Ирина спешила домой, тридцать первое число, ничего еще не собрано, а на работе задержали, автобусы ходят плохо, и Никитка сидит в саду.
Ира знает, что плохая мать, что сама виновата, что сына забирает самым последним, что он ждет ее всегда, прижав лицо к стеклу, прикрывшись ладошками от яркого света белых прямоугольников ламп и скомкав нос с одну большую пуговку. Он наблюдает за дорогой, не идет ли мама. Потом воспитатель, Надежда Петровна, отгоняет его от окна, сажает читать. И он, и она устали, поглядывают на часы, но делать нечего, нужно ждать…
-Ирина Викторовна! - у женщины уже в который раз звонит телефон и начинает говорить хрипловато-сорванным голосом Надежды Петровны. – Ну, мы вас заждались уже! Вы и меня поймите! Какое сегодня число, мне домой надо!...
Ирина понимает, она кивает, лепечет что-то в ответ.
-Бегу! Я уже бегу! – и бежит, поскальзываясь на черном, просвечивающим асфальтом льду, черпает в низкие сапожки снег, бултыхая по сугробам, бежит, стараясь дышать ровно.
-Сама виновата! – кричат ей вслед деревья. – Ты во всем виновата сама! И себе, и сыну жизнь испортила, теперь расхлебывай!
И хлещут женщину по куртке, кидают сверху охапки снега.
-Неправда! – качая головой, пытается оправдаться Ира. – Это неправда! Никите и мне так лучше, и Андрею тоже так лучше. А вы ничего не понимаете, вы бездушные, вы холодные!
И ускоряет шаг, не оглядываясь на скрипящие и вздыхающие черные стволы.
Год назад Ирина ушла от мужа. Да, вот так банально, собрала однажды вещи и ушла, захватив с собой ребенка. Никита все спрашивал, когда папа приедет к ним, а Ира тянула с ответом, придумывала сказки, врала…
Маленький город, где она выросла, стал для нее тесным, там было трудно заработать большие деньги, там было душно и серо. А когда родился Никита, Ира поняла, что нужно что-то менять.
-Давай переберемся в Москву! – в который раз говорила она мужу. – Устроюсь на работу, ты тоже. Зарплаты там точно выше, да и Никите интереснее – театры, музеи, цирк.
-Ты, что, сдурела? Чем тебе моя зарплата не нравится? Шикарно жить захотелось?
-Нет, нормально жить. Просто нормально. Есть хорошую еду, покупать ребенку вещи, игрушки.
-Брось, все у нас хорошо, пойди, сериал какой-нибудь посмотри, успокойся и спать ложись.
-Но, Андрюша!
-Всё, я сказал! – Андрей вдруг разозлился. – Хочешь, вали в свою Москву, а я посмотрю!
Ему было страшно, по-детски страшно уехать с насиженного места, бросить все ради чего-то призрачного. Но признаться в своих опасениях Андрей так и не смог, не хотел, чтобы жена считала его слюнтяем. Они стали много и часто ругаться, по пустякам, как будто делили игрушки, ссорились, Андрей хлопал дверью и уходил, а Ира все гадала ,куда, где он, с кем. Потом подруга посоветовала не ждать большого скандала, уехать первой…
…Ирина заранее нашла однушку с умеренной платой, договорилась, что будет жить вместе с ребенком, собрала их с Никитой вещи и уехала.
Пока сидели в вагоне, Никита всё смотрел в окно, ища глазами отца. Но толпа лилась, взбрызгивала рюкзаками, сумками, яркими шапками, а Андрей так и не пришел…
Ира устроилась работать на склад, а Никиту оформила в садик.
-Ничего, Никитушка, маме же нужно работать, а ты тоже в компании будешь, это хорошо! Вот увидишь, как это хорошо!...
Никита сад недолюбливал, но старался не ныть, жалел мать…
…И вот уже прошел год, уже зажглись в городе гирлянды, у магазинов выросли елки, пестря серебряными снежинками, синими сосульками и кокошниками звезд.
-Скоро Новый год, мама! Скоро дед Мороз…
-Да, милый, да, одевайся скорее, мы Надежду Петровну задерживаем.
-Я спешу, мама, спешу. Сапог не надевается, поможешь?...
До дома недалеко, но нужно еще забежать в магазин, купить что-то с собой, ведь впереди путешествие, дальняя дорога. В который раз…
Ирина вбежала в продуктовый, оглядела полки – пусто! Пусто, ведь все собираются сегодня в путешествие, всем некогда, все хотят взять с собой лучшее.
-Что ж вы так задержались? – устало спросила продавец. – Все раскупили часа три назад. Сами понимаете, никто никого ждать не будет.
Ира кивнула, стиснула Никитину руку и, улыбнувшись, пожала плечами.
-На работе задержали… - сказала она, то ли оправдываясь перед сыном, то ли перед кассиром, то ли перед самой собой.
Ладно, у них в холодильнике кое-что есть, как-нибудь соберутся.
Дома Ира быстренько разогрела ужин, усадила Никитку и велела съесть все до последней ложки.
-Нам в дорогу сегодня, сынок. Надо хорошенько подкрепиться.
-А ты?
-Я потом, я после тебя, а пока вещи соберу.
-Угу, - кивнул мальчик и включил мультфильмы. С ними было веселее есть в одиночестве…
Ира металась, упаковывая чемоданы. Столько всего нужно взять с собой – и свое, и Никитино.
- А вдруг опоздаем? – вспорхнула в голове испуганной птицей мысль. – Вдруг не пустят в вагон? Не найдут в списках… Но, нет! Как такое может быть?! Мы уже давно путешествуем, все будет хорошо!
Накрутив тюки и набив до отказа чемодан, Ира огляделась – все ли взяла?
-Сынок, твоего мишку будем брать? Ты, вроде, уже большой…
-Нет, мама! Обязательно берем, это же папа подарил!
-А клюшку? Может, клюшку-то оставим? На кой она тебе?
Деревянная, пострадавшая в ледовых боях, а потому залатанная снизу черным пластырем, клюшка стояла в углу, чуть покосившись. Ее подарил мальчишке какой-то старик, когда Никита первый раз вышел на каток во дворе. Коньки разъезжались в стороны, ноги прогибались иксиком, было страшно, так страшно, что аж руки вспотели, а мама стояла у бортика и бодро кивала.
-Мам! Помоги, я боюсь! Мама!!
Но Ира только качала головой. Она тоже боялась. Много лет назад, еще совсем девчонкой, она сильно ударилась о лед спиной, долго лечилась, лежала два месяца на вытяжке… С тех пор она не надевала коньки. Она оставила их в прошлом, а страх захватила с собой. Его бережно заворачивала в пакетик Ирина мама, приговаривая:
-И не надо, дочка! Помнишь, как ты упала! Ох, жуть!
Шуршал пакетик, храня воспоминание, искривленное страхами – упаду, будет больно, опять на кровать...
Кулек ложился на дно Ириного чемодана и отправлялся с ней в будущее, а коньки так и остались в прошлом, Ира помнила, что их отдали соседской девчонке, Марине. Та так визжала от радости, что было слышно через стенку. Ира поплакала, дождавшись ночи, а потом скомкала свою мечту, велела себе забыть, как это - скользить по замерзшей воде и слышать чирканье лезвий, чувствовать, как слушаются тебя коньки, когда ты наклоняешься в сторону, как легко взрезают они тонкий слой льда, рассыпая его искристым веером…
-Извините! – за спиной Ирины, кивающей Никите, барахтающемуся на льду, замаячил старик. Он уже давно наблюдал, как мальчик старается, но падает и, чуть не плача, смотрит на мать. – Я мальцу помогу? Можно?
Ирина оглядела мужчину с головы до ног. Потертая куртка, вытянутые на коленках штаны, шапка с надписью «спорт».
-Да не бойтесь вы! – старик поправил шнурки на своих ботинках и, выскочив на лед, быстро заскользил к мальчишке. – Не бойтесь!...
Через три дня Никита уже уверенно ездил на коньках, и новый знакомый вдруг подарил ему свою клюшку.
-На, парень! Храни, она не простая, победная!
-Спасибо! – Никита взял подарок в руки и замер, посмотрев на мать.
Та чуть заметно кивнула, мол, можно, бери…
…-Ну, так клюшку берем? – повторила Ирина свой вопрос.
-Берем, мама! Обязательно берем и ее, и мишку. Все берем.
Большой багаж получился, тяжелый. Что-то Ира хотела оставить в квартире, бросить, забыть, не вспоминать, но вещи как-то сами прыгали в кули, съеживались там и затихали, не желая оставаться в прошлом…
Ира знала, что в других квартирах сейчас тоже готовятся к отъезду. Кто-то со страхом, кто-то, равнодушно вставив в уши затычки и отгородившись от всего мира, кто-то – с надеждой и смехом. Все собирались, все…
…Вокзал, освещенный тысячами огоньков растянутых между фонарями гирлянд, гудел, как пчелиный улей. Поток разноцветных курток, шапок, голосов лился на платформу. До отхода еще час, но нужно найти свой вагон, показать документы, нужно проверить, все ли взяли.
Ира, крепко держа сына за руку, прошла здание вокзала и вышла на платформу. Черная чаша ночного неба накрыла собой и рельсы, и саму платформу, и деревья, немыми сторожами притулившиеся в стороне. А внутри чаши шло представление – летали бешеные снежинки, петляли между людьми, шептали что-то, вспыхивая в потоке света и тускнея в тени.
-А где поезд? Почему нет поезда? – люди озирались по сторонам, удивленно пожимая плечами. – Почему не подали состав?
-Говорят, лоск наводят, украшают, проверяют, - прозвучал ответ.
-А раньше-то не могли? – сказал кто-то с досадой. – Опоздаем!
Рядом рассмеялись.
-Туда не опаздывают, приедем аккурат к назначенному часу!
-Горячий чай, бублики, бутерброды. Берите, платите и ешьте! – торговка с большой сумкой проталкивалась между людьми. – Кто замерз, кто устал, подходи!
Люди кривились, брезгливо отворачивались. У них в баулах было свое угощение, сесть бы только в вагон, а там…
Наконец, где-то вдалеке сверкнул поезд. Новенький, блестящий, он подползал к перрону нарочито медленно, чтобы все успели насладиться его красотой, чистыми, сверкающими окнами, яркими красками, серебристо-белыми колесами.
-Подают! Подают! Ох, красавец какой, да на таком хоть на край земли ехать можно! – заулыбались люди и принялись проталкиваться каждый к своему вагону.
Женщины в нарядных вечерних платьях, с ярким, казавшимся Никите сказочным, макияжем, мужчины, веселые, краснолицые от выпитой перед выходом стопочки, дети с кульками леденцов в руках – все спешили занять места. Сегодня, казалось, никто не грустил, не плакал и не ругался. Люди обнимались, кивали друг другу, знакомые и родственники садились в один вагон, расставляли на столиках угощения, о чем-то болтали.
Ира никак не могла найти свое место. Она ходила то вперед, то назад, расталкивая толпу.
-Женщина! Ну, что вы маячите со своей клюшкой?! – строго спросила ее проводница. – Покажите билет!
Ира вынула из кармана пальто бумажку.
-Ну! – женщина-проводник нахмурилась. – билет на троих, а вы вдвоем. Где еще один?
-Я не знаю, извините, он едет отдельно, - стала оправдываться Ира.
-Вам дальше, вон туда. Идите быстрее!
-Спасибо! Никита! Никита, пойдем!
Ирина оглянулась, но мальчика рядом не было. Она и не заметила, как его рука выскользнула из варежки, и теперь та оранжевой тряпочкой вяло трепетала в ее ладони.
-Никитушка! Сынок! – Ирина побежала вперед, потом вернулась, стала спрашивать людей, не видели ли они ее сына. Но все были слишком заняты своими делами, мальчика никто не заметил.
-Отправление через десять минут, - равнодушно сказали станционные динамики. – Всем приготовиться.
И дали обратный отсчет.
Десять, девять,…
Ира кричала, рвалась в толпу, плакала. Она вдруг осталась совсем одна! Перед путешествием – и одна! Только клюшка все тянула руку, мешая свободно двигаться по перрону.
Ира остановилась, бросила деревяшку на асфальт и отошла на несколько шагов, вглядываясь в человеческий муравейник перед собой. То и дело со всех сторон слышались поздравления, люди радовались, шутили.
-Счастливого путешествия! Всех благ! До встречи! – кричали накрашенные рты, а руки жали друг друга, сильно, горячо, искренне.
Поезд, скрипя тормозами, пыхтел на рельсах. В нем играла музыка, передавали «Голубой огонек». Пассажиры подпевали, потом затихали, слушая тосты, звенели стеклом бокалы, рассыпали разноцветные кружочки конфетти хлопушки.
-Внимание! Машинист вот-вот займет свое место, поспешите! Граждане, не толпитесь, рассаживаемся, дорога дальняя, подготовьтесь!
Захлопывались двери вагонов, защелкивались задвижки.
Ира застыла, в ужасе глядя перед собой. Поезд уедет, уедет без нее и Никиты!
А вдруг он уже внутри, а она здесь, под этим немым, угольным небом?! Вдруг он поедет вперед, а она останется?!
-НЕЕЕТ! – закричала она. – Пожалуйста, не уезжайте! Я не могу найти сына! Я не могу…
Она не договорила, почувствовав чью-то руку у себя на плече, и обернулась.
-Вы? – Ира поперхнулась, закашлялась, отступив на шаг.
-Да, что у тебя случилось, Ирина?
Перед Ирой стояла женщина. По ее виду нельзя было сказать, стара она или молода, улыбается ли она или сердита, довольна или нет.
Одни, смотря на нее, думали, что она благосклонна к ним, что все хорошо, другие видели тонкую линию губ и сведенные к переносице брови, тогда казалось, что эта женщина злится.
О ней много говорили, кто-то открыто, кто-то, спрятавшись за шторы и погасив свет, о ней гадали на картах, ее рассматривали в хрустальном шаре, но все частенько ошибались…
-Я потеряла сына! Не отправляйте поезд! Я должна найти своего мальчика, - Ира заплакала.
Она так устала, она весь год доказывала самой себе, что права, а сейчас просто уже не было сил.
-А мужа? – спросила величественная своим спокойствием женщина. – Его ты не хочешь найти?
Ира потупилась.
-Молчишь? Нет его среди тех людей или тех? – женщина подняла руку в красной перчатке и обвела пальцем отъезжающих. – Не кричит ли он в той компании? Не пьет ли за твое здоровье?
Ира невольно обернулась, прищурившись.
-Нет, это не он, - тихо сказала она.
- А, может быть, он в последнем вагоне? - спокойно спросила женщина. – Ты не проверяла?
Ира испуганно закрыла рот рукой.
-Иди, проверь! Я подожду! А потом поищем сына, - кивнула женщина.
Семь, шесть… Отсчет вдруг замер, не выдыхая больше ни секунды.
Ира побежала в конец состава. Из окон на нее смотрели любопытные лица, улыбались, махали руками, приглашая зайти, но Ирина не соглашалась.
Вот и последний вагон. Здесь даже лампочки украшений горели как-то грустно, тускло, а из окошек смотрели бесплотные души. Бледные, прозрачные, они провожали Ирину глазами, тянули к ней руки, прося взять с собой. Все они были когда-то любимы, любили сами. Но потом что-то случилось, их забыли, прогнали, вычеркнули из земной жизни. И вот теперь они ехали вперед, вместе со всеми, но были одиноки и пусты…
Ира скользила глазами с одного лица на другое, мотала головой, снова двигалась вперед. Здесь не было музыки, шумных бесед. Здесь не было самого праздника, он умер вместе с этими несчастными.
Иногда, в последнее время все реже, кто-нибудь из пассажиров передних вагонов заходил сюда и уводил душу с собой. Тогда она начинала светиться ласковым, нежно-сиреневым светом. Душа опять стала нужна кому-то, кто-то дарил ей частичку любви. Она садилась рядом с вспомнившем о ней и, улыбаясь, чувствовала, как тепло разливается по телу…
-Забери меня! – шептали губы.
- Я хочу к вам! – кричали глаза.
Но Ира не знала этих людей, она не знала, какая боль ворвалась в их жизнь, где их родные, где друзья.
Мать не разрешала Ире ходить в эту часть поезда. Никогда. Ира не знала, но где-то здесь, среди приникших к окну лиц, был ее дед. Мама ненавидела его за то, что когда-то ушел в другую семью, не ходила на его похороны, приказала себе забыть. И теперь он, изумленно перебегая от окошка к окошку по тамбуру вагона, смотрел, как Ира, точная копия его дочери, шагает по перрону.
-Внучка! Это моя внучка! – закричал он, наконец. – Радость-то какая, за мной пришла!
-Не тебя она ищет, оставь! – оттолкнули его от окна. – Мужа и сына, говорят, потеряла… О тебе и не думала! Иди в купе, скоро отправимся.
Проводник аккуратно взял мужчину за руку и увел в темноту…
…-Не нашла? – услышала Ира за спиной.
-Нет! Жив Андрей. Он где-то впереди.
-Рада?
Ира молча кивнула, сжимая в руках Никиту варежку.
-Тогда иди сына искать. Но учти, долго ждать не будем, не можем.
-Хорошо! Помоги мне, пожалуйста! Я не знаю, как искать…
-А где твоё место? Там ты смотрела? Никита мальчик смышленый, мог и запомнить номера на билетах.
-Да! Да, я проверю, я успею!
Ира уже мчалась вдоль поезда. Их с сыном места в двадцатом вагоне.
Забежав в тамбур, Ирина толкнула в сторону новенькую, выкрашенную в персиковый цвет, дверь и прошла внутрь вагона.
Какие-то купе были закрыты. Там уже спали, не желая шумно встречать начало путешествия. Устали, вымотались, вот и легли пораньше.
Другие двери были отодвинуты, в коридор лился яркий свет, в воздухе пахло мандаринами, луком, печеной курицей и шампанским. Праздновали…
…Вот и их купе. Дверь закрыта. Не заперта, но прикрыта. В щель снизу протискивается тонкий лист света. Видно, что внутри кто-то ходит.
-Никита!- Ира с силой толкнула дверь. – Никита, ты здесь?
На миг женщина зажмурилась, а, когда открыла глаза, увидела, как на нижней койке, прижавшись друг к другу, сидят ее мужчины. Никита, зарывшись лицом в отцовский свитер, тихо попискивал, Андрей гладил его по спине, шепча что-то в ответ.
-Андрей?...
-Ир, я не могу так… - начал мужчина. – Давай вместе дальше, а? Давай попробуем опять вместе?...
Он еще что-то говорил, размахивал руками, а она и не слышала, только кивала.
И вдруг стало ей так легко, так свободно и радостно, что захотелось обнять весь мир. Но Ира обняла только двух сидящих рядом с ней людей. С ними она отправится вперед, будет спать под стук колес и просыпаться, чтобы смотреть в окно, с ними будет ссориться и мириться, радоваться, наряжать елку, встречать весну, прыгая по лужам, с ними состарится, но никогда не попадет в последний вагон этого поезда, потому что любима и любит сама…
В дверь тихо постучали.
-Извините, - в купе просунулась седая голова. – Вы тут вещицу обронили. Я же просил хранить… Ай-яй-яй! Судьбоносная эта клюшка!
Старик покачал головой и исчез…
-Папа, вот она! Она нашлась! Папка! – Никита запрыгал по полу…
Женщина в красных перчатках довольно улыбнулась, и динамики продолжили обратный отсчет.
Пять, четыре, три…
В вагонах притихли, встали со своих мест.
Два, один…
-С Новым Годом! - взорвался поезд счастливыми криками. – Ура!!!
Одни чокались, целовались, шумели, другие просто тихо вздыхали. Они ехали в следующий год с надеждой, что все печали останутся позади, а рядом с ними сидели их близкие, уже неземные, полупрозрачные, но все же счастливые...
А на перроне в этот момент злые, грязные, полураздетые, рвались к поезду бесы.
-Пусти! Пусти, я сказал! Без нас все равно не уедете!
Но охрана отталкивала их, не давая прохода.
-Без вас уж как-нибудь! Идите прочь!
-Да что вы?! Без нас? Ага, так мы и послушались…
Поезд уже набирал скорость, женщина в красных перчатках уверенно вела свой состав вперед. Много вагонов, много людей, много жизней едет в этом поезде. Триста шестьдесят пять дней будет ехать этот поезд, а потом сгинет в небытие с последним ударом часов, и люди перепрыгнут в другой, следующий, новый. И у каждого будет свой багаж – доброго и злого, счастливого и горестного, правильного и пустого… Много будет мешков, чемоданов, кульков. Главное, чтобы больше было хороших, чем плохих…
-Ну, счастливого нам пути! – прошепчет Судьба, сидя в кабине машиниста, потом, нажав пару кнопок, вздохнет, снимет красные, праздничные, перчатки и возьмет в руки чашку горячего какао.
-Да что вы так смотрите, господин Случай?! – буркнет она стоящему рядом старику. – Поезд на автопилоте, Судьбе тоже иногда надо отдыхать…
А на подножке последнего вагона будет болтаться, ухмыляясь, бес. Сумел-таки схватиться, успел… Уж, куда без него…
…На следующее утро люди проснутся в своих домах, раздвинут шторы, впуская в комнату первый день нового года, и даже не почувствуют, как мчит их поезд, как раскачиваются вагоны жизней, как свистит ветер в щелях. Поездка будет долгой, дай-то Бог, чтоб хорошей.
Счастливого пути, доброго пути! Пусть рядом едут любимые, пусть радость плещет через край, а беда обходит стороной, пусть, открывая глаза, каждый человек улыбнется, встречая новый день! ...