Я люблю читать «Записки о Московии» австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, побывавшего на Руси в 1517 и 1526 годах. Один из особенно чудесных фрагментов «Записок» посвящен государевой охоте на зайцев. На квадратные и круглые скобки не обращайте внимания: так обозначены две разновременные редакции текста.
«Вблизи Москвы... есть место, заросшее кустарником и очень удобное для зайцев; в нем [будто в заячьем питомнике] водится великое множество зайцев, ловить которых [а также рубить там кустарник] никто не смеет из страха перед суровейшим наказанием. Огромное количество (зайцев) (государь) разводит также в звериных загонах в других местах (разводится также в садах и домах.). Всякий раз, как он пожелает насладиться такой забавой, он велит свозить зайцев из разных мест, ибо чем больше он их поймает, тем с большим, по его мнению, весельем и честью окончит дело... (как можно больше в один лесок, из других лесков их сгоняют в один или два, которые огораживают сетями).
...Меж тем почти сто человек (пеших) выстроились в длинный ряд; половина из них была одета в черный, половина — в желтый цвет. Невдалеке от них остановились остальные всадники, загораживая зайцам путь к бегству. Вначале спустить охотничьих собак не дозволялось никому, кроме царя Ших-Али и нас. Государь первым закричал [охотнику], приказывая начинать; тот немедленно полным галопом мчится (тогда один из охотников скачет) к прочим [охотникам], число которых было велико. Вслед за тем они все в один голос начинают кричать и спускают собак...Когда появляется заяц, то спускают трех, четырех, пятерых, а то и более собак, которые отовсюду нападают на него... Когда выскакивает заяц, то гонятся не только вслед ему, но и с (разных) сторон одновременно пять, шесть или сколько найдется собак). Как только (собаки) схватят зайца, то (охотники) кричат и громко рукоплещут («Хо-хо!»), будто свалили большого (и свирепого) зверя. Если иногда зайцы долго не выбегают, то государь тотчас же обращается к кому-нибудь, кого он заметит в кустарнике с зайцем в мешке, и кричит ему: «Гуй, гуй!»; этим возгласом он дает знать, что пора выпустить зайца. Из-за этого зайцы выходят иногда будто сонные (не могут бежать) и подпрыгивают среди собак, словно козлята или ягнята среди стада (только, так что на них тут же набрасываются собаки.). Чья собака поймает больше, тот считается в этот день свершившим выдающийся подвиг (stratagema). Равным образом можно было видеть, как сам государь рукоплескал послу, собака которого поймала много зайцев (когда одна из наших собак поймала что-то прежде других, государь был доволен и хвалил ее).
...Зайцев было поймано множество, и когда их снесли в кучу, то спросили меня: «Сколько их здесь?» Я ответил: «Больше тысячи», – чем они были очень довольны, хотя там не было и трех сотен. На охоте присутствовали и три брата великого князя: Димитрий, Андрей и Семен, то есть Симеон, если говорить правильно».
Будто бы сонный заяц, выходящий из мешка – прекрасная же картинка!
В одной из статей я упоминала о Василии Григорьевиче Грязном – преданном царю Ивану VIГрозному опричнике, в 1573 году посланном воеводой на Донец и попавшем там в плен к татарам. Так вот, в свое время, еще до опричнины, Грязной был «чуть ли не в охотниках с собаками» у большого любителя охоты князя Юрия Андреевича Пенинского Младшего – боярина и дворецкого князя Андрея Ивановича Старицкого, а затем боярина князя Владимира Андреевича Старицкого. Напомню, что князь Андрей Иванович Старицкий (1470-1537), упомянутый в приведенном выше фрагменте «Записок» Герберштейна как брат Василия III, был дядей Ивана VI Грозного. И Грозный не преминул с иронией припомнить этот факт биографии Грязного, пишущего ему из плена. «Что писал еси, что по грехом взяли тебя в полон; ино было, Васюшка, без путя середи крымскихъ улусов не заезжати, а уж заехано, ино было не по объезному спати; ты чаял, что в объезд приехал с собаками за зайцы, ажно крымцы самого тебя в торок ввязали». Перевод. «Писал ты, что за грехи взяли тебя в плен; так надо было, Васюшка, без пути средь крымских улусов не разъезжать, а уж как заехал, не надо было спать, как при охотничьей поездке; ты думал, что в окольные места приехал с собаками за зайцами, а крымцы самого тебя к седлу и приторочили». Интересно, что к «заячьей» метафоре царь прибегал еще в 1564 году, когда писал ответ на первое послание князя Андрея Михайловича Курбского: «Чтобы охотиться на зайцев, нужно множество псов, чтобы побеждать врагов – множество воинов».
Василий же Григорьевич Грязной осмелился ответить царю: «...да заец, государь, не укусит ни одное собаки, а яз, холоп твой, укусил шти (28?); человек до смерти, а давадцать да дву ранил; тех государь, принесли царю (хану) вместе со мною».