связистам зашел незнакомый красноармеец. Бойцы приподнялись с зеленых хвойных ветвей и с удивлением рассматривали пришельца.
Фигура у него была высокая и стройная, желтый ремень ловко перехватывал длинную шинель. Грудь у бойца была неестественно выпуклая. Незнакомец откинул полы шинели и сунул руки с длинными тонкими пальцами в карманы.
— Ты пошто держишь руки в карманы? — медленно спросил связист Галушко, — или здесь не военные? Кто такой?
И тогда незнакомец приложил руку к шапке и отрапортовал:
— Санинструктор Мария Рощина.
— Тю-у, девчонка, — протянул недовольно красноармеец Ермоленко и лег опять, досадуя на то, что прервали ему сон, когда дорога каждая минута.
Рощина ушла. А на другой день вечером Галушко, придя с командного пункта, говорил Ермоленко:
— А Рощина-то ого! Молодчина — оказывается. Сегодня ранило политрука Киселева. Вынести его никто не мог. Под самым носом у немцев лежал. А Рощина вынесла. Сам видел.
В этот день к связистам Рощина зашла опять. Она все также по привычке держала руки в карманах и сказала просто:
— Здравствуйте.
Ее разноголосо приветствовали, отодвинулись от печки и предоставили самое лучшее место. И тут красноармейцы узнали, что она москвичка, комсомолка, на фронте почти с первых дней войны. Была в окружении. Спасла жизнь больше 80 бойцам и командирам.
— А теперь вот попала в ваше подразделение, — сказала Рощина.
Один на бойцов поставил перед ней котелок с гречневой кашей и положил сухарь.
— Кушайте, — сказал он и смутился, потому что котелок был сильно закопченный и давно не мытый.
Рощина посмотрела на бойца, улыбнулась и сказала:
— Ничего, пойдет с горчичкой.
Это были ее любимые слова. Утром, когда бой разыгрался с новой силой, Маруся Рощина была снова на передовой линии. Она ходила между бойцов во весь рост, не обращая внимания на ожесточенную пальбу вокруг. И от того, что она так вела себя под огнем, стыдно было тем, кто кланялся каждой мине, зарывался в снег от свиста пуль, когда надо было итти вперед.
Возле берега реки в маленьком блиндаже — командный пункт. Лейтенант Горбунов кричал в трубку телефона, внимательно слушал кого-то, потом опять кричал:
— Послал связного! Что? И еще послал... Опять не вернулся.
Потом отложил трубку и сказал подошедшей Рощиной.
— Вот положенье-то. Первый взвод ворвался в расположение врага, а остальные замешкались. Что с первым взводом — неизвестно. Связных посылал — не вернулись.
Горбунов написал на четвертушке бумаги приказание, в третий раз одно и то же. Кого же еще послать?
Рощина взяла из его рук бумажку.
— Я пойду.
— Что? — вскрикнул лейтенант.
Глаза его сверкнули синим отливом металла. Но в голосе не было ни злобы, ни приказа, скорее было удивление.
А Рощина уже шла своей быстрой походкой, заложив руки в карманы. Она шла по той самой тропе, где лежали трупы двух связных. Тропка проходила через полянку, с мелким кустарником. Полянка была сплошь покрыта черными пятнами от разрывов мин.
Через двадцать минут Рощина вернулась. Лейтенант выскочил из своего маленького блиндажа и увидел ее всю запачканную кровью.
— Ранена?
— Нет. Вот бойца вынесла. Приказание отдала. Ждут помощи.
Подбежал старшина Стародубцев. Он с одного взгляда командира понял, что надо делать. Стародубцев снял с плеча автомат и исчез между сосен.
Подразделение начало продвигаться вперед. Нелегко было итти, когда справа и слева, прямо и с верхушек деревьев сыпались пулеметные и автоматные очереди.
Ранило Стародубцева. Рощина была рядом с ним. Она быстро перевязала его и передала санитару, а сама пошла вперед.
— Эх, не за свое дело взялась девка, — сказал Стародубцев.
Он видел ее стройную фигуру уже впереди наступающих. Она шла все той же легкой походкой, по привычке глубоко засунув руки в карманы, и кричала совсем мужским голосом.
— Вперед! Кто отстанет, того пуля первого достанет.
Красноармейцы ползли, бежали, обгоняли ее.
Передний край обороны немцев был прорван. Бойцы закрепились в немецких блиндажах, вели огонь, уничтожая огневые точки врага справа и слева. Рощина ползала по снегу, перевязывала раненых. И в это время, когда она с бинтом в руках перевязывала голову бойцу, в лесу щелкнул одинокий выстрел. Это выстрелил фашистский снайпер. Белый бинт выпал из рук девушки...
Никогда не забудут наши бойцы имя комсомолки Маруси Рощиной. И старшина Стародубцев, и политрук Киселев, и целая сотня других бойцов и командиров, которым она спасла жизнь, навсегда сохранят в себе образ этой героини, простой девушки из Москвы.
Вас. ВАНЮШИН (1942)
☆ ☆ ☆