Запись черновика альбома с перерывами на отдых продолжалась уже около месяца, пока они находились в Плине. Цой играл на ритм-гитаре и пел, Каспарян записывал партии соло-гитары, программировал барабаны и бас. Через три дня, 14 августа, Юрий собирался выехать домой в Питер. Уже запланировали репетицию с Игорем Тихомировым, который тоже намеревался вернуться из отпуска в этих числах. Пора было заканчивать, но внезапный приезд Шатунова спутал все планы.
Музыкантов захватил этот эксперимент, из-за которого по обе стороны баррикад - и в рок-лагере, и в поп-тусовке - могли разве что покрутить пальцем у виска. Цой, конечно, понимал: возможно, игра не стоит свеч, а результат труда. В том смысле, что Юрины наставники могут быть иного мнения о происходящем и официальным путем эти песни никогда не увидят свет. Но здесь и сейчас всех троих интересовал только момент чистого творчества. Неизвестно, получится ли его когда-либо повторить…
И все же одновременно нужно было закончить свою демоверсию. Поэтому Каспарян настоял на том, чтобы перезаписать голос Цоя.
- Ты как-то небрежно спел, давай по-нормальному… Нам с этим материалом еще работать.
- Ой, ну ладно, - вздохнул Виктор. Хотя сейчас голова была занята иным, дело есть дело.
Пользуясь случаем, пока музыканты колдовали над своим альбомом, Юра, наконец, добрался до мопедов. Инструменты попросил у запасливых хозяев дома. Возиться с техникой было его второй страстью - после хоккея. Да и просто хотелось сделать доброе дело для Виктора и Наташи, она же просила… За этим занятием его и застали нежданные гости, подъехавшие на машине к дому и неслышно прошедшие во двор, - Юрий Айзеншпис вместе с Аркадием Кудряшовым.
При виде солиста «Ласкового Мая», который с сигаретой в зубах, в майке SPIN явно с чужого плеча и с грязными по локоть руками увлеченно починяет мопед, Кудряшова одновременно накрыло громадное облегчение от того, что беглец наконец-то найден, и острое раздражение - от того, что никакие внушения об имидже и статусе звезды на этого упертого человека не действуют. Все без толку!
- О, Аркаша, привет! Здравствуйте, Юрий ..э-э-э…Шмильевич! – Юра выпрямился и поприветствовал гостей как ни в чем не бывало.
- Юра, ты хоть понимаешь, что творишь вообще?! - Кудряшов всю дорогу обещал себе сдерживаться, но при виде этой наглой безмятежности у него буквально сорвало крышу. – Ты совсем уже охренел! Тебе на всё насрать??
- Не-еет, - покачал головой Шатунов и вернулся к своему занятию. Кудряшов уже хорошо изучил эту манеру. На Шатунова было практически бесполезно орать или морально давить - он еще, видимо, в детдоме научился в такие моменты мастерски изображать то ли глухого, то ли слабоумного. Но остановиться Кудряшов уже не мог.
Айзеншпис, коротко кивнув Шатунову в знак приветствия, не стал слушать экспрессивную воспитательную беседу и сразу направился в сарайчик, откуда доносилась мелодия новой песни «Ответ»…
Расскажи мне историю этого мира
Удивись количеству прожитых лет
Расскажи, каково быть мишенью в тире
У меня есть вопрос, на который ты не дашь мне ответ.
Приезд вездесущего менеджера не стал для Цоя громом среди ясного неба. Со своим сверхчутьём на людей и события он ожидал со дня на день чего-то подобного – если не приезда, то телеграммы. Они вместе вышли из сарая-студии, остановились под соснами, Цой закурил.
- Витя, что у тебя здесь вообще происходит?
- Вообще мы песни записываем... Мои, ранние. Которые Юра выбрал. И Кудряшов по идее был изначально не против. А зачем ты мне его сюда привез?
- А ты хотел, чтобы сюда сразу приехали менты или братва? Они искали его везде, уже во всесоюзный розыск хотели объявлять! Потом Кудряшов в порядке бреда вспомнил про ваш с ним разговор насчет песен и разыскал меня… А я уже знал, что Шатунов у тебя, здесь, - многозначительно закончил Айзеншпис.
Цой и так догадывался, что за поселком приглядывают, теперь менеджер с неограниченными связями в самых широких кругах признал это в открытую.
Виктор посмотрел в сторону дома. Там по-прежнему разворачивалась сцена, которую обычно изображали в «Крокодиле», иллюстрируя жесткую эксплуатацию подросткового труда в капстранах. Кудряшов, возвышаясь над Шатуновым, на столь же повышенных тонах выговаривал ему все, что думал, а тот продолжал работать.
– Ладно, разберутся… Цена вопроса? - по-деловому спросил Айзеншпис.
Цой недоуменно посмотрел на него.
– В смысле? Сколько я заплатил Шатунову за ремонт мопедов?
Айзеншпис вежливо улыбнулся и уточнил:
– За сколько ты хочешь отдать песни «Ласковому Маю»?
– Я не торгую своими песнями.
– Витя, извини… Ты идиот?
– Каприз художника, - пожал плечами Виктор, выпуская струю сигаретного дыма в небо.
– Все равно никто не поверит, что ты отдаешь их вот просто так, за спасибо… Ты вообще понимаешь, как это выглядит со стороны? – заволновался менеджер. - Зачем тебе это надо? Зачем ты вообще с ними связался? У них такая мутная репутация… Этот Разин - на нем же клейма негде ставить! Я бы еще мог понять, если бы ты хотел с них хоть что-то поиметь! Ты представляешь, какую волну сейчас погонит Разин, ему только дай повод… Зачем нам эти конфликты, разборки?! А они будут, раз Шатунов их этот безбашенный к тебе сбежал!
– Юрий Шмильевич, - Цой начал говорить тяжелым, усталым голосом, растягивая слова. И это был верный признак с трудом сдерживаемого раздражения. Да еще назвал администратора по имени – отчеству. – Мне похеру, кто и что будет говорить… И как на это посмотрят. Давайте я сам буду решать, что мне делать со своими песнями и кому их отдавать.
- «Перемен требуют наши сердца» пусть тебе Зыкина споет, - буркнул Айзеншпис. В этот момент он поклялся себе страшной клятвой, что как только накопит достаточно средств и авторитета в этой среде, то сразу уйдет на вольные хлеба и будет работать исключительно с юными, трепетными и, главное, покладистыми восходящими дарованиями, запуская их на звездную орбиту. А это солнце в зените его уже порядком утомило. Хотя Айзеншпис был по-человечески благодарен Цою за то, что тот поверил в него, когда он искал работу директора группы, - и это несмотря на перерыв в административно-музыкальной деятельности из-за двух «ходок» и без малого двадцатилетнего тюремного стажа.
Во дворе появилась Наташа с детьми, они вернулись с пляжа. Саша подбежал к отцу, и все дискуссии пришлось прекратить.
- Наталье Эмильевне мое почтение, - Айзеншпис приложился губами к узкой руке в кольцах. Наталия аристократически благосклонно кивнула.
- Юрочка, какой молодец, спасибо тебе! - заулыбалась она при виде Шатунова, который завел-таки мопед, и в этом звуке потонуло окончание гневного монолога Кудряшова со словами «как засранец!».
- Пожалуйста. Это пока один. Со вторым возиться дольше.
Кудряшов сдержанно поздоровался, но во взгляде читалось жгучее любопытство. Он уже коротко видел Наталью в гримерке после концерта «Кино» в Лужниках. Пока они ехали сюда, Айзеншпис рассказал: Наталия Разлогова - богемная богема, московская интеллигенция. Один дед – болгарский революционер, другой - советский дипломат, закончивший жизнь в 38-м на расстрельном полигоне в «Коммунарке». Родилась в Болгарии, детство провела в Париже. Переводчик-синхронист с французского, читает лекции о киноискусстве. Брат - известный кинокритик, директор Российского института культурологии Кирилл Разлогов. Кудряшов, большой любитель на досуге порассуждать о судьбах культуры и интеллигенции, всегда стремившийся к знакомствам «на уровне», даже проникся уважением. Явно непростая штучка!...
- Пойдемте в дом, - позвала Наталия.
- Спасибо, но нам пора. Юра, давай приведи себя в порядок, и поехали.
Шатунов быстро посмотрел на подошедшего Цоя.
- Мы сейчас заняты, - со спокойной улыбкой, но твердо сказал Виктор. – Нам нужно еще время. Дней пять-семь. Как пойдет.
Чувствовалось, как в воздухе повисло напряжение.
- Я не поеду, - помотал головой Шатунов. – Закончим с песнями - и тогда.
- Юра, я тебе уже говорил - у нас обязательства, концерты!
- С хрена ли баня сгорела?! Какие еще концерты?! - наконец, горячо возмутился Юра. - В сентябре – да, я помню. А про сейчас мы не договаривались!
- То есть ты не поедешь?! Ты понимаешь, чем рискуешь?... Что мне передать Андрею?
- Передай, что каникулы у меня. Каникулы этого, как его… Бонифация. Закончим – и вернусь.
- А чем Юра рискует? - поинтересовался Цой. – Это Густав у нас рискует. Еще раз не придет на репетицию - мы Юрку на ударные поставим. Не Африку же звать. У нас парень без работы не останется, — Виктор говорил медленно, веско, глядя на Аркадия в упор. И по тону его сложно было понять, всерьез он это или стебется. - А лучше соберем наш, советский бойз-бэнд, как в лучших европейских домах. Воспитаем Моррисси в своем коллективе… Да, Юра? - он подмигнул Шатунову. — Все девочки будут наши. Да, Юрий Дмитриевич? — это уже Каспаряну.
- Я только за, давно обсуждали, - многозначительно кивнул гитарист «Кино».
- Ну вот. Какие у нас еще проблемы?
Проблем не было никаких. За исключением того, что Кудряшов отчетливо понимал – миссия сейчас увезти отсюда Шатунова практически невыполнима. Остается только силовой метод – подключать милицию или братву. Но, зная прошлое Шписа, надо понимать, что ответка обязательно будет. Как бы тот скептически ни относился к творческим планам «киношников» насчет Шатунова, если будет наезд на Цоя - он наверняка не останется без последствий. Это не блаженный, не от мира сего Серега Кузнецов. Это разборки, это война.
- Аркадий, пойдемте уже в дом, хватит Юре мозг выносить!
Когда надо, Наташа умела прямо и резко, без богемных излишеств, закончить разговор.
Гости покинули Зелтини к вечеру и направились в Юрмалу. На следующий день Айзеншпис оттуда уехал домой в Москву, а Кудряшов пока остался в одноименной с городом гостинице. Испытывать гнев Разина лучше на расстоянии. Или пусть сам сюда приезжает из Минска и устраивает разборки. Но на всякий случай Кудряшов вызвал сюда охранника Шатунова Андрея Попова, человека серьезного, прошедшего Афганистан. Так будет спокойнее.
Со вторым мопедом Юра тоже все-таки разобрался – между записями песен. Ближе к вечеру 12 августа, после целого дня в студии, Цой, Каспарян и Шатунов погоняли по поселку и заехали в пансионат «Икар» - позвонить по единственному в округе телефону-автомату. Группа подростков, игравшая неподалеку от «ресепшена» в настольный теннис, замерла и уставилась на них, провожая взглядами. Ребята уже знали, что Цой - «тот самый», но не особо контактный, а вот с Каспаряном вполне можно перекинуться несколькими словами и даже сыграть в волейбол на пляже.
- Ой, а кто это с ними? Мальчик такой симпатичный…, - с любопытством спросила одна из девушек, Оля.
- Это же Шатунов! - мгновенно определила ее двоюродная сестра Нина.
Мальчишки обидно заржали – «Цой с Шатуновым?? Да ты черники отравленной объелась!» Это была дежурная местная шутка про лесные ягоды, которые не раз попадали под химобработку с самолета. Нина резонно заявила, что и в Цоя здесь не особо верили, а потом оказалось - это он и есть собственной персоной. «Цой — это Цой, никаких дел у него с «Майским Лаем» быть не может!», - сурово заключили ребята.
Пока Виктор разговаривал по телефону, к компании подошел Каспарян. Юра держался чуть поодаль у входа и искренне надеялся остаться неузнанным, а в случае чего рассчитывал на скорость мопеда.
- Здорово, молодежь! Как отдыхается?
- Хорошо… Жалко, смена заканчивается, послезавтра домой.
- И я послезавтра домой в Питер.
- А кто это с вами, на Шатунова похож? - спросила уязвленная Нина.
- Это… - Каспарян на секунду завис, - Племянник наш… Мой… Из Башкирии. Тоже Юра. Семейная традиция такая – всех Юрами называть.
- А чего он не подходит?
- Скромный он у нас очень… Стеснительный. Вот как Виктор.
Цой как раз закончил разговор и подошел к компании. «Место встречи изменить нельзя», - пошутили «икаровцы». Им очень, очень хотелось сгонять за фотоаппаратами и попросить автографы, чтобы потом с гордостью показывать в школе - КАК они провели лето! Все б умерли от зависти… Но доверие этих сумрачных с виду парней было так непросто завоевать и очень легко разрушить. «А следующим летом сюда приедете? - Конечно. У вас тихо, хорошо отдыхается на взморье…» На прощанье у «ресепшена» жали друг другу руки, самые смелые – даже Цою, Каспарян для всех был уже совсем «свой».
Юра по-прежнему наблюдал за происходящим со стороны. Его внимание привлекла худенькая светловолосая девушка с огромными, ну просто нереальными карими глазами. Когда все сгрудились вокруг музыкантов, она осталась стоять у столика и подбивала ракеткой теннисный шарик. Почувствовав на себе Юрин взгляд, промахнулась и мило развела руками.
«Киношники» распрощались с впечатленными обитателями «Икара», пора было ехать. Ту кареглазую длинноногую блондинку позвал какой-то выпендрежный парень в белом спортивном костюме:
- Вета, пойдем уже! В видеосалоне «Зловещие мертвецы» начинаются, я места нам занял, - и она исчезла со стайкой подростков.