Моя бабушка, Катерина Даниловна, не будучи ни словоохотливой, ни активно любопытной, заботы о ком-либо на свою голову никогда не искала.
Занятая молитвой, трудолюбивыми хлопотами, хозяйственными вопросами, которые никто, кроме неё не решит, она была женщиной неграмотной, простоватой и мудрой одновременно.
Её круг общения составляли жители частного сектора - городской деревни с избами, умеренными огородами и допустимой живностью в сараюшках. А ещё ближайшие родственники - перво-наперво дочери, сын, внуки, сёстры.
От соседей и квартирантов тоже не спрятаться, как и от случайных, залётных людей для чего - то к ней судьбой приводимых. Иногда очень странным образом.
Но если вдруг, чья-то беда, проблема или иное недоразумение жизни к бабушке прицеплялись, оттолкнуть она не умела. Именно поэтому так много историй, связанных с Катериной Даниловной, у меня накопилось. И вот сегодня я предлагаю очередную.
Помнится, это был светлый май. Катерина Даниловна в благостном, под стать весне настроении, возвращалась из церкви. На лавке, возле её избы, сидя дремал молодой мужчина, зажав между ног фибровый чемоданчик.
К своей собственности баба Катя относилась ревностно, и весьма нелюбезно поинтересовалась: "Эй, мил друг, чаво привалился?" Мужичок вскочил, уронив чемодан. Отрапортовал:
"А я к вам, по родственному. У вас сестра Настасья есть - так я младший сын двоюродной сестры её мужа. К ней и направлялся, но в избе другие хозяева. А мне до зарезу, где-то остановиться надо. Мамка адрес тётки Насти дала и ваш, на всякий случай. Вот уж какой час жду."
Осмотрев, с всклокоченной головы до поношенных ботинок, "как бы родственника," Катерина Даниловна с достоинством пояснила:
"В церкву на службу ходила. Настя слепышом стала и таперь у дочки живёт. Избу продала. А только помнится мне, муж от Насти ушёл ишшо до войны. Одна двух девок растила, от голоду в город с ними уехала.
И с ней-то мы не родимые сёстры. У ней свои батька с маткой были. Где живём, поди у нашей родни вызнавали? Я, как кликать тебя не знаю. Чаво из деревни метнулся сюды? Вертайся,, а ты!"
И взялась за калитку. Псевдородственник бухнулся на колени:
"Тётенька, вы, как верующая, милость ко мне проявите. Имя моё - Леонид. У меня жена померла в прошлом году. Сын ушёл в армию, заявив, что в деревенский навоз ни ногой. А меня, сглазили.
Две козы держали - сдохли, за ними куры. Урожая нет. Деньги теряю. Травмы всё время - ногу ломал, рёбра ушиб, в погреб свалившись. А недавно едва не сгорел вместе с сараем.
Признаюсь, меня две бабёнки про меж собой не поделили - я с ними попеременно гулял. Решили сгнобить через порчу, чтоб я никому не достался. Мне бабка, знающая, из села по соседству сказала. И велела из деревни убечь пока жив."
Баба Катя моя нахмурилась: "Гулящих не терплю. Иди куды хошь." Леонид, по прежнему на коленях, заторопился словами:
"Так я уж вдовцом на других стал коситься. Хотел всерьёз - хозяйка нужна. Но меж двух заблудился, а они мстить взялись. Я ж не на шею. Работу найду и насчёт хорошей, одинокой женщины имею надежду. Но ведь где-то пожить надо."
Мелкий, неказистый мужичок стал совсем жалок. Катерина Даниловна дрогнула: "Подымись, хватит пыль мять. Айда в избу, потолкуем." Дважды просить не пришлось. У бабы Кати из проходной комнаты съехали квартиранты и она разрешила Леониду её занять.
Чтоб не зажился, выдала табуретку и раскладушку с постельным набором, хотя в большом сарае имелись и железная кровать, и шкаф для одежды и стол. С тем же намерением, только до сентября, добро на прописку дала. За постой, "по родственному," решила денег не брать.
Но велела не забываться:
"Мотряй, Лёня, хозяином не ходи! Сам готовь и комнату убирай. Баню не держу - в городскую ходи. И помни об чём плёл - работа, бабёнка хорошая. Пристраивайся, коль возврата в деревню боисся."
У деревенского скотника, хлипкого вида, в городе выбор не велик. Подался Леонид в кухонные рабочие столовой напротив рынка. Обязанности ему определили самого скромного уровня - чистить много овощей, выносить горы пищевых отходов и подобное прочее.
Зарплата не министерская, зато бесплатно сыт и домой найдётся, что плеснуть в баночку и завернуть в газетку. Леонид предлагал и на долю Катерины Даниловны еду приносить.
Но она уточнила брезгливо: "Чай, не токмо повара дают, куски сбираешь с тарелок."
"А нож на что? Отрезал откусанный бочок и новая котлетка!" - не понимал Леонид.
"Коклет не ем. И у вас, видать, не вкусны, коль тебе оставляют,"- оставалась при своём мнении Катерина Даниловна.
А вскоре пришлось ей принять участие в судьбе Леонида. В той части, где у него должна была появиться "хорошая, одинокая женщина." Естественно, с жильём. Например, с избой в частном секторе. Деревенский зов! Лёня вдруг начал подвывать об этом:
"Тётенька Катя (бабушка дозволила обращенье такое), ты всех знаешь. Подскажи вариант, чтоб собой не противна, хозяйка хорошая и чтоб меня, как мужика, уважала."
Бабушку выручило отсутствие привычки к лёгкому смеху. Требовательный Лёня имел невысокий рост, весил, как воробей. И единственным, щедрым, внешним разгулом природы были уши - лопухи, склонные к покраснению.
О "Маленьком принце" Экзюпери Катерина Даниловна не слыхала, но за "приручённого" Леонида чувствовала ответственность. К тому же, особенно ломать голову над тем, кого ему предложить, не приходилось. Через несколько проездов от нас жила женщина по имени Глаша.
Возраст, как у Леонида - под сорок. Вдова или муж сгинул куда-то, но одинокая, детьми и внуками не обременённая. Серенькие волосы на прямой пробор, в рогульку подвёрнутые. "Белолица, черноброва" и весьма подходящего кроткого нрава.
Работала Глаша прачкой, избу, двор и огород содержала в порядке, в церкви бывала. Чем не жена для Леонида? Лёня вспыхнул готовностью познакомиться. Придумал, что будет мимо дома Глаши прогуливаться, а увидев - невзначай заговорит.
Здраво оценивая мужичка, Катерина Даниловна отправилась к Глаше и подготовила для "посева" почву, расхвалив не видные взору плюсы мужчины. Уж потом кивнула Леониду:
"Можешь идти знакомиться, только оденься почище да купи, хоть пряников к чаю."
Громкого восторга, после первого чаепития, Лёня не высказал, но стал к Глаше похаживать. Даже в кино сходили. Заночевал разок и втянулся. Новая рубаха у него появилась - Глашин подарок. По её же совету у парикмахерши Верки подстригся, а не сам, как обычно.
Июль подходил к концу. Казалось, вот-вот и опека над Леонидом, со стороны Катерины Даниловны, закончится замечательным образом. Но черти, как известно, не дремлют. Параллельно Армейскому проезду (переулку) тянулся Морской. И вот там проживала особенная "мадама" - Фаина.
На базар, в большой гастроном или ещё куда, по расположению избы, Фаине было удобно проходить через наш проезд - напрямки. И даже странно, как Леониду не выпало "их" сразу увидеть. "Их" потому, что со стороны казалось, что Фаина сопровождает собственную грудь.
Эта, весьма значимая часть фигуры, шла на шаг впереди хозяйки - гордо выпирая, с лёгким, волнующим колыханием. А уж за ней - Фаина, пергидрольная блондинка с обновляемой каждую весну "химией," но при этом с прямой чёлкой.
Задумывалась девичья милота, а выходило смешно: "мадама" сорок третий годик отпраздновала. Впрочем, не страдала и, ориентируясь на свой, "сорочий," вкус выглядеть стремилась ярко.
Накупив пластмассовых, разного цвета бус, надевала их ко всякому наряду. А платья, между прочим, носила кримпленовые даже в жару. Их было целых три - оранжевое, бледно-розовое и светло коричневое.
И вот такую Фаину - с грудью, в испарине из-за не пропускающего воздух кримплена, в мелких завитушках и с прилипшей ко лбу чёлкой, увидел Леонид. Он посиживал на лавочке возле избы Катерины Даниловны и лузгал семечки.
"Здрастьте, вам,"- не глядя, бросила женщина, имея привычку так со всеми здороваться. А у Лёни, от восхищения, пересохло горло. Еле выговорил:"Ух, вы какая!"
Фаина комплимент поняла и остановилась. Спросила кокетливо:"И какая?" "Изюмительная!" "Как изюм? На вкус или с виду?" - захотела продолженья Фаина. Леонид, даром, что деревенский, заговорил, как поэт:
"Вы виноградная женщина со вкусом изюма! Как бы нам познакомиться? Я - Леонид. Прибыл из деревни с намерением жениться!"
Под впечатлением, Фаина назвала своё имя и пригласила мужичка "заходить." Поплыла дальше, качая бёдрами. Леонид поспешил к Катерине Даниловне, занятой в огороде. "Тётенька Катя, мимо меня сейчас такая прошла!" Он округлил руки впереди себя.
"А-а, Фаинка! Дурная бабёнка и хахаль евонный в тюрьме сидит. Чё ли антирес проявляшь? Застолбил Глашу - запишись и живите, как люди. А я настоящих пущу квартирантов," - недовольно откликнулась моя бабушка Катя.
Леонид заверил, что "вот-вот," а сам надумал завоевать Фаину. А от хахаля можно сбежать, продав две избы. Но это дело десятое - рано мыслями мучаться. Поначалу, нетерпеливый жар в себе успокоить Леониду хотелось.
Фаина не Глаша. Купил торт в магазине и цветов в саду у своей хозяйки надрал. Наврав, что к намеченной Катериной Даниловной зазнобе идёт, дождавшись сумерек летних, сам просочился к Фаине во двор.
Не смотря на хахаля, вне свободы, гостя она приняла и с ночёвкой оставила. От неё и на работу Лёня ушёл. Началась двойная жизнь, примерно, как было в деревне. Его вполне на двоих хватало. Какое-то время всё оставалось шито и крыто.
Глаша с Фаиной имели разные ценности и друг друга толком не знали. Первая - скромница и домоседка, нет-нет да пост соблюдающая. Вторая - вёрткая и предприимчивая. Быть может потому, что продавщица.
Фаина работала в магазинчике, больше на деревянный сарайчик похожем и в своём молочном отделе чувствовала себя абсолютной хозяйкой. Кроме разливной молочки, в этом затрапезном объекте торговли,, продавали хлеб и конфеты.
Всякое утро происходила доставка хлебных, реже, сладких изделий, фляг с молоком, сметаной, квадраты масла, ёмкости с творогом. Едва магазин открывался, в отдел Фаины очередь образовывалась Сразу предупреждала: "Молока, сметаны и масла - мало. Толпу не создавайте."
Такое случалось часто, поскольку Фаня была "сама себе покупательница." Нет, она не ела сметану и масло ложками, не пила молоко вёдрами. Продавала на рынке, притворяясь крестьянкой. Не знаю, насколько это правда и, могла ли овчинка стоить выделки, но такие слухи о Фаине ходили.
Та же бабушка мне говорила: "Трудовые, деревенские бабочки часами стоят, а эта, проказа, часок и доход в кошельке. И будто не чуют, что не от коровы." Я сомневалась: "Это сколько ж нужно продать, чтоб была выгода? Она же не задаром берёт магазинное!"
Но бабе Кате версия нравилась и она не отступалась:
"Пол фляги молока водой разбавь - вот те и излишек. Масла, творожка не довесь. А ишшо она магазинные яйки за деревенские продаёт. Знашь, десятку в месяц - не найти на дороге. И гадать к ней, дурёхи ходят - за деньги!"
В последнее верилось больше. Но со счетов не скинуть - Фаина одевалась дороже многих, находила деньги мотаться к хахалю, и выглядела женщиной без проблем. А это не положено честным, трудовым людям.
И вот в лапки такой сомнительной "виноградки" попал Леонид. Но и Глашу до конца не оставил. Может жаль было, но ночи недели он успешно делил между двумя любовницами. Его игра на два поля раскрылось, когда, неожиданно, Глаша пришла на него погадать. К Фаине!
Нет, не картишки проболтались. Лёнька спалился сам, заявившись к Фаине не вовремя. Глаша заплакала и убежала. А разгневанная Фаня отхлестала мужичка по щекам. Побитым котом приполз он к Катерине Даниловне, но понимания не нашёл. Позволив переночевать, прогнала утром прочь.
Выписала и квартирантов впустила. Леонид рискнул предложить себя "навсегда только одной" - Фаине. Стали жить вместе. Знойная женщина требовала любви "доказательной," а не на словах. Например, всей зарплаты, исполнения обязанностей по дому, которые положены женщине.
Как милый, Лёнька стирал и гладил бельё, таскал воду с колонки, возился в саду и готовил. От кусков из столовки, Фаина категорично отказалась, но потребовала "приворовывать." В принципе, это было возможно.
Леонид разгружал доставляемые продукты и размещал их в помещении для хранения. Он же мыл, чистил, нарезал. Кто приметит, если не наглеть? Трусоватый (честный?) по натуре, Леонид пытался возражать, но узнал, что кулак у Фаины такой же мощный, как грудь.
И куда ударить, она не выбирала - в глаз так в глаз. А ещё от себя, жаркой, отлучала. Леонид сдался и стал несуном. Фаина ему клеёнчатый карман вшила в одежду - для "горсти" фарша, кусочка мяса, тушки разделанного минтая.
Вряд ли все повара столовой были кристально честны, но рабочему кухни, с ограниченными обязанностями (помощником повара Леонид не считался), воровать не полагалось. Схватили за клеёнчатый карман и акт составили.
Уволенный по нехорошей статье, Леонид был счастлив уже тем, что не попал туда, где находился хахаль Фаины: в советские времена на воров реагировали активнее. Любовница его моментально выставила с пустым кошельком.
Приниженный Леонид пришёл к Катерине Даниловне. Сев на табурет, обхватил руками голову и заплакал: "Несчастный я человек, и здесь меня порча нашла!"
Моя бабушка Катя, гремя чугунами, сердито откликнулась: "Ты, Лёнька, сам себе порча. Почто Глашу на Фаинку сменил?"
"Да она, как треска пресная - без перца и соли. Как моя покойная жена, но я думал все жёны такие. А на полюбовницу не решался. Оставшись один, стал интересен одиноким бабам.
Скрытно сошёлся сразу с двумя, а они обе оказались с перцем. Прознали, что не в одной греюсь постели, и давай друг с другом лаяться и меня изводить - словами, тумаками, разбитыми окнами.
Потом, честно, навели порчу и всё стало совсем плохо. Удрал. Прости, тётя Катя, и помоги с Глашей сойтись. Ей-ей не подведу больше!"
Это оказалось не трудно - Глаша успела привыкнуть, что Леонид у неё есть. Приняла. Но мотался в поисках, хоть какой-то работы - с его-то статьёй! И тут, из мест не столь отдалённых, вернулся хахаль Фаины. Вскоре он нашёл себе вечернее "развлечение."
Подкараулив Леонида, бил то под дых, то в челюсть до выплёвывания зубов. Не соседи его натравили, а сама Фаня. Вредная женщина сказала хахалю, что Леонид ей не давал прохода и даже целовал насильно.
Последнее выглядело фантастикой - Фаина могла кого угодно взмахом груди убить, а уж Лёню, с бараньим весом (и мозгами), тем более. Но хахаль верил любимой с "изюмительной грудью," и продолжал Леонида лупить.
Одной тёмной ночью он пришёл к Катерине Даниловне попрощаться и ... денег занять на дорогу в деревню. Она дала с твёрдым напутствием:
"Ты, Левонид, сюды путь забудь. Мне ты не сродственник - уж признай. Выпал случАй хорошо с Глашей жить - не поймал. В своей деревне жанись на треске али на щуке, это смотря сколь хочешь прожить."
Выслушав молча, Леонид поклонился и вышел вон. Больше о нём не слыхали.
Благодарю за прочтение. Голосуйте. Пишите. Подписывайтесь. Лина