Лето 1965 года я провела в селе, у деда. Я не была избалована вниманием родителей. Мачехе вообще не было дела до нас, девчонок, старшей была я. Мы росли сами по себе, как растёт сорная трава. Ели что придется, летом переходили на то , что сажали и собирали с огорода.
То лето мне запомнилось яркими впечатлениями. Надо сказать дед мой был стоиком по жизни. Ему тогда было далеко за 90 лет. Жил он в доме, построенном им в 1920 году, после боев с деникинцами. Селение наше располагалось на высоком, крутом берегу речки, бурной, но сварливой по своей сути. Она выходила из берегов во время полноводия. Дед рассказывал нам , что селение было заложено основателями весьма остроумно. Несколько женщин с коромысоом и вёдрами, полными воды, должны были, не останавливаясь на отдых, поднять на крутой берег в день по нескольку раз. И, если женщины не уставали , значит можно было строиться.
Деникинцы взяли в осаду не очень большое селение на плоскости, которое очень мешало им в продвижении и в захвате более богатых поселений и им нужен был выход на железную дорогу. Дом , построенный моим дедом лет так за тридцать до боев с деникинцами , был снесен снарядами артиллерии деникенцев. В тех боях погиб мой прадед, он глубоким стариком встал на защиту своей Родины, своей семьи, своей чести.
Я тоже пробовала носить воду из колодца рядом с рекой. Коромысло больно давило мне на плечи, ведра были тяжёлыми. По пути я несколько раз останавливалась, чтобы отдохнуть. Коромысло съезжало на спину. Вода развивалась. В общем , мука мученическая, пока не приноровилась .
К вечеру селение преображалось. Полученная тишина и зной уходили. Село, разморенное дневной жарой, просыпались. Слегка дувший ветерок шаловливо играл с листьями деревьев. Я бежала отворить ворота ( сделанных из жердин), чтобы загнать овец и скотину. Овцы , а их было двадцать , шли за степенным бараном. Шли сразу к огромному соляному камню , лежавшему под навесом. Загнал их в хлев, я шла встречать коров и двух буйволиц, весьма грязной внешности. Я шла за ними поодаль, боясь животных. Бабуля уже ждала их с подойником и ведром с водой. Она перевязала их и дала им корм. Они громко жевали свежее, пахучее сено.
Какой же запах исходил от парного молока и сена!
Со всех дворов шёл запах свежих лепешек. Печь у деда была установлена под навесом. Приготовив сытный ужин, бабушка звала деда . Дед , покончив со всеми делами со скотиной , шёл на улицу звать стариков, обычно сидевших на крупных валунах перед домом. Он не любил и не умел есть один....
Я помню деда: он был высоким блондином, с ярко- синими глазами. Смеющимся , деда я не помню, реже улыбался и тогда тонкие морщины собирались лучиками вокруг глаз. Он был очень умный и моментально улавливал суть вещей. Например , я долго и нудно объясняла , что такое телевизор и, как он работает. Он внимательно посмотрел на меня, и сказал , немало удивив меня;
-Передаютсяя изображения, картинки, верно?
Помню летний тёплый дождь. Он сбегал маленькими ручками, омывая покрытые гравием пыльные улицы. Запах прибой пыли пах своеобразно-он смешивался с запахом озона и еще чего-то, неведомого мне.
Мальчишки выбежали под дождь, катая по лужам особую конструкцию колесо. Матери им что-то кричали им вслед, но они не обращали внимания, были счастливы.
В брезентовых дождевиках люди выходили встречать скотину. Звонко звенели колокольчики на их шеях.
Все было благородно. Куда-то уходили обиды. И я никогда позже не чувствовала себя частью мира, окружающего меня. Мир был чистым, прозрачным.
Теперь я понимаю как пахнет детство, Родина.
.
