В доме словно светлее стало. Маленький треугольничек принес спокойствие этим женщинам. Хотя сводки с фронта и не радовали, появилась уверенность, что все будет хорошо. На полях все работы закончились. Вроде можно бы и вздохнуть немного. Да какое там. Мужиков то в деревне совсем не осталось, а кто будет дрова готовить. Пришлось осваивать мужицкие работы.
Пока снегу еще нет, а дорога подмерзла, самое время в лес отправляться. В лес нарядили колхозниц помоложе, тех у кого силы больше. Женщины собрались еще затемно, с пилами, с топорами и отправились на делянку, выделенную для разработки. Хорошо хоть лес недалеко. Раньше он казался таким веселым, зеленым. Сюда ходили за грибами, за ягодами, на полянках косили траву. А сейчас он стоял темной стеной, мрачный, угрюмый. Верка шла рядышком с Варей. Варя переживала, что ушла, когда ребятишки еще спали, ничего не успела им наказать. Малые совсем еще, как бы не натворили чего.
С разговорами дошли до своей деляны. Петрович, командир над этой бабской бригадой, распорядился, откуда начинать работать. Сначала надо было прочистить дорогу. Женщины, с малых лет привыкшие к тяжелому крестьянскому труду, принялись за работу. Вера с Варей вдвоем пилили тоненькие деревца двуручной пилой, следом шли другие, срубали сучки, расчищали дорогу, чтобы зимой вывозить все это добро.
Тоненькие то березки легко пилились, а чуть потолще, и двух женских сил уже не хватало. Приходилось звать на помощь Петровича. А что он мог сделать с одной рукой. Но помогал, он с одной стороны, с другой Вера с Варей тянут. “Давай, девки, веселей,- дергая пилу одной рукой, подзадаривал их Петрович.- Это ишо чё, потом ёлки пилить будем, сосны, лес на бревна. Больше то кому.”
Отдохнуть бы немного, да куда там. Холодный ветер только и ждет, чтоб забраться под фуфайку, под длинную юбку, пролезть в рукава. Тут уж не встанешь. Вспотевшее тело мгновенно начинает застывать, леденеть. Так и работали до самых сумерек. Потом пилы, топоры попрятали под сучьями и бегом домой.
Верка не чуя рук и ног вбежала в избу. Скинула фуфайчонку, потом стала стягивать кирзовые сапоги. Казалось, что ноги разбухли и не хотели вылезать. Прямо в сапогах забралась на печку, поставила ноги на раскаленные кирпичи. Степанида испугалась, что сноха напрочь отморозила ноги, начала ее ругать. “Дура ты Верка. Баяла тибе, что лапти надо обувать. Ты нет да нет. Форс держишь. В лапти то намотала портянки потолще, вот и тепло. Ужо завтра научу тибя, как наматывать больше”.
Ноги постепенно начали отогреваться, потом их зажгло, словно обдало кипятком. Свекровь забралась тоже на печь, стянула оттаявшие кирзачи с Веркиных ног, заставила пошевелить пальцами. “Ох лихонько мое, Слава Богу, не отморозила. Вишь лапы то как у гуся красные. Ну грейся, потом ужо исти будем.”
За ужином Вера рассказала свекрови, что Варя тоже в лесу работает, переживает из-за ребятишек, как там они одни целый день. Степанида заохала, запереживала. Да и как не переживать, дети то малые. Придумала, что будет в обед туда ходить, внучат накормит, посмотрит что они там без пригляда вытворяют.
Пошли, потянулись дни на лесозаготовках. В лаптях и вправду было теплее, ноги не мерзли. Вера нашила рукавиц из своих девичьих запасов. Был у нее отрез сукна, вот и нашила из него. Вязаные то протирались быстро, вязать не успевала. Не забыла и золовку.
В конце ноября повалил снег, потом ударил мороз. Но даже в такие дни работы не прекращались. Приходилось лазить по глубокому снегу, домой приходила, а юбка колом стоит. Замерзла. И тут опять на помощь пришла мудрая свекровь. Она принесла из клети штаны Ивана и протянула Вере: "Вот, нако. Мужицку работу делашь, так и штаны мужицки наденешь.” “Ты чё, мама, миня бабы то просмиют”, - засопротивлялась Вера. Но наутро покорно натянула поверх вязаных чулок штаны мужа, а потом намотала портянки, надела лапти, ну и конечно неизменную юбку.
Вечером пришла и обняла свекровь. “Хорошо то как было, ляжки не мерзнут и не поддуват. Я всем бабам рассказала и показала. Завтра все так оденутся.” Но юбку, хоть и мешалась она в такой работе ни одна не скинула.
После работы 6 декабря Вера включила приемник. Она его теперь включала раз в неделю. Берегла батарею, чтоб на дольше хватило. А там такие новости! Немцев начали отжимать от Москвы. Наши войска пошли в наступление. Впервые с начала войны наши не отступали, не оборонялись, а наступали, пусть немного продвинулись вперед, но сердце радостно забилось. У Степаниды, сидевшей рядом из глаз покатились слезы. Наконец то дождались!
На Николу в избу зашла почтальонка. Вера еще не пришла с работы, только Степанида управлялась со скотиной. Почтальонка, пряча глаза, сунула ей письмо, сказала, что некогда и убежала. Степанида хоть и не умела читать., раскрыла конвертик и поняла, что ничего хорошего в нем нет. Бумага была казенная, с печатью.
Она сидела за столом, держала в руках эту бумагу, а в голове стучало “Кто? Кто?” В таком состоянии ее и застала Вера. Побледнев, она выхватила письмо из рук свекрови, пробежала глазами и сползла на пол. В страшной бумаге было написано, что ее Иван, ее муж пропал без вести в боях за Москву.