***
Идти предстояло пешком. По зеленому колючему лесу. Я – босиком. Платье я сразу же порвала, и оно растрепанными длинными полосками ползло за мной. Никто ничего не говорил. Молчали, сопели и двигались вперед. Очень быстро.
Вся моя голова была забита вопросами. Но я молчала. Навешенная на меня Арлендом вещица болталась на шее. Через некоторое время она вообще осталась единственной надетой на меня вещью. Тонкое эльфийское платье отделялось от моего тела, как только мало-мальски зацеплялось за что-нибудь по дороге. Каждый встреченный мною кустик, старался прицепиться к моей одежке и оторвать от меня кусочек нежной материи.
Первым не выдержал Олес. Он шел следом за мной, я – за орчанкой. Уже стемнело, и я тихо радовалась, что меня почти не видно. Конечно, местами мое тело было белым, но все же большую его часть покрывал разноцветный багровый неровный тон, отдающий в синеву и, местами, в желтизну. Так что наступившая темнота меня радовала несказанно. Что я буду делать утром, когда взойдет солнце, я не знала.
Итак, Олес не выдержал первым. Догнал меня, оттолкнул в сторону и дотянулся рукой до орчанки.
– Остановись!
Орчанка обернулась и мрачно уставилась меня. Я потупила взор. Ну, что я могу сделать?! Я не виновата! Это платье какое-то неправильное. Само слезает с плеч!
– У меня только одно платье. Ты предлагаешь мне идти голышом? А, человек?
– Нет, не предлагаю. Постой.
Олес, уже лишившийся ранее куртки, начал стягивать с себя рубашку. Я присела, с ужасом ожидая, что он начнет снимать и штаны.
– Идиотка! Чего ты вылупилась?! Отвернись! Кому сказала! – зарычала Ульриха.
Олес расстался с рубашкой и напялил ее на меня. Я стояла пунцовая, уже мечтая просто помереть здесь, под колючим кустом. Такого стыда я припомнить не могла!
Все в молчании ожидали, пока меня оденут. Кто-то начал тихо материться, и мне передали кожаный ремень. Подошел Арленд и, хмыкнув, лично затянул его у меня на животе.
– Сапог нет. Береги ноги. – Обернулся на Олеса. – Если она поранит ноги, возьмешь ее на шею. Себе.
Орчанка хмыкнула:
– Не поранит. Я обещаю. – И так на меня зыркнула, что я уверилась – точно не пораню. Лучше сразу самой закопаться в землю.
Прошли мы прилично. Я устала, как всегда, первой. Начала спотыкаться. Устроили привал: все шестеро воинов разлеглись на мокрой от росы траве, я села рядом с орчанкой. Та, покормив грудью ребенка, сунула его мне в руки и подошла к командиру. Он без разговоров поднялся, и они оба ушли куда-то в кусты.
И тут я вздрогнула. Огляделась и мне резко стало плохо. Я в зеленом лесу! Сижу на мокрой от росы траве! А ведь это должен быть снег. Зима же!
Я, ухватив покрепче ребенка, подскочила к спящему Олесу и начала его трясти за плечо. Олес открыл один глаз и резво притянул меня к себе.
– Ты чего? Замерзла? Лапочка моя! Давай я тебя согрею! – и начал меня притискивать еще ближе к голому по пояс телу. Орчонка прижали, он рявкнул, и все проснулись. Уставились на нас и начали высказываться в том духе, что шли бы мы куда подальше! Только спать всем мешаем! Нашли, мол, время и место для игр!
Жулин и вовсе высказался в более радикальной форме:
– Олес! Ну мы же за ней все вместе ходили! Давай выберемся, и тогда уж завалим все разом! Но не сейчас! Устали очень!
Я взвыла в голос. Из темноты вышли командир и Ульриха.
– Чего у вас тут опять случилось?! Олес! Почему она у тебя на коленках опять сидит?
Ответить Олес не успел. Ко мне приблизилась Ульриха и, ухватив меня за шкирку, принялась пинать ногами. Своего ребенка она то ли не заметила у меня в руках, то ли решила, что по нему не попадет. Вырываться я боялась, а то рубашку порву. Лучше потерпеть. Она ведь скоро сама успокоится. Я это знаю наверняка.
***
Три дня в зеленом лесу. Три дня! Я ни слова не сказала. Мне совали в руки какие-то сочные кислые плоды. Будили по утрам. Я вставала и брела вперед. Когда всходило солнце, я согревалась. Рот никто не раскрывал. Командир шел первым. За ним Хавр, потом Ульриха, я, Олес. Справа и слева от меня в зелени шли Жулин и Свенок. Ворн появлялся только на привалах. Спрашивать я ничего не решалась. Меня вели. Весь этот поход по зеленому колючему лесу эти люди совершали из-за меня. Ульриха ни в чем не виновата. Это я ее вызволила и ребенка. Я смотрела, как она запросто, без всяких комплексов, общается с командиром и всеми остальными и решала для себя непростую задачу. Если Ульриху они приняли за свою, то какая роль все-таки отведена мне?
У каждого воина в руке во время движения по лесу всегда торчал меч. У Ульрихи через плечо была надета перевязь, и ее клинок покоился в кожаных ножнах. Этот тесак был самым увесистым и длинным. Если бы не ребенок в ее руках, то, думаю, она бы тоже шла по лесу с мечом наизготовку. Мне крошку-орчонка нести она не доверяла. Я и так еле шла.
После третьей ночевки в лесу наш отряд вышел к горам. Вообще, мы все время брели по очень пересеченной местности – овраги, ручьи, завалы деревьев. В мрачном лесу – колючем и дремучем. Встречались и горы. Точнее, не горы, а холмы.
Но вот жилья, дорог, чего-то построенного руками – нет, не встречалось! Девственный лес! Животных тоже не встречалось. Высоко в небе я лишь изредка замечала птиц. И все! В травке не мелькали даже жучки, и ни разу я не заметила хоть одну рыбку в ручейке, как ни приглядывалась. И вот нам повстречалась гора.
– Граница, – проговорила Ульриха и подняла голову.
Я тоже посмотрела вверх, но ничего примечательного не заметила. Одни камни, да в их выступах растут кусты. Когда орчанка дала команду лезть вверх, я ахнула и в недоумении посмотрела на всех по очереди.
Ульриха оглянулась на меня:
– Мелкую поганку я беру на себя. Олес, ты страхуешь. Все, полезли. Нас догоняют.
Я обернулась. Кто?
Первым полез Арленд. Легко, как будто шел по земле. Следом – Жулин и Хавр. Потом орчанка поставила меня на камень над своей головой, как табуретку подняла. И сунула мне в руки ребенка.
– Уронишь, на ремни порежу.
Я вцепилась в тельце и закрыла глаза.
Над ухом раздалось:
– Можешь глаза не открывать. Главное, не дергайся.
Все. Меня, то за шкирку, то за руку, тянули вверх. Снизу в мою попу упирался рукой Олес и толкал, толкал меня вверх.