Я очень люблю творчество Харуки Мураками. Поговаривают, что сейчас хотят изымать из библиотек его книги (из-за известного закона), надеюсь, что всё пойдет по сценарию привычному в России -- строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения 😉
Японская проза вообще удивительна свойством своей простоты. Причем простота и кажущаяся "бытовитость" речи, отсутствие тяжёлых пышных метафор, громоздких эпитетов, украшающих оксюморонов, всё это, как я понимаю, так или иначе связано с восприятием красоты в японской культуре. Красота как простота. Столь важное понятие "ваби", то есть красоты, максимально лишённой вычурности и искусственности, природной прелести предметов.
У Мураками это прослеживается, несмотря на обилие упоминаний западной музыки, текстов, культурных архетипов. Но самое ценное для меня то, что за завесой этой простоты скрывается другой мир, он спрятан, он непредсказуем, он затягивает как воронка и всегда удивляет.
В этой мысли коренится четвертый критерий японского представления о красоте. Он именуется "югэн"и воплощает мастерство намёка, подтекста, волшебство недоговоренности. Именно это всегда присутствует у Мураками в полной мере. Мне бы очень хотелось, чтобы мои тексты обладали таким свойством:) Хотя. судя по отзывам читателей, не всем нравятся запутанные сюжеты, да ещё с символическим подтекстом. Многие их просто не воспринимают. Но, для меня такие тексты как раз наиболее интересны.
В коротком рассказе "Сжечь сарай", недоговорённость и намёки составляют чуть ли не суть особого воздействия на читателя, воздействия сильного и не всегда предсказуемого. В то же время, тень автобиографичности (главный герой -писатель, имеет узнаваемые черты самого автора) делает его каким-то особенно значимым, появляется ощущение, что вопросы, которые появляются после прочтения крайне важны для Мураками, они касаются самой сути бытия, нашего понимания жизни, восприятия дуальности мира (или полного отсутствия этой дуальности). Этот рассказ, на мой взгляд, вообще выделяется из череды других особой мрачностью. И эта мрачность разлита в нём как-то незаметно, исподволь, нет ни сцен самоубийства, частых в прозе Мурками, нет каких-то ужасающих своей жестокостью описаний. Они все остаются "за кадром" рассказа, в построении возможных траекторий смысла. Этим рассказ, с одной стороны, особо ценен, с другой -- особенно пугающ.
Я не хочу полностью пересказывать сюжет, надеюсь, желающие прочтут рассказ, но фабула всё-таки важна. Некий писатель (тридцати лет, зрелый возраст и для жизни, и для творчества) дружит со странной девушкой двадцати лет от роду. Автор не называет её имени, лишь безликое "она" плывет по страницам рассказа. Рядом с девушкой легко, беззаботно, она сродни самой природе в своей естественности и безыскусности. Имеет удивительную особенность засыпать в любом месте, и в любое время.
В какой-то момент (после возвращения героини из Африки) появляется третий. Новый ухажёр или просто друг, понять сложно. Опрятный, вежливый, с непонятной работой. И очень невыразительным лицом. Парочка приезжает домой к писателю, девушка, как водится. засыпает, а её спокойный друг вдруг выдает писателю свою концепцию мироздания вкупе с очень-очень странным признанием. Спокойный молодой человек любит "жечь сараи". И делает это с завидной регулярностью. Пылающий старый сарай приносит ему наслаждение, самое острое наслаждение в жизни. При этом, он рассуждает о фактическом отсутствии добра и зла в мире. Когда писатель спрашивает его: "Так ты сам решаешь, какой сарай сжечь?", молодой человек простодушно поясняет, что он ничего не решает, равно как ничего не решают дождь или стихийное бедствие. Они просто происходят. Нравственность же, в понимании молодого человека -- это "одновременное существование". Я нахожусь здесь и нахожусь там. Я упрекаю и я прощаю. На вопрос писателя, а почему же всё это рассказывается именно ему, молодой человек поясняет, что писатели, прежде чем оценивать вещи и поступки наслаждаются ими в первозданном виде. И делится тем, что новый сарай уже присмотрен, он совсем рядом с домом писателя.
После встречи писатель заболевает образом горящего сарая. Он инспектирует округу, следя за всеми сараями. Но ничего не происходит. Зато бесследно исчезает девушка. её нет нигде, и странный друг, с которым встречается писатель спустя месяц, тоже не знает, где она. Но, сообщает, что сарай был благополучно сожжен. И сарай был, видимо, слишком близко к писателю, чтобы заметить его исчезновение.
Читатель вместе с главным героем рассказа (от лица которого ведётся повествование) остаётся в полной метафизической тоскливой озадаченности. Ему, как и писателю, начинают снится пылающие одинокие сараи....
Но, нашу тоскливую озадаченность переворачивает с ног на голову фильм "Пылающий", снятый по рассказу Мураками одним из крупнейших мастеров современного корейского кино -- Ли Чхан Доном. Не так уж много можно вспомнить экранизаций Мураками, но эта, я думаю, одна из самых сильных и интересных.
Режиссёрская версия произведения абсолютно лишена аморфно-философского настроения рассказа с открытым финалом. Она тоже имеет возможности разных трактовок, но краски гуще, намеков больше, а финал совершенно другой. Финал вполне определённый и катастрофический.
Начнем с того, что все герои фильма имеют имена. Совсем молодой, почти нищий (и, в отличие от писателя из рассказа, ещё несостоявшийся как автор) Джон Су искренне любит девушку Хэми. Они выросли в одной деревне, и связаны воспоминаниями детства. Джон Су чувствует инаковость Хэми этому миру, хрупкость, почти эфемерность. И он испытывает огромную радость от общения с ней.
Новый друг Хэми по имени Бен -- очарователен. Он изыскан, богат, внешне сердечен и доброжелателен. Он любимый и любящий сын, заботливый друг. Хотя иногда странно скучающе смотрит на милые и непонятные выходки своей пассии. У него тоже частенько почти нет никакого выражения на лице, лицо отстранённое (как у нелюдя, лишенного какой-либо эмпатии). И всё равно он притягивает своей непонятной харизмой. Вокруг Бена всегда компания друзей.
Из уст Бена звучат те же, что и в рассказе рассуждения о морали, с полным выходом за границы добра и зла. Мысли о "синхронности бытия" Но, он подчеркивает, насколько ненужными бывают старые ветхие сараи. И насколько плевать миру, если эти сараи исчезнут. В его фразе "В Корее миллионы теплиц, которые будто ждут, что я их сожгу" содержится явный намек на одушевленность жертв. И полное обесценивание их личности.
В фильме подчеркнуто, что Хэми будто балансирует на грани жизни и смерти, она удобная жертва. Один из самых пронзительных моментов фильма -- танец обнажённой Хэми на фоне заката; лицо залито слезами, губи шепчут " Я хочу умереть".
Джон Су так же, как и писатель из рассказа Мураками, заболевает идеей Пылающего сарая. Он до изнеможения бродит по округе, словно предчувствуя катастрофу. Он с отчаянием ищет пропавшую подругу и всё больше проникается уверенностью в злодеяниях Бена. А тот не теряет своего спокойствия и лучистого обаяния.
Найдя вещи исчезнувшей девушки у Бена в квартире, Джон Су лишается остатков самообладания. Кровавый и страшный финал -- смерть Бена от ножа молодого писателя. И пылающая машина с трупом... Месть за многочисленные пылающие "сараи"?
Масса вопросов остается после фильма. Они и похожи на те, что мучают после прочтения Мураками, и разнятся с ними. Был ли Бен хладнокровным маньяком-социопатом? Имел ли право Джон Су переступить черту и сам стать убийцей? Почему идея Пылающего сарая так подчинила себе героев обоих произведений? Правильно ли составлять представление о человеке на основе своих догадок и подозрений? И ещё много-много вопросов. Мы с дочерью даже поспорили, обсуждая возможные варианты ответов.
Но, для этого и создаются произведения, чтобы воздействовать на нас и ставить перед нами "крайние" вопросы. Как у Достоевского. Кстати, почему японские писатели так любят Достоевского?
Пишите ваши мысли, ставьте лайки, подписывайтесь на канал! Это способствует его продвижению! Буду очень признательна:)