Дарья, в свои шестнадцать лет рассуждала как умудренная женщина, прожившая не меньше полувека. Отчитывала мамку за плохо процеженное молоко, крупно нарезанную картошку в суп, сама вставала ночью к маленьким братишкам сменить пеленки и покормить.
-Ох ты ж, горе луковое! Мишутка, опять напрудил? Лежи, лежи, мамань, сама сменю. Чистые только занесла давеча, у печи сложила для тепла.
Отцу могла высказать недовольство по разным поводам, а тот, странным образом робел перед дочерью, пуще чем перед женой, пытался оправдаться.
-Батя, ты дрова не глядючи что ли колол? Размером с пенёк, в печь еле засунула. В след раз уж помельче делай, они и горят лучше. Да куда ты в калошах грязных по чистому полу? Час от часу не легче, всюду надзор нужен за вами!
-Да я бегом-бегом, что бы не намокли под дождем, сама же подгоняла.
-Тогда бы уж поленом занес, чего мелочится?
-Ну ты уж не борщи.
Сосед Алексей нравился ей, уже года два, как поглядывала на мужика и жалела его. Прямо говорить об этом стыдилась, еще годами не вышла, всё больше Лизку, жену его чехвостила.
-Мамань, смотри-ка! До чего же надо быть бестолковой! Бельё комком повесила, сняла - словно из одного места вытащила. Неужто приятно самой? Нет, чтобы стряхнуть хорошенько, растянуть. Сил нет. А на днях ходила к ним, на собранье приглашала, так у неё крыльцо - срам сплошной! Не чищен, загажен, куриный помет уже с сенокоса засох. И как бедный мужик эту грязнулю терпит?
-За красоту видимо, Дашут. Мужики такой народ - коли баба красивая, что угодно простят.
-Красота только к свадьбе пригодиться, а на второй день уже хлеба насущного захочется, да в чистую рубаху облачиться. Со мной бы он живо понял каково это, в чистый дом возвращаться, да пышные оладьи по утрам завтракать.
Нежданно, негаданно случилось у Алексея большое несчастье - через пару недель после родов, померла жена его любимая. Мужик горевал очень, младенца во всем винил, дочку свою не желал даже видеть, мол она погубила Лизавету, назло ему.
Начало истории ниже, по ссылке
Дашка, как прознала про это, давай крутиться возле толпы, в дом норовит зайти. Подвернулся случай, мамка, словно нарочно отправила дочь к новорожденной, проверить пеленки, покормить. Девушке только это и нужно было - ребенка с рук больше не выпускала, качала, следила, никому не отдавала, даже бабке родной. Та в печали и не стала спорить, ушла к плачущим соседкам.
Когда Алексей опомнился, да получил нагоняй от соседа, что надо бы жениться на девке, коли уже месяц она у него кукует. А какой там жениться? Во- первых, девчонка совсем мала еще, во-вторых, он больше никогда не сможет смотреть на бабий род, никому больше нет места в сердце после Лизки. Так и будет один доживать. А ребенка отдаст в дом детства, что в области расположен.
После заявлений соседа о сватовстве быстро шагал к своему дому, со злостью соображая, как будет говорить с Дашкой - тоном благодарным, но твердо и без возражений. Как зашел в первую половину, увидел соседскую дочку, насупившуюся, исподлобья глядящую, вдруг заробел и растерялся.
Стояла у стола в переднике, поглядывала на люльку и раскатывала большой скалкой тесто, с такой силой, что Алексей даже диву дался - такая мелочь пузатая, соплей перешибешь с виду, а силища чувствуется, аж стол скрипит, того гляди развалится пополам. Вся твердость куда-то пропала, появилась неуклюжесть, неудобство.
-Дарья, я спасибо тебе говорю, но шла бы ты домой, папка твой испереживался.
-Чего это вдруг? Я ему всё ясно сказала. Мне с ним поговорить? Или это тебе не по нраву, дядь Лёш, что-то?
Она так пристально глядела на него, прямо, без страха и смущения, с каким-то немым упреком, что Алексей совсем растерялся, не смог как надо ответить.
-Нет, что ты! Дома чисто очень и ребенок спокоен.
Сказал и обругал свою мягкотелость, на чем свет стоит "Вот дурень, сам себе яму вырыл, считай позволил уже остаться тут!"
-Ты доволен станешь, дядь Лёш. Не переживай. Как за барином за тобой смотреть буду, не пожалеешь.
Даша аккуратно вытерла руки, накрыла тонкий пласт теста полотном и убежала в комнату. Вернулась с его дочерью, умело запеленатой и сонной, села рядом с Алексеем и откинула уголок пеленки.
-Лизавета видать сильно любила тебя. Смотри на девчушку, копия папаша! Ах ты боже мой! Смотри как улыбается при виде отца. Только ты у ней и остался, бедолаги...
Алексей глупо улыбался, понимая, что проиграл, что хитрая девчонка ударила по больному месту. Не ребенку умилился, а стало жаль жену покойную, побоялся, что с обидой душа её покоиться будет, если ребенка сплавит. Вспомнил Лизу, удержался не пустить слезу, проклинал в душе всю семью своего соседа.
Коварная Дашка словно решила завершить начатое, добивала его.
-Лиза смотрит сейчас с неба и радуется, что доча под приглядом, сытая, рядом с папкой... Алексей, ты один не справишься с ней. Оставь меня подле себя, не прогоняй. Отцу скажи что в жены берешь, а я буду просто нянькой, всё на себя возьму!
***
Первый год жили так как и говорила Дарья - она как коршун смотрела за Натальюшкой, привела в порядок дом, на сытных и вкусных харчах Алексей даже поправился и заматерел. Дочь всё больше к Дашке тянулась, его даже не спрашивала.
Дарья все дела старалась успеть сделать до прихода мужа, не давала ему помогать. Он так хотел в семейном кругу лепить пельмени, вешать занавески, пока жена намывает окна, вместе полоть грядки весенними деньками, перекидываться словечками, шутить, подтрунивать на ней. А над Дашкой разве пошутишь? Себе дороже будет. То ли дело Лизка… Сама набедокурит, наделает делов, поплачет а потом сидит смеется вместе с мужем, пока он исправляет её милые неловкости.
-Не лезь в бабские дела! Я что, совсем никудышная? Всё могу сама, всё успеваю! А ты иди в прохладных сенях поваляйся, сил наберись. Весь день в поле спину горбатил. Устал поди.
Алексей иногда тосковал один, пока дочь с женой миловались одни, нарочно оставляя его в комнате. Даша держала одной рукой ребенка, закрывала дверь в первой половине и строго указывала ему что делать.
-Отдыхай, нечего за нами по двору ходить. Не мужицкое это дело, детские сопли утирать. Тебе завтра весь день работать, спи давай.
Алексей злился, хотел проявить нежность, а его так резко обрубали. Еще сильнее злился на Наталью, ненавидел почему-то именно её, за то, что и с этой женой не дает сблизиться, найти подход. Не ребенок, а яблоко раздора, зря тогда оставил. Иногда выговаривал жене, хотел наладить все.
-Что толку что женился? Не семья, а какой-то список правил- то нельзя, это не полагается, это стыдно перед людьми! Кому какое дело? Что ты с этой девчонкой как с писанной торбой носишься, а? Не родная она тебе.
Дарья обижалась, но виду не подавала, делала виноватым Алексея.
-Стараешься, а все мало ему! Уж не даю тебе дома напрягаться, всё сама делаю, что бы довольный был, так нет - как в воду опущенный ходит! Натальюшку не тронь, молчи про родство - и так при живом отце сироткой растет, не любишь её. Пусть хоть меня за мамку держит.
Свою беременность Дарья восприняла как целую трагедию - плакала, стенала. Алексей напротив - страшно обрадовался - станет жена мягче, добрее. Будет нуждаться в муже, просить о помощи. Общий ребенок сплотит их, подарит их семье уют и тепло. Но получилось ровным счетом- наоборот.
С рождением родной дочери, Дарья стала более рьяно ублажать старшую дочь Алексея. Завошкается ночью Наталья, женщина бросает свою новорожденную и кидается к первой, одеяло поправляет, песенку колыбельную поет, а маленькая изводится криком, аж краснеет. Алексей встает баюкает младенца, упрекает жену.
-С В своем ли ты уме, Дарья? Или горячка у тебя после родов? Наташа уже кобылица какая, а ты всё ей зад подтираешь, свою кровинку, кажись, сгубить хочешь! Маришка мокрая с вечера лежит.
-Пущай поорет, легкие раскроются лучше, а Наталья тоскует, боится, что мы больше младшую обихаживаем.
Совсем худо стало в семье Алексея – ругаются муж и жена, спорят каждый день, а Дарья еще похваляется мужу, как подвиг выставляет свое поведение.
-Другой бы радовался, что его дочь как царевну смотрю, в ущерб своей, любил бы больше жену свою, а ты только и знаешь, как упрекать да тыкать детьми! Лучше бы её и не было вовсе, Маришки окаянной!
Расходились по разным половинам, обиженные – Дарья с Наташей подмышкой, а Алексей с младшей Маришкой. Сидят по углам, ненавидят друг друга. Один случай окончательно семью расколол. Вернулся Алексей домой, а двухлетняя Мариша вся заплаканная сидит у кошачьей миски, чумазая, вчерашний суп оттуда доедает, а Дарья идет с огорода, смеющейся Наталье цыплят показывает.
Разозлился Алексей, пнул ведро, взял пару своих вещей, да Маришкиных, покидал в котомку, схватил младшую дочь, да отправился к матери, под удивленные взгляды жены. Год почти улицу со своим домом обходил стороной, не хотел видеть ни Дарью, ни Наташку. Жена младшую тоже навещать не ходила, на Алексея сильно обижена была, считала предателем.
Мариша уже говорила хорошо, самостоятельная стала – совсем не дает ничего делать, всё сама, да сама. Штанишки наизнанку наденет и ходит так, а как пытаешься переодеть, орет как будто режут, мол сама знаю как надо! Бабушке помогала в хозяйстве.
Возьмет тряпку, любую что под руки попадет, будь то полотенце или папины кальсоны, сунет в чистую воду для питья и давай прибираться – и побелку с печки вытрет, потом полы этим же. Воду испачкает, в другое ведро сунет грязные штаны. А чего грязной водой убираться, когда отец сутра три раза к колодцу ходил, воды чистой в достатке! Ни минуты без дела не сидит.
Бабушка ругает внучку, а той невдомек -за что? Стараешься, стараешься, а все недовольные. Пусть спасибо скажут, что не обидчивая Маришка, прощает всё. Некогда ей обижаться, когда столько дел – пока бабуля не видит, надо тесто замесить из свежей сметаны и картошки из мешка туда накидать, прямо так, не мытую. Пока мыть будешь – отберут, не дадут доделать. Бабуля кричит, а Алексей смотрит на дочь и руками голову обхватывает.
-Вылитая Дарья, вот не сойти мне с места! От горшка два вершка, а такая деловущая, уже сейчас видно, себя в обиду не даст, мамкин характер!
***
Шел как-то Алексей от соседей – видит девчушка пухленькая сидит, плачет, сопельки по щекам размазывает. Платье изорвала, сапожок потеряла. Подошел, та голову подняла, у него аж сердце в пятки ушло – смотрит на него Лизавета его, такая же бедовая, беспомощная, даже не пытается исправить дело, ждет, когда помощь придет. Узнал, конечно, он дочку свою старшую, стало так тоскливо на душе, грустно.
-Лизок, давай ручку. Ох ты ж проблема ходячая. Идем на руки, как без обуви будешь идти.
Наташа не пытаясь встать, протянула руки, мол, поднимайте её, пострадавшую. Улыбнулся Алексей, удивился еще раз.
-У меня и панамка еще испачкалась.
-Ты ж моя родная!
Дарья, побегавши по улицам, в поисках дочери застыла. Сделала ладонь козырьком, увидела, как возвращается Алексей, несет на руках Наталью. Отдал ей, растерянной, показалось, что жена смотрит на него с нежностью, надеждой.
-Зайдешь? Коли не торопишься, конечно.
Алексей с теплотой посмотрел на дочь, жену. Не видел в ней больше гонору прежнего, строгости. Прошел на кухню, присел на скамью, увидел большой кусок мяса на столе. Нарочито строгим голосом забасил.
-Пельмени затеяла? Давай мясорубку, помогу.
Дарья покорно кинулась в чулан, принесла приспособление завернутое в полотенце и стала собирать, боясь поднять глаза.
-Отдай, сам соберу. Иди к матери сходи, Маришку забери.
-Хорошо, Лёшенька, бегу! Наташа, накинь кофточку, пошли скорее за сестрёнкой!
-Оставь дочь. Одна сбегай.
-Как скажешь, Лёша. Одна нога там -другая тут!