Никодим спал, как маленький, свернулся калачиком, поджав ноги, положив руку под щеку, натянув одеяло, чуть не до носа. Он шевелил губами, движения рта были повторяющимися, одинаковыми, так бывает, когда произносят чье-то имя - произносят много раз подряд, как будто молятся. Дикое желание узнать чье-же это имя захлестнуло Лизу волной, она хотела было присесть на корточки перед кроватью, но отяжелевший живот и больная еще нога сделать это не позволили, поэтому она тихонько переставила табурет поближе, села прямо напротив подушки и замерла, вглядываясь .Пыталась прочитать слоги, так делают глухие, но ничего у нее не вышло, конечно. Можно было прочесть и “Мила” и “Лина” и “Лиза” - все зависело от фантазии и желания, но от того, как болезненно дергались у него углы губ и напрягалась жилка на лбу было понятно - это никак не “Лиза”, это какое-то другое имя - бОльное, злое, из черной памяти. Вдруг устыдившись, покраснев так, что от жара загорелись уши, Лиза встала, но неловко задела табуретку и та покатилась со стуком по толстым доскам пола. Никодим вздрогнул, открыл глаза, с удивлением посмотрел на Лизу
- Лизушка…Случилось что? Не заболела? Почему ты не спишь?
Лиза помотала головой, быстро, чуть прихрамывая убежала за свою занавеску, посидела пока жар не схлынул с лица, успокоилась немного. Потом высунулась из своего укрытия. спросила хрипловато, стараясь справится с дрожью в голосе.
- Это я, Никодим, попросить тебя об одном деле хотела. Вот и подошла. У тебя там за сараями я чан видела. Большой такой, прямо по пояс.. Ты мне его не установишь во дворе? Я под ним огонь разведу, воду нагрею - мне искупаться надо, как следует. А?
Никодим удивленно пожал плечами
- Так банька ж есть, Лизушка… Давай натоплю, она рабочая, каждую неделю топлена. Зачем тебе корыто это?
- Нет, Никодим, мне хочется, чтобы как в ванне… Ну пожалуйста... Или нельзя?
Никодим сел на кровати, потер сонные глаза, кивнул
- Так установлю, жалко что ли. И лесенку тебе сделаю, чтобы залезла легко. Хоть и чудишь ты, конечно.
…
Утро было таким нежным и ласковым, так тепло пригревало солнышко, лаская кожу, что Лиза на мгновение вдруг мыслями очутилась там - в своей стране длинного жаркого лета, короткой, вечно плачущей зимы, золотой теплой осени и весны, похожей на бело-розовый взрыв, тонущей в ликующем цветении. Она не скучала по той стране, но иногда она снилась ей, правда Лиза всегда просыпалась после такого сна в слезах. Такое солнышко было на юге в конце октября - грустное, всепрощающее и прощающееся, а здесь, в начале августа такое казалось нечаянным. Понимая. что проспала, она быстренько накинула сарафан, на плечи шаль и вышла во двор. В последние дни у нее нога почти не болела, не то чтобы совсем прошла, но уже не донимала постоянной нудящей болью, успокоилась, лишь периодически напоминая о том, что она есть ломотой по вечерам. Синяк тоже не был уже таким устрашающим, он пожелтел и ссохся, сдулся как будто, и место на бедре, которое еще недавно пугало фиолетовой синью, казалось лишь слегка испачканным чем-то, как будто его обзеленили весенней травой, а потом потерли неловко.
А во дворе красовался чан! Он оказался не таким большим, как показалось Лизе, но она вполне могла в нем поместиться полностью, опустившись в воду по пояс. Никодим подвесил его на толстые цепи между двух старых сосен, развел огонь и натаскал воды. Небольшую деревянную лесенку с устойчивыми выгнутыми перилами мужик заботливо подвинул к чану, Лизе осталось лишь дождаться пока нагреется вода и залезть.
Скоренько переделав домашние дела, Лиза достала из сундука длинную полотняную рубаху Никодима, покрутила ее нерешительно - то ли исподнее, то ли еще какое, но взяла, сложила аккуратно стопочкой вместе с полотенцем и простыней, сбегала в баню за мочалкой и мылом и остановилась нерешительно перед чаном. Огонь уже еле тлел, гас медленно, вода оказалась приятно теплой, и Лиза, неумело перекрестившись, скинула сарафан и полезла по лестнице. Оказалось удобно и не страшно, вниз в воду была положена и укреплена на краю широкая отполированная досочка. Лиза перекинула здоровую ногу, подтянула больную, села на доску и блаженно зажмурилась. Вокруг со всех сторон, закрывая белесое от стягивающихся облачков небо, клонились синевато-фиолетовые кроны елей, аромат начинающей увядать травы и лесных цветов смешивался с запахом недорогого мыла и свежей воды, ощущение покоя и неги захлестнуло Лизу и она почти задремала.
- Лиза! Ты как там? Не спишь? Накупалась уже? Давай-ка выбирайся, я тебе помогу, а то упадешь еще.
Лиза вынырнула из своей нирваны, привстала, прикрывая руками потяжелевшую грудь, и снова плюхнулась в воду - внизу стоял Никодим. Он держал полотенце, расправив его за кончики, улыбался в усы, и… смотрел так, что у Лизы вспыхнул в груди забытый огонек.
- Никодим! Уйди! Отвернись, что ты уставился! Я сама вылезу, отойди!
Никодим подошел ближе, а потом, кинув полотенце на плечо, почти вприпрыжку взбежал по лестнице, потянул Лизу за руку из воды.
- Давай-ка, не капризничай. Одно дело влезть, другое дело спуститься. Да не смотрю я на тебя, подумаешь, золото! Бери полотенце, кутайся.
Лиза, судорожно закутавшись в полотенце, позволила мужику свести ее вниз по лесенке, он, не обращая внимания на ее возмущенный писк, стащил мокрое полотенце и закутал ее в простыню.
- Никодим, зачем ты… У меня вон - живот, бедро такое. Стыдно мне…
Никодим пошел было к дому, но потом вернулся, приподнял Лизино лицо за подбородок, сказал тихо
- Ты самая красивая женщина на свете. Лучше тебя нет…
…
Обедали молча. Никодим спешил, дела на пасеке поджимали, и, уже надевая кепку, собираясь уходить, проронил.
- Ты условия-то свои помнишь? Я помню. Утром с Марфой говорил… Она сказала тебе прийти на пару дней, дело у нее к тебе. Да и с дочерью повидаешься, пора уж. Я провожу. Завтра с утра пойдем, до дождика. Дождь, видишь, собирается. И еще, Лиза… Все, что увидишь, узнаешь, прими достойно. Жизнь, она никого не щадит, выбирает лучших.
…
Речка за эти долгие дни без дождей обмелела, казалась совсем не опасной, а камни, с которые так подло обманули ее совсем недавно, казались цельным мостиком, обсохшим под летним солнышком, плоским и устойчивым. Никодим за руку перевел ее на ту сторону, довел почти до скита, и, лишь когда показались первые дома, подтолкнул вперед.
- Дальше сама добежишь. И помни что я тебе сказал. И держись.
Он помолчал, чуть погладил Лизу по захолодевшему плечу, прижался лбом к виску, неловко согнувшись в три погибели.
- Возвращайся поскорее, Лизонька. Поскорее…Я буду часы считать.
…
У входа в столовую Лизу встретила Нина… Она жалостно посмотрела на подругу, притянула ее за руку к себе, всхлипнула, неожиданно пустив слезу
- Вишь, как случилось. Я к тебе хотела, а ты сама пришла…
И вдруг Лизу окатило варом, как будто Нина выплеснула на нее ведро кипятка. Она поняла - что-то случилось! Случилось страшное, нехорошее, беда… Беда! Она чувствовала ее кожей, все тело покрылось мурашками, она выкрикнула прямо подруге в лицо
- Что? С Алисой что-нибудь? Что ты молчишь!!! Говори!!!
Нина отшатнулась, перекрестилась наотмашь, зашипела змеей.
- Что ты несешь, окстись. Жива- здорова твоя Алька. Бегает, как лошадь, аж пыль из под копыт. А вот Майма… Вчера ее привезли. она теперь одна из нас…
...