Он пришёл ко мне, холодный, отчуждённый, закрытый в своём жгучем горе. Он оплакивал себя уже много месяцев, когда узнал свой диагноз. В тридцать восемь лет умирать совершенно не хотелось. И Андрей, так звали моего собеседника, уступил влиянию матери и пришёл в наш храм с вялой надеждой на помощь. Он постоянно жил в Москве, и только сейчас, в холодное время года, он мог приехать в Крым и проведать мать. Он усталым взглядом скользил по убранству храма. Андрей наверняка отметил для себя, что большинство прихожан в нашем храме - пожилые женщины. Но он смотрел на них сквозь призму своего горя. А если бы взглянул с теплотой и сердечностью, он бы увидел, какие живые, светлые лица у наших бабушек, даже у тех, которым за восемьдесят. В них было намного больше жизни, чем в нем самом. И дело не в его болезни. Андрей дождался меня после службы. Мы сели, и он начал говорить о себе, о своей боли. Я слушал, полу прикрыв глаза, и молился. Андрей держался минут пять, а потом сник, голос дрогнул, и он