8,5K подписчиков

Сила слова: проклятье в культуре средневековой Скандинавии

Скальды, эрили и ведьмы в картине мира средневековых скандинавов

Народы древней Скандинавии наделяли слова – записанные и произнесённые – сверхъестественной силой, особенно если речь шла о поэзии. Поэзия в скандинавской культуре представлена двумя группами источников – эддичеческой и скальдической. Эддическая поэзия анонимна и более конкретна, тогда как скальды виртуозно использовали специальные художественные приемы кеннинги и хейти, записывая свои стихи сложными размерами вроде дротткветтра.

Скальды почти не использовали рифму, отдавая предпочтение аллитерации (повторение одинаковых или сходных согласных в начальных слогах слов). Их стихи отличались строгостью формы. Например, в нечётных строках висы (песни), написанной дротткветтром, всегда два аллитирирующих слога, а в чётных всегда один, и всегда первый. В нечётных строках неполные внутренние рифмы, в чётных полные. В качестве примера приведу вису Эгиля Скаллагримссона:

Рун резных на роге

Рокот слышат боги,

Стражу рун закрашу,

Кровью скальда ровно.

Пить из зуба зубра

Рок предрек мне брагу,

Дар приняв от Барда,

Рад и яду буду.

Тут же отмечу два момента. Во-первых, любая виса (будь то драпа, флокк или нид) всегда состоит из восьмистиший. Во-вторых, я привожу примеры в переводе на русский, а древненорвежский и древнеисландский (на которых написаны почти все известные нам висы) довольно сложно переводить даже опытным лингвистам. Кроме того, скальды намеренно усложняли тексты вис. Как результат – почти все дошедшие до нас произведения (а их больше 5500 тысяч) имеют как минимум два-три варианта перевода. И относительно многих вариантов до сих пор ведутся споры.

А теперь представьте, как висы и их авторы – скальды – воспринимались в обществе средневековых скандинавов. Они вплетали свои мысли и желания в строгие словесные закономерности, создавая сложные для понимания и восприятия художественные произведения. Разве это не похоже на заклинания? Некие магические формулы, которые дают человеку власть, недоступную другим? Для всех остальных скальды были не только истинными мастерами слова (кем они и являлись в действительности). Их слова наделялись сверхчеловеческими возможностями. В этой концепции есть немало рационального, как мы сегодня увидим.

В сагах немало эпизодов, где человек, оскорбивший или причинивший зло скальду, получал от него публично озвученную вису (как правило – нид, то есть проклятье) и это имело катастрофические последствия. Эталонным примером можно назвать «Сагу об Эгиле», где уже упомянутый Скаллагримссон противостоит конунгу Эйрику Кровавая Секира и его жене Гуннхильд.

Эгиль возводит нитсшест – втыкает в землю палку, исписанную рунами, с насаженной на нее лошадиной головой, которая повернута в сторону дома Эйрика. Скальд произносит нид, призывая духов земли покарать конунга и его жену. По тексту саги, духи реагируют на слова поэта и изгоняют королевскую семью. Скаллагриммсон, безусловно, самый известный средневековый скальд. В «Саге об Эгиле» он вырезает на роге особые руны и произносит специальную вису, чтобы узнать – есть ли в роге яд. Так как питье было отравлено, рог после слов Эгиля разбился.

Обратите внимание, Скаллагримссон, как и многие скальды, умел писать рунами (он называл это «резать руны»). То есть был обучен грамоте. Но свои висы он не записывал, скальдические стихи почти всегда создавались экспромтом – это были ситуативные произведения, что придавало им особую значимость в глазах окружающих. На самом деле, это очень сложно – сходу написать восьмистишие дротткветтром, которое подчиняется целому ряду строгих правил, при этом включает эффектные обороты и главное – четко передает послание, даже если отдельные метафоры остаются неясны.

Руны часто присутствуют в эпизодах с висами, хотя и не всегда. Вероятно, скальд должен был также являться эрилем (мастером рун). Но конкретно со скальдами мы встречаем немало эпизодов, где концептуальную значимость имеет аудитория – вису должно было услышало как можно больше людей. У Эгиля Скаллагримссона много так называемых лаузвис – сейчас мы назвали бы это стихотворной импровизацией. Однако в скальдической поэзии есть произведения, явно заранее подготовленные.

Например, до нас дошел рассказ «О Торлейве Ярловом Скальде». Он уникален тем, что демонстрирует нам непосредственное действие скальдического нида (не ведьмовского, а именно скальдического). То есть в «Саге об Эгиле» Скаллагримссон использовал не чистый нид, он возвел нисшест – это особый ритуал. Тогда как в рассказе «О Торлейве Ярловом Скальде» все иначе. По сюжету произведения, Торлейв был исландским поэтом и торговцем, который прибыл в Норвегию и его недобро встретил ярл Хакон. Ярл отобрал у Торлейва его имущество и повесил всю команду корабля.

Торлейв ушел из Норвегии в Данию, где вновь заработал деньги и репутацию придворного поэта. Через несколько лет он прибыл на пир к Хакону, будучи переодет в лохмотья. Торлейв играет роль старика, над которым все потешаются. Он привлекает внимание ярла и говорит, что может прямо сейчас сочинить для него хвалебную вису. Хакон милостиво позволяет. И тут нужно отметить, что когда хвалебная виса (драпа) приходилась по вкусу облеченному властью человеку, он мог возвысить скальда и даже помиловать его, если он совершил какое-то преступление.

Замаскированный Торлейв произносит драпу, которая на самом деле является нидом. У Хакона по всему телу начинается страшная чесотка, так что он приказывает слугам неустанно расчесывать его гребнем. Ярл говорит старику, чтобы тот исправился, и тогда Торлейв произносит Туманные Висы, после которых на зал опустилась сверхъестественная темнота:

Стала мгла к востоку,

Снег и град к закату.

От добра разграблен

Реет дым на бреги.

Обращаю внимание – в тексте рассказа Ярлов Нида Торлейва акцентировано разделен на части. Позже мы ещё ни раз это увидим, когда нид представляет собой череду восьмистишных вис. Наконец, Торвальд произносит заключительную часть своего проклятья и все оружие, которое находится в зале, начинает атаковать гостей ярла. Когда тьма рассеялась, весь зал бы в крови и трупах. Старик исчез. У самого Хакона выпала борода и половина волос, и они никогда больше не отросли. После этого ярл пролежал больной всю зиму и половину лета.

Образ скальда, который произносит проклятья в стихотворной форме, просуществовал в Исландии вплоть до XXвека. В позднем исландском фольклоре есть так называемые крафтаскальды (в переводе что-то воде «могущественные поэты»). Например, в одной из легенд первой половины двадцатого века крафтаскальд пожелал своему недругу, чтобы у того креветки съели язык. Поэт произнёс своё проклятье в форме короткого стиха при людях. Угроза прозвучала странно, если не сказать смешно, и конечно – выглядела абсолютно нереалистичной. По сюжету легенды, через год недоброжелатель скальда утонул на рыбалке, а когда тело нашли, его язык уже съели устрицы (легенда пересказана по «World of Others’ Words: Cross-Cultural Perspectives on Intertextuality» Richard Bauman).

Крафтаскальды, как и их средневековые предшественники, большинство своих проклятий произносили спонтанно. То есть это тоже была импровизация, заключенная в строгий стихотворный размер. Поругаться со скальдом считалось не лучшей идеей. То есть миф, просуществовавший более тысячи лет, меньше столетия назад все еще пугал людей в достаточной степени, чтобы они держали язык за зубами, общаясь с поэтами-колдунами.

Все это может выглядеть как банальное суеверие, но к скальдическим висам в Исландии, Норвегии, Дании и Швеции относились настолько серьезно, что нам известны средневековые своды законов, упоминающие эти явления. В позднем средневековье нид был запрещен, скальда могли объявить вне закона и даже казнить. Хотя это касалось не только нида.

Также запрещено было произносить висы типа mansǫngkvæði (с древнескандинавского «песня для девы»). По сути, это любовный стих. И если у девушки был муж, а скальд обращался к ней с такой висой, предполагалось, что он знает её достаточно близко. Для мужа это было жестокое оскорбление, ведь получалось, что девушка изменила ему со скальдом. Также виса оскорбляла и отца девушки, который не был в состоянии защитить честь своей дочери.

Однако многие исследователи вроде Маргарет Росс убеждены, что оскорбление – не самый важный аспект нида и любовного стиха. Важнее всего было то, что нид, в представлении скандинавов, действительно мог нанести физический ущерб человеку, а любовный стих они воспринимали как приворот, который позволяет скальду получить внимание женщины без ее воли. То есть предполагалось, что помимо очевидного метафорического воздействия на аудиторию (как в случае с любым искусством) скальдические висы также воздействовали на тела и умы людей, которые оказывались беззащитны против такого колдовства.

Я уже упомянул, что сам факт создания висы, да ещё экспромтом, говорил о высоких интеллектуальных способностях скальда. При этом зачастую кеннинги и хейти в висах использовали образы богов или обращались к конкретным мифологическим эпизодам. Фактически скальд призывал на помощь высшие силы, и его способность к стихосложению воспринималась как привилегированное и таинственное ремесло.

Но здесь интересно то, что мы не встречаем в исландских сагах эпизодов, где было бы указано, что скальд обретает свой дар при рождении. Как правило, это происходит сверхъестественным образом. Например, вышеупомянутый Торлейв после смерти передал свои знания некому исландцу, который регулярно посещал его могилу, а потом случайно заснул на ней. Дух мертвого поэта связался с этим человеком и сделал того скальдом. А Сигварт Тордассон, другой известный исландский скальд, обрел свой дар после того, как выловил и съел волшебную рыбу.

В этих описаниях нет ничего удивительного, если учесть миф о появлении мёда поэзии, приведенный в «Старшей Эдде». Многие связывают искусство скальдов с Браги. Да, он действительно являлся красноречивым богом-скальдом, но также им покровительствовал Один, который, нужно сказать, был весьма разносторонней личностью. Его воспринимали как архетип правителя, он был связан с войной и воинами, но в тоже время являлся единственным из асов, кто обучился магии. Он мудрец, хитрец и ловкач одновременно, так что на самом деле Локи – не единственный трикстер в мифах скандинавов.

Как я показал выше на примере Эгиля, скальд зачастую был эрилем, резчиком рун. А руны, согласно эддическим текстам, открыл Один, когда провисел девять дней вниз головой на Иггдрасиле, пронзённый собственным копьём. Также все хорошо знают историю о том, как Один учился у Фрейи сейду – женскому колдовству. Владеть сейдом считалось недостойным для мужчины и в «Перебранке Локи» тот прямо обвиняет в этом Владыку Асгарда, называя его «мужем женовидным». Однако также Один умел видеть будущее, благодаря тому, что испил из колодца мудрости Мимира, оставив ему в залог свой правый глаз. Кроме того, Один покровительствовал практике гальдра – колдовского крика, который в противовес сейду являлся строгой прерогативой мужчин.

В литературных источниках и на рунических камнях мы не видим явно доминирующей роли Одина над другими богами, если вопрос касается бытовых тем. Но когда на первый план выходит колдовство, всегда упоминают именно его. Это можно увидеть, например, в «Речах Высокого» из «Старшей Эдды». Однако, на мой взгляд, куда любопытнее «Речи Сигрдивы», где рассказывается, как Сигурд (убийца Фафнира) получает от валькирии Сигрдивы знания о рунах. Интересно здесь то, что Сигрдива была проклята Одином за то, что поддержала не того конунга, которому благоволил бог. Один использовал гальдрастав «шип сна», чтобы усыпить её, но Сигруд пробудил валькирию от магического сна.

Не вполне понятно, получила ли Сигрдива знания рун от Одина (как считает Ли Холландер), либо же причина в том, что пока тело спало дух валькирии путешествовал по девяти мирам и многое узнал, включая руны (версия М.И. Стеблин-Каменского). Когда Сигрдива перечисляет руны, которые могут помочь Сигруду, в их числе есть те, что залечивают раны, защищают от отравления, дарую победу в битве. Но также есть руна, которая помогает принимать роды. Насколько это знание необходимо для воина? Нам включение этой руны может показаться странным, но в средневековье все было иначе. Для мужчины продолжение рода имело концептуальную значимость, поэтому «повивальные руны» для Сигурда действительно важны.

Что касается покровительства Браги, тут стоит кратко привести оригинальную легенду. Согласно эддическим текстам, когда асы и ваны наконец заключили мир, они ритуально смешали свою слюну в чаше и так появился ван Квасир. Он знал ответ на любой вопрос, но смертные Мидгарда не заинтересовались речами мудреца. Тогда он ушёл в Свартальвхейм, где два цверга – Фьялар и Галар – убили вана и изготовили из его крови напиток. Каждый, кто хоть раз попробовал его, становился искусным поэтом. Асов же цверги убедили в том, что Квасир умер от собственной мудрости.

Однако история на этом не заканчивается. Однажды в гостях у цвергов (они же гномы или тёмные альвы) побывал великан Гиллинг. Цверги не удержались и рассказали ему о мёде поэзии, но потом поняли, что совершили ошибку, и убили Гиллинга. После этого Гуттунг, сын Гиллинга, забрал у цвергов мёд поэзии в качестве выкупа за смерть отца. Но вскоре о мёде прознал Один, который с помощью Бауги, младшего брата Гуттунга, пробрался к нему в дом в обличье змеи, а потом соблазнил Гуннлёд, дочь великана, которая охраняла напиток. Один с разрешения Гуннлёд осушил чаши с мёдом в три глотка и сбежал. Гуттунг бросился за ним.

Ас обратился орлом и донёс мёд до Асгарда. Он сплюнул напиток в чашу и отдал её Браги, своему сыну. В связи с этим считалось, что нельзя родиться скальдом, но им можно стать, если получить благословение Браги. Интересно, что этот миф существует в нескольких версиях. По одной из них, Один сам поделился мёдом с людьми. По другой – чистый мёд он принёс в Асгард, но по пути проглотил некоторое количество, которое переварилось и пролилось в Мидгард «естественным путём». Те люди, которые вкусили этого мёда, тоже стали поэтами, но никудышными.

Вторая версия мифа более поздняя и явно создана христианами. Это не нонсенс. Аналогичным образом Снорри Стурлусон придумал, что в Хель попадают люди, умершие от болезни и старости, хотя мы не находим подтверждения этому ни в одном другом источнике (на данный момент мнение о том, что Стурлуссон добавил отсебятины, является доминирующим в научной среде, в частности одной из первых его высказала Хильда Дэвидссон).

Получается, скальдам благоволил как сам Один, так и его сын Браги. При этом нет сомнений, что скальдическая поэзия шла рука об руку с мастерством «вырезания рун». В вышеприведенных эпизодах руны использовались или могли использоваться для получения положительного эффекта. Но также они могли оказывать негативное влияние. В «Саге об Эгиле» Скаллагримссон вырезает руны на уже упомянутом нитшесте. А потом он сталкивается с ситуацией, когда чтобы помочь девушке выздороветь сын местного бонда вырезал руны на китовом усе и положил ей в кровать. Но состояние девушки только ухудшилось и Эгиль пояснил, что причиной стала неумелая попытка использовать руническую магию.

То есть если со скальдической магией все просто – она либо действует, либо нет, то с рунами дело обстоит сложнее. Когда эриль недостаточно хорош в своем деле, он может нанести ненамеренный вред. В «Саге о Греттире» Греттир Силач, будучи изгнан из людского общества, тем не менее неплохо чувствует себя в дикой природе. Он показывает себя высококлассным выживальщиком, невероятно сильным и мужественным человеком, великолепным воином, который при этом сведущ в колдовстве. Кажется, что его невозможно победить. Однако в финале своей истории он встречает ведьму Хурид, которая дважды проклинает Греттира.

В первый раз она делает это в прозаической форме и проклятие не дает нужного эффекта. Во второй раз ведьма вырезает руны на коряге, окропляет их своей кровью и шепчет над ними заклинание, отправляя по воде в сторону Греттира. Позже Силач отталкивает корягу, обуянный дурным предчувствием. Вскоре он сильно заболевает и совсем не может защищаться, когда на него с братом нападают враги. В итоге Греттир гибнет.

Эта история наглядно показывает, что даже самый сильный воин, с которым никому не справиться в бою, может быть погублен немощной старухой, если она знает заклинания и руны. «Сага о Греттире» в очередной раз подтверждает, каким могуществом обладали скальды и эрили в культуре средневековых скандинавов и исландцев.

Браги в сопровождении своей жены Идунн, картина Нильса Бломмера

Деконструкция нида (висы-проклятья) в контексте магического мировоззрения древнескандинавского общества

Основываясь на вышеприведенных примерах, мы можем смело утверждать, что в скандинавском обществе существовала живая традиция речевых проклятий. Плюс рунические проклятия, которые, насколько нам известно, часто объединялись с устными формулами. При этом недостаточно было просто знать начертания рун и словесные формулы. Требовался буквально дар Одина/Браги, выраженный в умении интуитивно подбирать руны по ситуации и на ходу слагать висы.

Это не могло не влиять на восприятие скальдов и эрилей. То есть сам факт существования этих людей менял поведение их окружения. Во всех сагах, где поэт прилюдно использует нид, остальные либо ощущают страх, либо как минимум начинают действовать осторожнее. Причинить вред скальду в том или ином виде считалось большой ошибкой с далеко идущими последствиями. С другой стороны, нам неизвестны случаи, когда сами скальды выступали инициаторами таких сюжетов. То есть они, что называется, не лезли на рожон и никого не провоцировали, а ниды были заслужены их врагами.

Конечно, мы видим здесь так называемое магическое мировоззрение, о котором Зигмунд Фрэйд в работе «Тотем и табу» писал следующее:

У примитивного человека имеется громадное доверие к могуществу его желаний. В сущности, всё, что он творит магическим путём, должно произойти только потому, что он этого хочет.

Насчет примитивности я бы поспорил, но сейчас это неважно. Важно, что во многих древних культурах мы встречаем сюжеты с предсказаниями, которые сбываются после того, как о них узнают. А попытка изменить будущее обычно не приводит к требуемому результату. Так же с нидами – произнесение нида скальдом и его осознание врагом приводит к тому, что нид исполняется. Но акт воплощения произнесенных слов, как результат веры в это жертвы, не всегда буквален.

В данном контексте любопытны эпизоды из древнескандинавских текстов, где жертва нида пытается как-то повлиять на скальда, чтобы избежать исполнения проклятья. Мы знаем несколько примеров, когда проклятье было озвучено, и хотя оно не было исполнено, его автор все равно достигал своей цели. Это ставит перед нами закономерный вопрос о том, могло ли проклятье изначально являться попыткой запугать жертву и получить желаемое без реального стремления нанести вред? То есть действительно ли скальд хотел исполнить то, о чем говорил, или магия как раз заключалась в том, что угроза приводила к желаемому результату без воплощения в жизнь?

Чтобы понять это, я предлагаю рассмотреть два текста. Первый – «Поездка Скирнира» из «Старшей Эдды». По сюжету мифа, слуга вана Фрейра по имени Скирнир оправляется к великанше Герд, чтобы сделать ее супругой своего господина. Ни в этом тексте, ни в любом другом мы не находим указаний на природу Скирнира (хотя сам он утверждает, что не является асом, ваном или альвом). Вероятно, он мог быть смертным (например, у Тора были смертные слуги Тьяльви и Рёсква). В любом случае Скирнир подчиняется Фрейру, одному из главных богов скандинавского пантеона. При этом Фрейр исключительным образом доверяет Скирниру, потому что дает ему в дорогу своего магического скакуна, способного попасть в мир йотунов, а также свой меч.

Сначала Скирнир пытается буквально купить Герд. Он предлагает ей одиннадцать золотых яблок (вероятно, имеются ввиду яблоки Идунн, супруги Браги, которые даруют вечную жизнь). Затем он готов подарить великанше волшебное кольцо Драупнир, из которого каждую девятую ночь возникает восемь точно таких же золотых колец. Герд отказывается от даров. Тогда Скирнир обещает убить её и отца девушки, великана Гюмира. Наконец, он говорит, что может насильно забрать её, превратить в чудовище и посадить на краю Хельхейма. Когда все это не дает эффекта, Скирнир произносит:

Хримгримнир турc

За решетку смерти

Посадит тебя;

Тролли напоят

Тебя под землею

Козьей мочой;

Вкуснее питья

Ты не получишь,

Не по воле твоей,

Но по воле моей!

Руны я режу –

«Турc» и еще три:

Похоть, безумье и беспокойство;

Но истреблю их,

Так же как резал,

Когда захочу.

Слуга Фрейра произносит нид и режет соответствующие руны. Однако тут же добавляет, что по своему желанию может сокрушить руническую надпись и отменить проклятье, превратив его в сделку. «Поездка Скирнира» вызывает у исследователей больше вопросов, чем любой другой текст. Имели место попытки увидеть здесь отсылки к культу плодородия Фрейра (Магнус Ольсен), а также к иерогамии – священному браку между божествами (Урсула Дронке). При этом хотя считается, что сам текст довольно поздний и был создан под мощным влиянием христианства, проклятье, которое занимает здесь центральное место, однозначно отсылает к реальной магической традиции.

Сейчас одной из доминирующих точек зрения является версия Терри Ганнела, который предположил, что «Поездка Скирнира» была не просто сагой, а представлением, совмещенным с ритуалом. Эта версия породила другую, согласно которой перед нами иллюзия внутри иллюзии. Как рассказик играет в представлении Скирнира, так и сам Скирнир играет перед Герд скальда и эриля, лишь пугая её, но в действительности не намереваясь накладывать никаких проклятий. Великанша отказывается от невероятных богатств, она не боится своей смерти и смерти близких. Но нид-проклятье ужасает её настолько, что она сразу согласна на всё.

То есть Герд определённо верит Скирниру, но верим ли ему мы? Чтобы лучше разобраться в ситуации, рассмотрим ещё один пример. В «Саге о Боси и Херрауде» есть ситуация, аналогичная проклятью Скирнира, направленному на Герд. По сюжету, ведьма Бусла приходит к постели конунга Хринга, который намеревается казнить Боси, сына Буслы, и собственного сына Херрауда. О Бусле мы знаем, что она была «сведуща в чарах» и хотела учить этому своего сына, но тот отказался, мотивируя своё решение тем, что тогда люди будут говорить, будто он всего добился обманом.

Фрагмент готландского рунического камня G181 в Шведском музее национальных древностей в Стокгольме. Трое мужчин сверху интерпретируются как Один, Тор и Фрейр

Дальше, когда Боси попадает в немилость конунга, Бусла приходит к королю и произносит «Мольбу Буслы». Несмотря на название, в действительности речь ведьмы является нидом. Причем автор, записавший сагу, будучи христианином, дает комментарий о том, что в речах ведьмы «много злых слов и их нет нужды произносить христианам», поэтому он приводит только часть нида. Вот несколько строк:

Духи заблудятся,

сбудется страшное,

дрогнут утёсы,

мир обезумеет,

погода испортится,

сбудется страшное,

коль ты, конунг Хринг,

мира с Херраудом

не заключишь

и Боси не выручишь.

Так я на грудь

тебе надавлю,

что твоё сердце

сгложут гадюки,

уши твои

никогда не услышат,

очи твои

наизнанку повывернет,

коль не поможешь

выручить Боси,

не укротишь

к Херрауду ненависть.

Как и Герд, конунг до последнего не соглашается принять условия, которые ему навязывают. Однако он меняет своё мнение после заключительной части нида и клянется помиловать Боси с Херраудом. Только после этого ведьма исчезает, говоря, что проклятье не подействует на конунга, если он сдержит клятву.

Обратите внимание, Бусла произносит нид в лицо конунгу, находясь у его постели. Каким образом она пробралась к нему в спальню – не раскрывается, но сам факт должен указать нам на том, что ведьма действительно владеет сверхъестественными силами. Тут мы видим сразу несколько важных моментов. Момент первый – Скирнир сумел застать Герд врасплох и общался с ней наедине, точно так же поступила Бусла. Видимо, в обоих случаях это было условием успешности нида (хотя в иных текстах вроде рассказа «О Торлейве Ярловом Скальде», нид произносится традиционным образом – во всеуслышание).

Момент второй – само название нида «Мольба Буслы» говорит о том, что имеет место обращение к высшим силам. То есть успешность проклятья, по всей видимости, определяется не только тайными знаниями ведьмы, но также её сверхъестественными покровителями.

Третий момент – автор текста каждый раз отказывается цитировать слова Буслы полностью, мотивируя это тем, что ее проклятье в дальнейшем стало широко известно и ни к чему хорошему не привело. Эти слова явно направлены не на персонажей, а на тех, кто знакомится с текстом. То есть, как и в случае с «Поездкой Скирнира», мы видим явную попытку вызвать эмоциональный отклик у читателя. Точно так же поступил автор истории о Торлейве – он процитировал только часть нида.

Конечно, мы вправе предположить, что нежелание вставлять в текст полные цитаты оригинальных скальдических произведений может являться отражением христианского благочестия. Тем не менее, многие исследователи (например, Анна Соловьева) уверены, что авторы-христиане, которые записывали саги, верили в силу проклятий и не хотели способствовать распространению колдовства. А даже если у них самих этой веры не было, они явно пытались возбудить ее в читателях.

«Сага о Боси и Херрауде» не была так глубоко исследована, как «Поездка Скирнира». Отчасти потому, что если история слуги Фрейра явно древняя и имеет мощную мифологическую основу, то сюжет Буслы и конунга куда более поздний. Хотя рассказ датируется XVвеком, предполагается, что его отдельные фрагменты чуть более ранние. То есть в данном случае текст испытал на себе сильное влияние христианства.

Тем не менее, в «Саге о Боси и Херрауде» есть моменты, типичные для скальдической прозы. Например, мы уже видели образ женщины, которая проклинает сильного воина («Сага о Греттире»), есть и реальные подтверждения таким явлениям. Пример – ведьма по имени Рагнхильд Тригагас из Бергена (Норвегия) была осуждена и казнена в 1324 году за то, что проклятьем пыталась разрушить брак мужчины, которого любила. То есть строки самого нида в истории Буслы оригинальные, что подтверждено лингвистами, включая Лоренцо Галло.

Возвращаясь к сюжету рассказа, мы видим, что у конунга Хринга всего три варианта действий. Первый вариант – отказать ведьме и получить проклятье. Второй вариант – разгадать руническую загадку, которая Бусла приводит в заключительной части нида. Третий вариант – согласиться на её условия. Конунг отказывает ведьме довольно неуверенно, загадку он даже не пытается разгадать, а после произнесения заключительных слов он уже готов подчиниться.

Истории Скирнира и Буслы показывают нам, как обладатель тайных знаний якобы отменяет собственное проклятье и фактически добивается желаемого не магической силой, а убеждением, замешанном на страхе и безоговорочной вере в то, что в противном случае нид сбудется. То есть Скирнир и Бусла ломают волю жертв, не оказав на них никакого сверхъестественного влияния. Всё это говорит о том, что в культуре древних скандинавов сила слов не подвергалась сомнению. Словам скальдов, эрилей и ведьм верили уже только потому, что эти слова были произнесены. Воистину, это великолепная демонстрация всей мощи магического мировоззрения в его практическом аспекте.

Эгилл Скаллагримссон в рукописи "Саги об Эгиле" XVII века

Логика и методология нида: язык магии – язык страха

Первым исследователем, который заговорил об этом аспекте нида, стала Урсула Дронке. Она обратила внимание на то, что в «Поездке Скирнира» Герд является йотуном, но слуга Фрейра относится к ней, как к обычному человеку. И на страхах он играет вполне человеческих. Очевидно, это важный аспект мистификации – чтобы угрозы персонажа были понятны аудитории. Дальше эту мысль развивал уже Джозеф Харрис, который градировал угрозы Скирнира. На самом деле никаких градаций не надо, молодой девушке страхи Герд абсолютно понятны. И не имеет значения, кто она – смертная из Мидгарда или великанша из Йотунхейма.

В ситуации с Буслой и Хрингом сверхъестественные персонажи не фигурируют, но Хринг – конунг, он могущественный правитель. Понятно, что его жизнь сильно отличается от жизни обычного человека, но вот его страхи – это страхи любого мужчины. Хотя Бусла говорит совсем не те слова, какие есть в ниде Скирнира, паттерны угроз совершено одинаковые, вероятно потому что фундаментальные. Предлагаю разобраться в них подробнее.

Во-первых, угрозы здоровью конунга Хринга начинаются еще до того, как Бусла читает нид. Потому что когда она входит к нему в спальню, он понимает, что не может двигаться. Дальше ведьма начинает нид и говорит об угрозах зрению, слуху, сердцу конунга. Затем пророчит опасность от стихий, животных, сверхъестественных сущностей. Наконец, Бусла говорит, что Хринг потеряет свою власть и в финале «добивает» его тем, чего больше всего боятся многие мужчины:

Будешь в постели

Спать как на углях,

На месте почётном

Сидеть как при качке;

Покажется хуже

Дальше намного:

Захочешь с девицей

Как муж позабавиться –

Собьешься с пути.

Продолжить ли перечень?

Аналогичным образом Скирнир начинает свой нид с угроз, касающихся физического здоровья Герд. Хотя еще до того, как озвучить проклятье, он просто угрожает девушке мечом. Дальше слуга Фрейра говорит, что Герд не сможет наслаждаться никакой пищей, станет уродливой, начнет болеть. Обратите внимание – первые угрозы конунгу касаются слуха и зрения, ведь для него как воина и правителя это критически важно. Но Скирнир говорит о том, что отберет красоту великанши, и для девушки эта угроза звучит куда страшнее, чем для мужчины.

Тем не менее, и конунг и великанша оказываются достаточно стойкими, чтобы отказать своим противникам, несмотря на угрозы физического характера. Тогда Скирнир и Бусла переходят к следующему уровню нида. Ведьма сулит, что после смерти Хринг окажется в Хель, где его тело будут глодать псы, а душа подвергнется страшным мукам. Но это проклятье важно правильно понять – для конунга самой страшной угрозой становится тот факт, что его воля не будет иметь никакого значения. Это выражается в том, что он попадает в Хель, несмотря на статус воина и правителя. То есть если ведьма приводит нид в исполнение, ему не видать Вальхаллы или Фольквангра. Именно после этих слов Буслы Хринг соглашается на её условия.

Нид Скирнира не менее жесток, но закономерно не касается вопросов посмертия, потому что он проклинает не мужчину, а молодую девушку. Слуга Фрейра обещает ей «черную похоть и горе сугубое», а также пророчит, что она никогда не выйдет замуж. Конечно, это ключевой момент нида – Скринир говорит об уродстве, болезни, физических и духовных муках, однако все их Герд способна пережить. Но когда она теряет способность самостоятельно принимать решения, когда проклинающий говорит о похоти и безбрачии, девушка-йотун сразу соглашается на его условия.

Герд легко понять, ведь Скирнир ставит перед ней выбор столь же простой, сколь и жестокий: либо она превращается в уродливую похотливую сумасшедшую, либо сохраняет свою привлекательность, разум и добродетели, но становится женой Фрейра. Как и конунг, девушка выбирает меньшее зло. В обоих случаях авторы нида начинают с универсальных страхов, а затем подключают страхи гендерные, которые в обществе средневековых скандинавов считались наихудшими. Хотя проклятье Скирнира едва ли покажется менее жутким современной девушке.

Что касается Хринга, как воину ему предпочтительнее попасть в Вальхаллу или Фольквангр, чем в Хель. Кстати, этот вопрос я уже освещал в одном из предыдущих стримов – касательно того, что на самом деле в Хель не попадали умершие от болезней от старости. Там оказывались даже герои вроде Сигурда и валькирии, например, Брюнхильда. Но для конунга одно из двух воинских посмертий явно выступало приоритетным вариантом. Как минимум потому, что во время Рагнарёка каждый воин хотел бы сражаться подле Одина или Фрейи, но не против них на стороне Хель.

Ещё хочу обратить ваше внимание на то, что Бусла своим нидом наносит урон всем аспектам деятельности Хринга как правителя. Например, вот показательный момент:

Сядешь на судно –

Снасти порвутся,

Крепленья руля

Вмиг отлетят,

Холст разорвётся,

Парус сорвётся,

Тугие канаты

Все перетрутся.

Очевидно, что правитель, которому в море не сопутствует удача, не в состоянии завоевывать другие земли и вести успешную торговлю. Сюда же относятся угрозы о том, что Хринг больше не сможет управлять лошадью, ведь это напрочь убьёт его лидерский авторитет. То есть мужской аудитории понятно, почему конунг соглашается с условиями Буслы, хотя сам от этого не в восторге. Да, страдает его гордость, но он остается правителем и воином, и может рассчитывать на достойное посмертие.

Для Герд все по-другому. Её статус в обществе не зависит от умений девушки управлять кораблем или лошадью. Но похотливая особа вряд ли может рассчитывать на благоприятную репутацию (тогда как для мужчины это не является серьезной проблемой). Но главное – это невозможность выйти замуж, что для абсолютного большинства девушек в раннесредневековой Скандинавии стало бы самым ужасным проклятьем. Потому что их положение почти всегда определялось положением мужа (не без исключений, конечно).

Хотя в обоих случаях угроза частной жизни высказана явно и занимает в ниде значительное место, для Герд она важнее. Именно поэтому Скирнир призывает сверхъестественные сущности выступить свидетелями незавидной судьбы великанши:

Слушайте, йотуны,

Слушайте, турсы,

Суттунга семя,

И сами асы!

Запрет налагаю,

Заклятье кладу

На девы утехи,

На девичьи услады!

Кстати, по всей видимости, здесь Скирнир добавляет еще один аспект – неудовлетворённые физиологические потребности, которые сами по себе выглядят предпочтительнее бесконтрольной похоти, но в условиях отсутствия нормальной жизни и мужа всё равно выступают серьезной проблемой для Герд.

Как я уже отметил, частная жизнь Хринга в ниде Буслы тоже страдает. То есть в обоих случаях этот момент присутствует, более того – на нём сделан явный акцент. И тут нет ничего удивительного, ведь в целом страх универсальный – и мужчины и женщины боятся проблем в личной жизни. Одно дело – осуждение в обществе и статус изгоя, и совсем другое – невозможность состояться в гендерном плане. Обращаю внимание, что в обществе средневековых скандинавов гендерная идентичность строго соответствовала биологическому полу. Поэтому их самые жестокие оскорбления указывали на то, что объект оскорбления исполняет роль, свойственную другому полу.

Например, слово «эрги» («aergi») буквально можно перевести как «немужественный». Если один мужчина прилюдно обзывал другого этим словом, далее либо следовал хольмганг (поединок чести), либо тот, кого обозвали, становился нидингом, полностью теряя свой социальный статус, имущество, жену. Он оказывался вне закона и любой мог убить его без риска ответить за свои действия. Кстати, этому есть подтверждение и в «Старшей Эдде». В песне «Перебранка Локи» трикстер обличает каждого из богов и оскорбляет их. А самое жестокое оскорбление достается Одину – его Локи называет эрги за то, что тот практиковал сейд (он так и говорит «ты муж женовидный»).

После этого асы схватили Локи и его сыновей. Первого сына, Нарви, они превратили в волка, а второго, Нари, убили и его кишками привязали Локи к подземной скале. Над связанным богом Скади поместила ядовитую змею (по одной из версий – королеву змей) и яд, капавший из её пасти на лицо Локи, приносил ему страшные страдания. Сигюн, вторая жена Локи, держала над ним чашу, но когда чаша переполнялась и Сигюн отходила вылить её, трикстер бился в муках и этим Эдда объясняет землетрясения.

Нам известен исторический момент, когда Рёгнвальд, сын Харальда Прекрасноволосого, был уличён в сейде, женском колдовстве. Другой сын Харальда, Эйрик Кровава Секира, сходу обозвал Рёгнвальда эрги, прямо указал на его гомосексуальность, запер в доме и сжёг. Никаких проблем после этого Эйрик не получил, потому что поступил по закону и его действия были одобрены самим Харальдом.

Подобные эпизоды наглядно показывает, насколько серьезно скандинавы относились к факту смены гендерной роли или неисполнению обязательств, определенных полом. Поэтому не удивительно, что Скирнир и Бусла в итоге добиваются своих целей, ведь они играют на самых глубоких и действенных страхах людей своего времени.

Рунические камни с Заклятьем Омелы и Чертополоха

Структура нида и уровни воздействия проклятья на жертву

На данный момент «Сагу о Боси и Херрауде», а также «Поездку Скирнира» мы рассмотрели только с одной стороны – со стороны жертв проклятья. Герд подчиняется воле Скирнира, а Хринг – воле Буслы, чтобы сохранить свое здоровье, текущий социальный статус и гендерную идентичность. Но что насчет самих Скирнира и Буслы? Что лично они получают от ситуации? Здесь нужно четко понимать, что перед нами не сумасшедшие маньяки и причинение вреда здоровью другого человека не является их целью.

Согласитесь, вряд ли Фрейр поблагодарил бы Скирнира, если бы тот действительно превратил великаншу в похотливую уродливую сумасшедшую деву. Точно так же Бусла не смогла бы спасти своего сына, если бы конунг заболел, от него отвернулась бы удача и он потерял бы «мужскую силу». Ведьма просто хотела спасти двух молодых людей, в первую очередь – своего Боси. Но тут уже справедливо задать другой вопрос – к чему был весь остальной нид, если Бусла могла сразу сказать самое главное и быстро решить проблему? Она ведь не получала никакой выгоды от страданий Хринга и не добилась бы своего, наложив на него это проклятье. Более того – потеряй конунг свой статус, он уже никак не помог бы ведьме со спасением сына.

Из всего этого мы можем сделать закономерный вывод – вместо того, чтобы нанести реальный вред, для Скирнира и Буслы было выгоднее продемонстрировать свою силу, но не применять её. Я говорю о том, что в обоих случаях маг (условно назовем их так) должен был действовать хитро и искусно. Если он будет пойман на неспособности наложить нид, то не сможет ничего добиться. Но если он всё таки наложит нид и тот подействует, маг тоже не преуспеет. Соответственно для него ключевым фактором выступает необходимость убедить свою жертву в том, что нид возможен и это самое страшное, что с жертвой может случиться.

Выше я упомянул крафтскальдов и их спонтанные ниды. Чаще всего эти ниды возникали под давлением эмоций. Но ниды Скирнира и Буслы в основе своей рациональны. Они используют контекст (знание жертвы о том, что может стать результатом нида) и делают ставку на убеждение, а не собственное магическое искусство (владеют они им или нет – вопрос в данном случае второстепенный). Страх нужен для того, чтобы эмоционально дестабилизировать жертву и показать ей самую незавидную альтернативу, укрепив веру в возможность такого исхода.

На этот счет есть великолепное замечание Стивена Митчелла, который отметил, что Бусла и Скирнир оперируют конструктами обоих миров – реального и магического. Например, Скирнир пророчит, что единственный, кто возьмёт Герд в жены, это жутких трёхголовый турс Хрим, тогда как Бусла призывает духов принести великие беды Хрингу. Это что касается сверхъестественного. Но также великанша и конунг будут страдать от вполне естественных вещей – он от стихий, она от пищи и полового влечения. Двойственный подход со стороны мага психологически ломает жертву, делая её абсолютно беззащитной, когда против неё поднимаются сразу два мира и ей просто негде искать спасенья.

Я веду к тому, что на самом деле оба эти нида выстроены грамотно и логично. Они в принципе не оставляют жертвам шансов на спасение. А в финале нидов Скирнир и Бусла делают заключительный штрих – режут руны. Хотя ведьма при этом говорит, что конунг может спастись, если расшифрует надпись, тогда как слуга Фрейра сразу утверждает, что только он может нейтрализовать её. Возможно, с Хрингом всё очевидно – он просто не знает рун, прикован к постели и не может никого призвать на помощь. Поэтому слова Буслы – это лишь ещё один психологический удар, чтобы цель поняла – ситуация безвыходная.

Что касается рун, которые режет Скирнир, мы можем быть уверены только в одной из них – той, которую он именует «турс». Это руна Турисаз, которую иногда так и называют – Турс. Еще три руны, по словам Скирнира, должны наслать на Герд «похоть», «безумие» и «беспокойство». Ни в одном из известных рунических алфавитов, использовавшихся в раннесредневековой Скандинавии и Исландии, нет рун с подобной семантикой. Поэтому, вероятно, он намерен применить банд-руны, то есть комбинации рун.

Бусла поступает интереснее. Она не просто вырезает руны с неким значением, которые соответствуют основным тезисам её нида. По словам ведьмы, в этом руническом ряду она скрыла имена шести сущностей. Если конунг разгадает эти имена – проклятье не возымеет силы. Похоже, именно эти шесть сущностей определяют успешность нида, их Бусла призывает на помощь и может контролировать, потому что знает имена. Как я уже сказал, Хринг даже не пытается что-то расшифровывать. Либо потому что считает это безнадежным, либо он слишком сильно напуган, чтобы мыслить трезво. Хотя есть еще третий вариант, но о нём позже.

Так или иначе, формула, которую использует Бусла, не уникальна. К примеру, на оборотной стороне рунического камня из Гёрлева (Дания) эриль вырезал руны по схожему принципу. У Буслы в первой группе шесть разных рун, последующие шесть групп тоже состоят из шести рун, но повторяющихся (по одной отдельной руне из первой группы). Эриль, создавший камень из Гёрлева, действовал по аналогичному принципу – у него в первой группе три разные руны, а в последующих трех группах по три повторяющиеся руны из первой группы. На самом деле ключ к этому шифру очевиден – к каждой руне первой группы следует последовательно подставить одну из рун каждой последующей группы.

Проделав это с рунами Буслы, мы получаем шесть слов: «ristil», «aistil», «þistil», «kistil», «mistil», и «uistil». Три из них легко перевести – это «чертополох», «омела» и «короб» в смысле «гроб». Тут стоит отметить, что омелу скандинавы считали проклятым растением, ведь именно стрела из омелы сразила Бальдра, неуязвимого сына Одина. Четвертое слово предположительно означает «лишай», а вот слова «aistil» и «uistil» невозможно перевести, таких слов просто нет в древнескандинавском языке, либо об их специфическом значении мы ничего не знаем.

Есть примеры использования банд-рун в проклятьях на рунических камнях, но важнее, что в наших примерах Скирнир и Бусла используют руны в качестве дополнительного аргумента. Предполагается, что это может быть связано с грамотностью, уровень которой в скандинавских странах на тот момент был крайне низок. В связи с этим человек, умеющий «резать руны», априори воспринимался как носитель тайного знания. Таким образом, талант скальда и талант эрила в комбинации должны были стать апофеозом магической силы, которой невозможно противостоять.

Гроа произносит заклинания над сыном, В. Г. Коллингвуд

Об этом много писал Майк Барнс, который справедливо отмечал, что для людей, которые постоянно используют руны в качестве письма, они вряд ли могут иметь сакральный аспект применения и служить средством подтверждения силы мага. Но на заре распространения письменности такой эффект вполне мог иметь место. У неграмотных людей действительно могли существовать суеверия относительно рун, которые при определенных обстоятельствах великолепно стимулировались воображением. С другой стороны, Барнс указывал, что использование рун в контексте ситуаций Скирнира и Буслы может являться не более чем литературным приемом без глубокого отражения в реальности.

Последняя мысль связана с тем, что до нас дошло немало текстов, где руны сами по себе не несут никакой магии. Например, в «Саге о Греттире» главный герой записывает рунами историю о том, как он одолел великана. То есть хотя сверхъестественное в этом эпизоде присутствует, руны выступают лишь средством передачи информации. Эпизод важен по двум причинам. Во-первых, запись песни рунами гарантирует, что её прочтут. Во-вторых, так как позже эти руны читает церковный священник, подразумевается вид грамотности, доступный и поэту, и религиозному служителю. Но, по всей видимости, не всем остальным.

Это отсылает нас к «Саге об Эгиле», который говорит, что рун не должен резать тот, кто в них не смыслит. Там мы встречаем уже упомянутый эпизод, подтверждающий, что знать руны могут многие, но правильно применять их – совсем другое дело. В таком случае если руны вырезаны неверно, они как минимум не дают никакого эффекта.

Еще один интересный эпизод с применением рун есть в «Гренландской песне об Атли». Это произведение рассказывает о дальнейшей судьбе Гудрун, вдовы Сигурда. Ее новый муж, Атли (есть версия, что это Атилла), приглашает братьев Гудрун на пир и она знает, что он замыслил убийство. Поэтому вдова посылает братьям руны, вырезанные на дереве. Руны должны стать предупреждением, однако посланник корректирует их, так что теперь ничего невозможно понять. Здесь руны снова используются строго для передачи информации, без каких-либо подтекстов. Хотя косвенно они позволяют Атли совершить злодеяние. Большинство исследователей уверены, что эпизод с рунами в этом произведении является художественным ходом, который направлен на усиление чувства обречённости, которым пронизан текст.

Конечно, в «Поездке Скирнира» всё иначе. Скирнир не допускает двусмысленностей, прямо разъясняя Герд значения рун. Эти руны ничего не добавляют к ниду по содержанию, но овеществляют проклятье. Идея в том, что благодаря вырезанным рунам нид будет существовать после того, как маг закончит его произносить. И даже если Герд изначально не знала этих знаков, Скирнир всё пояснил ей и она сама может убедиться в том, что он искусный эриль.

Но в случае с Буслой и Хрингом знание заменено незнанием. Ведьма ничего не разъясняет конунгу, который даже если знает сами руны, не имеет возможности раскрыть шифр, чтобы спасти себя. При этом ведьма дает подсказку – она зашифровала шесть имен. Мы до сих пор не знаем, что значит эта загадка в контексте нида (как и в случае с надписью на руническом камне из Гёрлева), но её присутствие овеществляет угрозу, вероятно, нагоняет на жертву даже больше страха, чем в ситуации со Скирниром. «Запечатывание нида рунами» парадоксально в том смысле, что оно будет действовать в любом случае, вне зависимости от того, какой контекст придаёт ему маг.

В обоих текстах руны становятся кульминацией магического торга и позволяют магу получить окончательный контроль над жертвой. Тот факт, что печать можно снять, подтверждается «Сагой об Эгиле», который исправляет неверно вырезанные руны, приведшие к усугублению состояния больной девушки. На самом деле, с Хрингом видим оборотную сторону парадокса «запечатывания нида рунами». Проклятье описано жертве во всех деталях, жертва подавлена и сломлена, но за счет рунной печати она получает выход, шанс на избавление. Магу нужно только разбить эту печать (ну или жертве разгадать шифр мага). В любом случае проигранная сделка лучше вечного проклятья.

Берси Скалдторфусон в цепях сочиняет стихи после того, как был схвачен королем Олафом Харальдссоном (иллюстрация Кристиана Крога для издания Heimskringla 1899 года)

Заключение о сущности нида и его альтернативный подтекст

В этом материале я попытался показать, что вера в силу слов была настолько сильна в древнескандинавском обществе, что скальду или ведьме достаточно было просто озвучить нид, чтобы получить требуемый результат. Хотя в сагах мы видим немало эпизодов, когда проклятье сбывается, гораздо интереснее эпизоды, когда этого не требуется. В этих случаях мировоззренческий подтекст и вера жертвы позволяют магу ничего не делать для достижения цели. Он создает угрозу, но не причиняет зла.

При этом вера, которая лежит в основе угрозы, формируется за счет умелой психологической манипуляции человеческими страхами. Она выражается в грамотном построении нида, в последовательности эффективных аргументов, а также в заключительном элементе – проклинающих рунах, которые овеществляют опасность. Также я не зря упомянул, что скальдам покровительствовали Браги и Один. Поэтическая форма проклятья добавляла ему правдоподобности, раз силу в скальда вкладывали сами боги.

По всей видимости, действительно существовали вполне конкретные шаблоны нидов и рунические формулы, подкрепляющие проклятья. К сожалению, на данный момент никто не проделал эту масштабную работу по систематизации всех имеющихся данных в рамках концепции нида. Причина очевидна – это колоссальный пласт информации, который требует тщательнейшего изучения.

На примере «Поездки Скирнира» и «Саги о Боси и Херрауде» мы увидели, как маг призывает на помощь естественные и сверхъестественные силы. Духи земли, великаны, стихии – всё идёт в ход. Анализ этих текстов интересен не только с точки зрения изучения практики нида, но также в контексте исследования менталитета и психологии жителей средневековой Скандинавии и Исландии. С одной стороны, они не так уж отличались от нас, если учесть угрозы Скирнира. В тоже время современных мужчин вряд ли можно напугать посмертием в Хель, а не в Вальхалле или Фольквангре, как сделал Бусла.

При этом ключевым или одним из ключевых мотивов в ниде выступает несоответствие гендерной идентичности, которая, как я уже сказал, у скандинавов признавала только два пола. Сегодня это тоже довольно острая тема, хотя контекст у неё совсем другой. Тысячу лет назад мужчина из Северной Европы вызывал на смертельный бой того, кто назвал его женопободным. Сегодня немало мужчин в Европе борются за то, чтобы их именно так и называли. Учитывая это, разница в психологии и менталитете получается немыслимая.

Но чтобы не заканчивать этот разговор на столь трагичной ноте, хочу обратить ваше внимание на один любопытный момент, он присутствует в обеих сагах, которые мы сегодня рассмотрели. Я уже отметил, что в обоих случаях неисполнение нида позволило магам достичь цели, тогда как его исполнение никому не принесло бы выгоды. Но быть может в действительности запугивания Скирнира и Буслы призваны помочь их «жертвам» (здесь специально в кавычках) принять верное решение и подтвердить тем самым их социальный статус?

Например, Герд отказалась променять свою честь на дорогие подарки, что говорит о ней в положительном ключе. Также она не устрашилась смерти, что определённо рисует нам мужественного и стойкого персонажа. То есть Скирнир своим нидом подчёркивает её добродетели и возможно даже проводит своеобразную проверку. Герд соглашается только тогда, когда у неё действительно не остаётся выбора. И что важно – в финале, когда она готова стать женой Фрейра (на минуточку – бога плодородия и справедливости), великанша не выглядит расстроенной. Более того, она говорит:

Нет, лучше прими

Привет мой и кубок

Старого меда! Не помышляла я,

Что полюблю

Ванов потомка.

То есть Герд утверждает, что полюбила Фрейра. Быть может она на самом деле хотела стать его женой, но по какой-то причине не могла (например, потому что они являлись представителями двух разных мифологических рас). А Фрейр, узнав об этом, послал к ней Скирнира, который своим нидом фактически развязал великанше руки и позволил ей исполнить своё заветное желание. Ведь у неё не было выбора, никто не мог спасти её от ужасной альтернативы, куда более ужасной, чем смерть от меча. Согласитесь, эта гипотеза выглядит разумной. Причем в ситуации с конунгом есть аналогичный подтекст и он ещё более очевиден.

Бусла просит Хринга не убивать её сына и его собственного потомка, которые совершили злодеяние. Хринг, как правитель, обязан привести приговор в исполнение, потому что нарушен закон. Но что он чувствует в качестве отца? Ведь речь идёт о его родном сыне. Конунг не может отменить приговор под действием чувств, иначе это ударит по его авторитету. Но что если какая-то сверхъестественная сила, которой невозможно противостоять, поставит правителя в условия, когда у него не будет выбора? Возможно, учитывая подобный контекст, мы по-другому взглянем на тот факт, что Хринг даже не попытался расшифровать загадку, которая могла спасти его от нида.

Я не берусь утверждать, что другие эпизоды с нидом из скандинавских и исландских саг могут иметь аналогичный подтекст, но эти два примера, похоже, гораздо глубже, чем могут показаться на первый взгляд. И я вполне допускаю, что зачастую нид действительно мог использоваться средневековыми скандинавами, чтобы совершить действие, которое при иных обстоятельствах привело бы к получению ими некоей социальный стигмы, например, вышеупомянутого статуса нидинга. Но, как я уже отметил, это тема гораздо более объемной работы, которая, возможно, однажды будет проведена.

Источники:

Анри Бьёрнссон «Сага о Боси и Херрауде»;
Майкл Барнес «Руководство по рунам»;
Антон Платов «Руны: два тысячелетия магической традиции»;
Урсула Дронке «Поэтическая Эдда»;
Энтони Фолкнес «Поэтическое вдохновение в древнескандинавской и древнеанглийской поэзии»;
Гудни Йоунссон «Сага о Греттире»;
Джозеф Харрис «Проклятье чертополохом: Поездка Скирнира»;
Ли Холландер «Древнескандинавская поэзия: Самые важные нескальдические стихи, не включенные в Поэтическую Эдду»;
Лоренцо Галло «Устойчивые мотивы проклятий в древнескандинавской литературе»;
Стивен Митчелл «Поездка Скирнира и магия скандинавского очарования»;
Стивен Митчелл «Колдовство и магия в скандинавском средневековье»;
Дэниел Сэвборг «Любовь между богами и людьми»;
Нордал Сигурдур «Сага об Эгиле».