На следующий день с утра Виктор поехал в Юрмалу. У него было дело, в которое он не хотел посвящать никого, - купить Наташе какой-нибудь красивый подарок в знаменитом ювелирном магазине на улице Йомас. Она очень любила затейливые авторские украшения и радовалась сюрпризам. И сейчас была редкая возможность самому выбрать интересную вещицу, в Москве такие хождения по магазинам были делом практически нереальным.
Наташа с детьми вместе с друзьями из филологической тусовки отправились куда-то по грибы. Юрий Каспарян хотел до отъезда закончить дела с черновиком альбома, поэтому ушел в затвор в сарайчике. Шатунов понял, что это шанс, и потихоньку вывел со двора мопед.
Разреши мне проводить тебя домой.
Разреши к тебе притронуться рукою.
Разреши мне заглянуть тебе в глаза.
Возьми меня с собой в этот рай.
Час с лишним ожидания возле «Икара» ничего не дал – Вета не появилась ни на улице, ни в холле пансионата. Тогда Юра решил объехать ближайшие окрестности - вдруг гуляют где-нибудь здесь…
Встреча произошла неожиданно - в том самый момент, когда Шатунов поднимал мопед после падения. Какая-то бешеная кошка кинулась под колеса и Юра едва успел притормозить и вывернуть руль.
- Ой, Юра из Башкирии! - умилились Оля и Нина. Вета просто молча смотрела на него своими бархатными глазами. Шатунов представил, как сейчас выглядит со стороны - в дорожной грязи после неудачного приземления…. Как обсос. Но девушки не спешили уходить и даже сочувственно предложили помочь почистить джинсы.
… Это был редкий, практически невозможный для его теперешней «звездной» жизни день, когда можно было вообще забыть о том, кто ты такой, и просто катать понравившуюся девушку на мопеде, бродить по песку среди дюн, сидеть на берегу и смотреть на море, слушать шуршание волн и сосен. О себе он старался не говорить практически ничего. Для него было важно, что эти девушки сейчас с ним не потому, что он тот самый Шатунов. И они не орут в лицо «Юрочка!», не требуют автограф, не клянутся в любви и не предлагают себя с агрессивной и пугающей откровенностью.
Вета тоже оказалась не сильно разговорчива. Но из их бесед с Олей и Ниной Юра понял, что девушку на самом деле зовут Света, она приехала сюда аж из Германии, здесь у нее какая-то родня. И сегодня их последний день в «Икаре», уже завтра утром они уезжают…
- Мы тебя потеряли, - сказал Цой, когда он заглянул в Зелтини поздно вечером. – Ты вообще где был?
- Гулял, - честно ответил Шатунов, и глядя на его одухотворенно-печальное лицо, Виктор даже не нашелся, что сказать.
«Он часто повторял, что на свете всего одна Дорога, что она как большая река: истоки ее у каждой двери и любая тропка – ее проток. «Знаешь, Фродо, как опасно выходить из дверей, – бывало, говорил он. – Ступишь на дорогу – и сразу хватайся за ноги, а то живо окажешься там, куда ворон костей не заносил», - Наташа читала детям книгу перед сном своим хорошо поставленным голосом переводчика-синхрониста. Причем сама книга выглядела странно: большая стопка разлохмаченных листов, переплетенных будто бы вручную. Юра прислушался: вроде эти самые слова про дорогу он слышал на пути сюда от веселых волосатых ребят.
- А что это за книга?
- «Властелин колец» Толкина. Фентези, - ответил Цой.
- Чего?
- Сказка.
Сказки Юра любил - потому что они добрые и в большинстве своём хорошо заканчиваются.
В этот вечер на него накатила несвойственная меланхолия. «Живут же нормальные люди, - думал он, глядя на Цоя с Наташей. – Дети как будто общие. Почему у меня все вот так получилось и никого нет…? Отцу не нужен, отчиму не нужен. Может, будет еще?...»
14 августа во второй половине дня Каспарян отправился на машине в Питер, увозя с собой сведенную демозапись нового альбома «Кино». Договорились, что инструменты и прочую технику оставит здесь, чтобы Цой с Шатуновым доделали несколько песен.
Завершение важного этапа работы над своим альбомом Виктор решил отметить по-спортивному - рыбалкой. Они уже не раз выезжали днем с детьми на синие, в золоте кувшинок здешние озера, но это было не то. Сейчас все должно быть по-взрослому – с самого раннего утра, без суеты, в предрассветной тишине поехать на «Москвиче» на дальнее озеро. Все, как любил Виктор. Ради такого дела даже одолжил будильник у соседа Алексея Макушинского и завел на пять утра.
Юра понимал, что Виктор из тех, кому время от времени нужно побыть одному, чтобы восстановить внутренний баланс энергии. Он и сам под настроение любил дернуть из интерната и спокойно посидеть на берегу Сакмары. Поэтому даже не стал напрашиваться. Но Цой неожиданно сам предложил: «Поедешь со мной?» Ну еще бы!
День 15 августа обещал быть солнечным. Дом, да и весь поселок еще спал. Наташа единственная, кто проснулся в такую рань, чтобы проводить Виктора на рыбалку. «Самурай, выходя из дома, должен быть готов к смерти», - произнес Цой свою излюбленную фразу в духе мрачного юмора. «И вас с добрым утром», - сказал подошедший Шатунов, потирая глаза.
… Жаркое солнце катилось к полудню, даже на озере становилось душно. Они собрали удочки - пора двигать домой. Улов был, конечно, смех - несколько маленьких плотвичек, только чтобы не стыдно показаться на глаза соседским котам. В качестве компенсации Юра ободрал куст крыжовника неподалеку - нагло-бесхозно висящие плоды он с детства воспринимал как личный вызов – и закинул корзинку с ягодами в машину.
По тому, как Шатунов смотрел на его «Москвич», Виктор догадывался, что сейчас произойдет.
- Можно я обратно поведу? Тут дорога нормальная, тихая.
- А ты раньше водил машину?
- А как же. В 12 лет был штурвальным комбайнером в колхозе, хлеб убирали, даже денег заработал, - в голосе Шатунова слышалась неприкрытая гордость. – Штурвальный — это типа помощник, техобслуживание, но днем тоже работаешь на комбайне. Рано утром и поздно вечером - только сам комбайнер, потому что сложно очень, молотилка от росы забивается…. А днем как раз штурвальный. Дым, пыль, а ты такой фигачишь по полю! И через час у тебя на роже только два белых пятна - зубы и глаза под очками.
Виктор подивился - да этот парень полон сюрпризов. Понятно, почему Разин тогда, в Запорожье, язвил насчет карьеры механизатора. Но вряд ли это может его напугать.
- А вообще я «девятку» вожу, даже в Сочи, в горах…. гаишники хренеют, - добавил Юра, по-своему истолковав молчание Виктора как недоверие к его водительскому опыту.
- Тоже на девятке ездил, была до «Москвича», - Виктор не стал вдаваться в подробности, что в его случае хренели не столько гаишники, хотя и они тоже, потому что ездил он без прав. В первую очередь хренел Айзеншпис, которому Цой по приколу целился в задний бампер. - Садись, - и Виктор кивнул Юре на водительское сиденье.
Шатунов просиял.
Дорога шла среди сосен, то погружаясь в зеленый полумрак, то вспыхивая от полуденного солнца. По грунту Юра вел уверенно, аккуратно объезжая ямы, но Цой все равно был настороже. Затем начался ровный асфальтированный участок дороги Слока – Талси.
Какое-то время ехали молча. Обоих клонило в сон – чувствовался ранний подъем. Цой достал из бардачка кассету и воткнул в магнитолу.
«Ха-ха-ха-ха-ха! Именно сегодня! И именно сэй-час! Именно сегодня! И именно сэй-час!» - донеслось из динамиков машины.
«Херня какая-то, - подумал Шатунов. – Смех этот дурацкий, как будто не люди смеются».
- А это что за группа?
- Это «Новые композиторы». У них такая фишка – записывать всякие звуки, шумы, синтезаторы, программы с телевизора, радио…. Потом всё это включают и сводят на один магнитофон. Режут ленту на куски, переставляют их местами и смотрят, что получится. Такой…. космический стиль… Интересно. Дискотеки по ночам устраивали в ленинградском Планетарии. Георгий считает, что за ними будущее. Не знаю…. Поживем – увидим…
- ........ что ли?! - заорал Шатунов. И это было не о перспективах электронной музыки. Прямо по их правой полосе навстречу неслась черная «Волга» - какой-то идиот обгонял выползающий из-за поворота большой туристический «Икарус». И явно не успевал вернуться в свою полосу….
Все раскручивалось стремительно. Уходя от неминуемого лобового столкновения, Юра цепанул обочину, правые колеса загремели по грунту… Места хватило - «Волга» пронеслась мимо. Но Шатунов ощутил, как вибрирует руль, как «Москвич» из-за резкого съезда уходит в занос, а прямо впереди уже маячат столбики ограждения моста… И если звездануться о них, то машину выбросит прямо под «Икарус» или она улетит в речку…
Спасли быстрая реакция и отточенные рефлексы картингиста. Вытащить автомобиль из заноса - буквально в миллиметрах от столкновения с ограждением моста. И вернуть на узкую дорогу, чудом разойдясь левым крылом «Москвича» с бело-голубым бортом автобуса.
… Виктор готов был поклясться: в какие-то доли секунды, как в телевизоре через помехи, он видел на мосту свои фото в окружении ярких могильных цветов. И размашистую надпись: «Цой жив!»....
За поворотом, миновав дом у обочины, Юра сбросил скорость и съехал с дороги. Вдруг резко отпустил педали - машина дернулась и заглохла.
Бледный Шатунов сидел, уперевшись ладонями в колени, тяжело дышал и часто облизывал пересохшие губы.
- Юра, что с тобой?
- Ничего….сейчас пройдет…
Виктор быстро вышел из машины и распахнул все двери, чтобы дать больше хоть жаркого, но все-таки воздуха. Воды не было, только бутылка газировки, он открыл и протянул Шатунову.
- Василич, ты - гонщик, – Виктор старался говорить восхищенно-беспечно, хотя его самого трясло, несмотря на жару, от ощущения близкого мертвящего холода. Как в страшном сне. А у парня сейчас, похоже, последствия шока. Его надо как-то отвлечь и неважно, чем. – Ты что, на комбайне своем тоже так ездил?
- Не…, - выдохнул Шатунов между жадными глотками «Тархуна», - в интернате на картодроме.
- А я в автошколе учился…. На занятия почти не ходил, то концерты, то съемки…. На экзамене сел, доехал до какого-то кладбища на Мечникова - «все, выходите, вы сдали». Мы до этого с Юрой Каспаряном в Америке катались… Но там и дороги, и машины другие… Когда в Москве разогнался по окружной, а мне сказали - ты офигел, здесь так нельзя. Как-то стукнул «Жигули» - еще на старой машине, на «девятке». Помял вроде несильно… Водитель меня узнал, неудобно было, не знал, что делать…. Приехали к нему домой, посидели, выпили даже… Густав как-то спешил в аэропорт и врезался в столб. Бросил машину прямо там, поймал такси и уехал. А у тебя сейчас классно получилось, Юра.
- Классно у меня получилось, когда я на машине перевернулся с ребятами, - на лицо Шатунова, наконец, начала возвращаться жизнь и он уже не выглядел, как резиновый манекен для краш-теста. – Ехали вчетвером - Разин, я, Коля и Сережка Серков... Гололед…, - тут он даже попытался улыбнуться. – Я за рулем, нас занесло, и боком так - вжжж – и кхх – кхх – кхх - кхх, - Юра изобразил, как машина совершала перевороты. - В общем все нормально. Только крышу примяли… Главное - живые остались. Все вылезли из машины, а я не могу… Ноги как не свои, не слушаются, со мной такое бывает…. Вот как сейчас. Это у меня после похорон матери началось… Ну вот, а ребята стоят, смотрят на меня, ни хрена не понимают… А потом как заржали!... Глядел на них, как на дебилов. Но зато ноги отпустило.
Юра, наконец, выбрался из машины и сел прямо в траву на обочине, Виктор опустился рядом. Они закурили. В тишине шелестели сосны. Пахло безмятежным августом и близким морем.
Мимо пронеслась машина ГАИ. «Завтра где-то, кто знает, где - война, эпидемия, снежный буран, космоса черные дыры. Следи за собой, будь осторожен, следи за собой», - звучали в голове Виктора строки собственной песни. Этот макабр, «пляску смерти», он написал после поездки в Москву с Олегом Котельниковым. Ночь в купе они с ним скоротали за философскими разговорами и переборами видов трагической гибели – очень увлекательная тема беседы с этим некрореалистом-затейником. «Надо «Следи за собой» последней песней в альбоме поставить», - решил Виктор. А вслух сказал:
- Сегодня вроде среда? Поехали в Тукумс заедем на рынок, пока не закрылся, домой еды какой-нибудь купим, уже заждались.
- Ага. И рыбы. Мы ж с рыбалки едем.
На обратном пути из тукумского рынка они немного поплутали по городу из-за ремонтов и перекрытия дорог. Проезжая мимо мрачноватого приземистого краснокирпичного здания по улице Паузэра, Виктор на секунду обернулся от какого-то тревожного чувства. Да нет, снова показалось. Что за день такой сегодня странный… Солнечный день в ослепительных снах.
После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима
Горе ты мое от ума
Не печалься гляди веселей
И я вернусь домой
Со щитом а может быть на щите
В серебре а может быть в нищете
Но как можно скорей.