Немного юмора в строгую тему. Немного "солнца в холодной воде".
Не могу точно утверждать, кто именно из религиозных мыслителей (кажется, Павел Флоренский) признавался, что с возрастом становишься менее чувствительным ко греху. И это беда старости.
Труднее происходит покаяние потому, что совесть не так жжет.
Эта мысль время от времени давала о себе знать в моем собственном мироощущении, так как моложе с возрастом я, как мы понимаем, не становлюсь. А приближающиеся 58, ей-богу, иногда ткнут сединой в бороду (ну, вы поняли, что я о бесе в ребро), ткнут крепко, а в совести не отзовутся. И тут я всякий раз поминаю Павла Флоренского.
Разумеется, я понимаю, что наша старость - это, по слову писателя, расплата за молодость. И тут нечем крыть. Как провел свои молодые годы, так себя будешь ощущать в старости. Со всеми "скелетами и тараканами-мутантами в шкафах", с которыми как следует не боролся. Сплошная психология.
Есть только одно маленькое заблуждение, которое, на мой взгляд, преследует многих людей. Меня - точно.
Раньше я считал, что старость - это бесплатная милость Божия ко всем грешникам, у которых от естественного дряхления тела и сил изживается грех, то есть возможность грешить делом. Очевидно, я все же заблуждался, иначе всякий достигший до 70 или 80 или 90 лет должен был бы оказаться святым. Скорее прав Павел Флоренский. Грех делом, может быть, и отпадает к старости. Но мысли греховные остаются. И увы - не так больно ранят, как это бывает в юности. Нет, не все так просто как кажется....
Был какой-то перестроечный фильм с Безруковым в главной роли (копия американского фильма), в котором богатый...очень богатый, но немощной парализованный старик нанимает бедного молодого артиста творить страстные увлечения юности богача, а тот наслаждается от подсматривания за тем, что совершал сам когда-то. Чудовищное извращение. Но и символичное. Не всегда "сила наша в немощи совершается". Бывает наоборот: в немощи грех мысленный воспаляется до невиданных размеров.
Опять же грех греху рознь. Знавал я одного пожилого гармониста, страшного охотника до женского пола. Не то, чтобы распылялся он, бегая за каждой юбкой. Нет. Он был возвышенно романтичен, слагал стихи и имел всего одну любовницу и казался совершенно счастливым. Блаженным. Коллеги любили его за отзывчивость, доброту, посмеивались над его страстью, но посмеивались как-то беззлобно. Даже жена будто снисходительно махнула рукой. Горбатого, мол, могила исправит.
А он и был из породы тех беззлобных чудаковатых деревенских весельчаков, о которых ярко писал Шукшин в рассказах.
В 90-е мне довелось работать в школе физруком, а учителем музыки был наш романтический герой Максим (имя изменено). Максим Андреевич в свои 60 был сед, слегка не брит, носил шляпу и плащ с высоким воротом. Когда я увидел его впервые, тут же подумал: "Марчелло Мастрояни мценского уезда". Подумал без осуждения. Мы потом сдружились. Не раз сидели за праздничным столом, за которым он читал мне вдохновленные влюбленностью к некоей Валентине вирши и наигрывал на гармошке песни своего сочинения.
Правда ли это было или его беззлобная выдумка - история о якобы добровольном испытании на себе вживления каких-то бараньих дополнительных семенных желез в экспериментальной лаборатории Казани, но весь коллектив (женский, школьный) об этом знал. И подтрунивали над чудаком, особенно на корпоративных вечеринках. На одной из низ пожилая толстушка завуч так завела подвыпившего беднягу, что он потребовал ее немедленно пойти за ним в соседний кабинет, чтобы он там продемонстрировал натурально, как он обогатился дополнительным мужским достоинством.
Вроде как до дела не дошло. И все это стало вскоре обычным учительским анекдотом.
В общем, к чему я решил разбавить строгие праведные речи легкой иронией? Возможно, умение иногда посмеяться над собой и немного пооткровенничать не под фартучком батюшки, не будет лишней?
Как это замечательно умел делать "анонимный православный" Клайв Льюис.
Поистине, Господь шутил, когда связал такое страшное, такое высокое чувство, как влюбленность, с чисто телесным желанием, неизбежно и бестактно проявляющим свою зависимость от еды, погоды, пищеварения. Влюбившись, мы летаем; вожделение напоминает нам, что мы – воздушные шары на привязи. Снова и снова убеждаемся мы, что человек двусоставен, что он сродни и ангелу, и коту. Плохо, если мы не примем этой шутки. Поверьте, Бог пошутил не только для того, чтобы придержать нас, но и для того, чтобы дать нам ни с чем не сравнимую радость.