Она не была знаменита… Не космонавт, не известный артист, не разведчик…
Не герой Союза, не герой труда… Даже не подруга Ангелиной… Откуда у нас такие?
Одинокая бабушка.
Но в наших краях есть протока, названная ее именем - Емока цогыт. Есть же в мире пролив Крузенштерна, татарский пролив… А у нас Емока цогыт, именная протока.
Емока мома. Ее помнят в Ренчиках (Ренчики – моя родина, маленькая деревня в глухой Сибири, о которой хочется написать: старая, лишь о тридцать домов… И как Есенин: «Избы забоченились, а их всех-то пять…»).
…Она была совсем одна. Ни мужа, ни детей. Сколько помню – одна. Небольшой бревенчатый домик, в котором жила, стоял недалеко от берега Иртыша, от нас до него – пять минут ходьбы, а бегом и быстрее.
В детстве иногда заходили к ней – мама шла сепарировать собранное с вечера молоко. Своего аппарата у нас еще не было, Емока мома позволяла пользоваться ее сепаратором. Делать это за чисто символическую плату – литр молока. Нужно-то было всего лишь помочь маме донести полные десятилитровые ведра, а потом встретить от ее дома с обратом и домашними сливками.
Прошло много лет, образ бабушки как-то совсем померк в моей памяти. Она стала тенью, не разглядеть в вечной темноте ни ее лица, ни наряда… Забылся интерьер ее дома, только абрисы – небольшая комната, стол и буфет. Сепаратор, конечно…
Но никогда в жизни мне не забыть чувства, связанные с ней.
Местные посмеивались над бабушкой. И была причина. Зазвав гостя, она на его глазах вытирала чашку подолом платья, предварительно поплевав в нее. Люди брезговали и отказывались от чая, ссылаясь на разные причины – дома, мол, пил, не хочу, не могу…
И мы не пили. Хотя она предлагала – была радушная и гостеприимная. И к чаю у нее всегда что-то имелось. Наверное, сумса и косма – они не переводились у земляков. Дом считался совсем бедным, если в нем не пахнет стряпней. Кажется, есть поверье у нас, будто ангелы на небесах слышат аромат масла от баурсаков и посылают трудолюбивым хозяйкам благословение и милость….
Она старалась. Жила на три рубля, которые получала. Мама сейчас удивляется: «Почему у нее была такая маленькая пенсия? Ее муж всю жизнь работал. В леспромхозе был много лет. Почему ей не дали пенсию по потере кормильца?»
Всякий раз, когда мы шли на покос, видели, как Емока мома (мома – это обращение к женщине старше твоих родителей, принятое в наших местах, синоним слова тетя) косит сено. Сушит, собирает его, складывает в копна. И помню - ни единого помощника рядом, хотя в деревне жили ее недалекие родственники.
Копна у нее были маленькие, их хватало на стог-другой. Она таскала их на себе, впрягшись в работу как маленький пони… Бросит веревку вокруг копны – и тянет…
Покос всегда был на одном месте – у протоки. Никто на него не претендовал, это было проявлением доброты, своего рода помощью со стороны деревенских – находился он совсем рядом с юртами (одно время нашу деревню почему-то именовали юртами Ренчинскими). Удобно для нее, к тому же вода совсем рядом… Потом протоку так и стали называть ее именем. Ведь Емока мома всегда косит там сено. Ее, значит, место!
Мы проходили иногда мимо ее покоса, и почему-то не помню, чтобы помогали ей… Это воспоминание больно ранит меня сейчас: до слез я жалею бабушку, у которой нет на всей Земле никакой опоры, кроме нее самой…
Мама говорит, помогал папа. Когда надо было метать стог, он шел к ней – был сильный и делал это умело. Помню: как поднимет охапку сена, завалит ею с ног до головы, лишь бы удержаться на макушке стога, успеть подхватить…
Совсем состарившись, Емока мома отдала нам свою корову. Белую корову, которая была дойной, смирной и тихой, с добрым нравом как у нее. Видимо, не могла больше ни косить, ни доить, ни ухаживать…
Попросила в обмен дрова. Папа каждую весну заготавливал их для себя, и ему привычно: нарубил берез, привез, наколол…
Она не успела сжечь все дрова, что сложены были в поленницу у ее постаревшего дома. Улетела как-то тихо в небесные дали, на встречу с мужем и родными людьми, в самые неведомые и загадочные края… Не знаю, плакал ли кто о ней.
Дрова потихоньку сожгли появившиеся племянники… А потом и вовсе все испарилось с лица земли – ее дрова, домик, корова, сепаратор… Место, где стоял приют тетушки Емока, заросло крапивой и лебедой. И словно не было ее никогда…
Но есть еще близ нашей деревни Емока цогыт, до сих носит протока это тихое имя. Каждую ночь гуляют над ней яркие звезды, отправляя пронзительный свет в самую глубину воды, будоража и пугая заспавшихся рыб...
Днем весело светит солнце, согревая остывшую в летней темени воду… А вдруг да придет на привычное место светлый дух его вечной хозяйки и пожелает пройти по реке босиком?
Как привыкла.
Фото: Андрей Павлычев, Валерий Бычков, Зулейха Алишева
