Часть первая: край
- Ты старый болван, - сказал ему полковник. - Ты знаешь о том, что ты старый болван?
- Кончай трепаться, - сказал Лузгин. - Давай подписывай.
Полковнику полагалось быть лысым и толстым, но он был маленький и худой и такой же кудрявый, как и сорок лет назад, когда суетился разыгрывающим в школьной сборной по баскетболу и откликался на прозвище Марчик. Лузгин не видел его все эти годы: после школы Марчик уехал в Новосибирск, в военное училище, где-то там служил и даже воевал в Афганистане, как говорили знакомые, потом вернулся в Тюмень военпредом на оборонный завод, но они не встречались и даже не перезванивались, жили в разных слоях, и уже потом, недавно, когда все перевернулось и смешалось, Лузгин узнал, что полковник Марченко служит комендантом в зонном комиссариате.
- Кстати, Марчик, чего ради вы все тут в камуфляже восседаете? - спросил Лузгин. - Здесь же не война.
- А его гладить не надо, - ответил полковник. - Как был ты пижонской занудой, Лузгин, так и остался.
- Давай подписывай, - сказал Лузгин. Марченко тронул пальцем лузгинскую анкету.
- Так… Несовершеннолетних детей не имеем… Образование имеем… Воинской специальности не имеем… Ознакомлен… Ознакомлен… В общем, так, старик, - полковник взял ручку и прицелился в нос Лузгину, - только "вольнягой", без права ношения оружия.
- Это почему же? - обиделся Лузгин. - Я ведь могу контрактником, на корреспондентов ограничений по возрасту нет, а медкомиссию я прошел.
- Ты не медкомиссию прошел, а справку раздобыл. И я не спрашиваю, как ты ее выклянчил у наших медтеток. Пойдешь "вольнягой", на общем довольствии. Туда и обратно. Понял? Туда и обратно.
- Не понял, - упрямо мотнул головою Лузгин. - Почему я контрактником быть не могу?
- А потому, - ласково глянул на него поверх очков маленький худой одноклассник по прозвищу Марчик, - что если тебя с контрактной книжкой поймают, то никто не посмотрит, что там написан
Полковник длинно расчеркнулся на анкете в двух места
- Последний раз спрашиваю, Володя: зачем тебе это над
- Вернусь, отвечу, - сказал Лузгин и подмигну
- Марченко пальцем подвинул к нему листок по столешниц
- И последнее, старик. Если что с тобой случится, старлею голову отрубят. Так что не подведи человека и меня не подвед
Лузгин сложил анкету вчетверо и спрятал в карман пиджак
- Между прочим, полковник, каким это образом ты командиром по прессе заделалс
- Поставили, вот и заделался, - сказал Марченко. - Дуй домой и собирайся. Рота с Андреевского лагеря пойдет сразу на тракт, тебя подберут у моста через Пышму завтра в четырнадцат
- А как же я туда доберус
- Да как хочешь. Пропуск и предписание получишь во втором отделе, это в конце коридора. Пожрать с собой чего-нибудь возьми. Спиртного не бери. Понял, д
- Яволь, гер оберет! - Лузгин щелкнул под стулом каблуками английских ботинок. Он был благодарен Марченко за помощь; хотя тому и позвонили сверху (Лузгин на всякий случай организовал такой звонок), но это была просьба, не приказ, и маленький полковник вполне мог послать его подальше, а теперь вот командирует в рейд корреспондентом воинской газеты, и Лузгин хотел обнять его по-стародружески, но ограничился рукопожатием, потому что ясно чувствовал презрительную жалость старого офицера-строевика к нему, штафирке-журналисту, с жиру сдуру вознамерившемуся поиграть в военные игрушки. Это было не так, не сдуру и не с жиру, но маленький полковник едва ли понял бы его, пустись Лузгин в объяснения и оправдания. Много ли ты сможешь объяснить чужому человеку, если и в себе все до конца понять не можешь и не хочешь.