Валерий с Анютой поженились по большой любви, ещё будучи студентами, и поначалу не торопились к пелёнкам, пустышкам и бутылочкам, двигаясь к заветным дипломам и немного волнуясь за предстоящее распределение. Отец Валерия был деканом одного из местных вузов и, хотя ребята учились совершенно в других институтах, его помощь в этом вопросе всё же была ожидаема.
И вот когда дипломы были получены, поздравления родственников выслушаны, а распределение оказалось в границах родного города, молодые супруги Светловы решили, что настала пора увеличения семьи, и родили свою первую дочь Марину, осчастливив её появлением на свет бабушек и дедушек, а заодно и остальных родственников.
Желанная и долгожданная малютка оказалась ещё и довольно спокойным младенцем. Она в меру плакала, ночами позволяла родителям улизнуть в таинственный мир сновидений, не требовала постоянного качания на руках, не реагировала диатезом на новые продукты в рационе и не сообщала высокой температурой и криками по ночам о каждом новом зубике, появлявшемся в её всегда улыбающемся ротике.
Молодая семья жила сначала вместе с родителями Валеры, поскольку у них была просторная четырёхкомнатная квартира в центре города. Когда рождение первенца в семье сына было уже не за горами, старшие Светловы приняли решение разменять квартиру, чтобы дать молодым самостоятельности, да и вообще, будучи мудрыми родителями, решили, что так они останутся более близкими друг другу – не будет поводов для бытовых ссор. В конце концов они стали обладателями двух отдельных жилых пространств: профессор с женой - трёхкомнатного, а у молодых оказалась двухкомнатная жилплощадь для наслаждения семейной идиллией. Родители Валеры выложили круглую сумму за этот обмен, но зато получили прекрасные квартиры в центре города, да ещё и в одном доме, лишь в разных подъездах.
Когда Марина чуть подросла, её родители с восторженным энтузиазмом кинулись во все возможные кружки и секции, пытаясь дать ребёнку все направления развития, которые оказывались в поле их внимания. И Аня, и Валера хотели впихнуть в своё ненаглядное чадо как можно больше разносторонних умений, полагая, что делают ей несравненное благо.
В итоге Мариша с ранних лет посещала бассейн, затем танцевальную студию, а чуть позже ко всему этому добавилась так называемая школа развития, где детки постигали азы английского языка, изобразительного искусства в виде лепки и рисования, а ещё программирования, только начинавшего входить в то время в умы и обиход наших граждан. Эти занятия нравились Маришечке больше всего. Она взахлёб рассказывала домашним о том, как строит в компьютере дома из кубиков или управляет роботом на экране и готова была ходить в эту школу хоть каждый день.
А у неё в действительности каждый день был занят - после садика в будние дни и оба выходных её куда-нибудь водили мама или папа, а также бабушки и дедушки. Они ворчали на родителей девочки, не дающих, по их мнению, в полной мере ей насладиться детством, но тут же гордились успехами внучки, когда слушали стишки, читаемые на английском языке или разглядывали потрясающую по их мнению акварель, а когда Марина рассказывала, как собрала виртуальный пазл на мониторе компьютера, родственникам казалось, что перед ними просто гений.
Когда Маришечке исполнилось шесть лет, родители повели её сразу в две школы – общеобразовательную и музыкальную.
- Да вы что, изверги, что ли, или враги своему ребёнку? – возмущалась бабушка с папиной стороны, почти всю свою жизнь посвятившая ведению домашнего хозяйства и созданию условий для плодотворной работы мужа-профессора. – Да как же она сможет выдержать такую нагрузку-то?
- Ничего, Варвара Дмитриевна, - успокаивала её невестка Аня, - Марина со всем справится, вот увидите.
- А если не справится? – вторила ей другая бабушка, Светлана Петровна, проработавшая много лет бухгалтером, а в последнее время возглавляя эту службу на одном из градообразующих предприятий. - Ребёнку всего шесть лет, вы хотите, чтобы она слегла от переутомления?
- Мамочка, ну зачем ты преувеличиваешь?! – тут же возмущалась Аня. – В конце концов, если увидим, что ей тяжело, откажемся от бассейна.
- Ну да, конечно, от бассейна они откажутся, - вступал в симфонию семейных споров контрабас отца Анюты - Григория Львовича, инженера на том самом предприятии, где его жена работала главным бухгалтером, - это может единственное место, где ребёнок действительно отдыхает.
В бассейн внучку водил исключительно он и видел, как ей нравится плавание, особенно зимой, когда ни на речку, ни на какой другой водоём не поедешь. Дед Гриша рад был улизнуть из дома от сурового взгляда жены, да к тому же успел уже обзавестись там приятелями – такими же дедушками, приводившими в бассейн своих внуков. Пока дети занимались с инструктором, деды могли обсудить всё – от мировой экономики до футбольного матча, сыгранного вчера.
А Мариночка вовсе не казалась переутомлённой или даже уставшей, совсем наоборот - она была бодра и весела. Учителя обеих школ хвалили её практически с первого дня и ставили в пример другим ученикам. А кроме того, ей нравилось, что вокруг все только о ней и говорят – родители, бабушки, дедушки, дяди и тёти – все обсуждали Маринины занятия и успехи, и девчушка чувствовала себя важной и особенной.
Но вдруг её привычный мир задрожал и начал рассыпаться, как башни из кубиков, что она иногда собирала. Однажды вечером она узнала о предстоящем пополнении в семье.
- Мариша, ты кого хотела бы, братика или сестрёнку? – спросил её папа, когда они с ним смотрели вечером мультик про Малыша и Карлсона.
Марина вовсе не хотела ни тех, ни других. Она не скучала в одиночестве, как другие дети, и вовсе не страдала от того, что ей не с кем играть - ей просто некогда было это делать. А ещё она была эгоистична, её устраивало, что вся любовь близких ей людей, а заодно их подарки и гостинцы достаются лишь ей одной и не надо делиться, как, например, Витьке Марычеву, её сверстнику из соседней квартиры, со старшим братом и младшей сестрой.
- Не надо мне никакого братика… и сестрёнку тоже не надо! - замотала она головой и, заплакав, убежала на кухню, где мама готовила ужин, а бабушка Варя, заглянув по привычке к ним на огонёк, помогала ей, а вернее, поучала невестку с высоты своего опыта идеальной, как ей думалось, домохозяйки.
- Милая моя, что случилось? – спросила бабушка, увидев плачущую внучку.
- Не хочу, не хочу, не хочу! – кричала Марина и топала ножкой, а бабушка недоумевала, почему внучка так бурно отказывается от яблочка, которое та ей протягивала.
- Марина, в чём дело? – более строго сказала мама. – Что за истерика?
- Я только спросил у неё, - пожал плечами вошедший на кухню вслед за дочерью отец, - кого бы ей хотелось больше – брата или сестру.
- Валера! – строго воскликнула Аня и посмотрела укоризненно на мужа. – Я же просила… Я сама бы ей всё объяснила, ну или вместе бы сделали это… Ну куда ты торопишься всё время!
- Так вот в чём дело! - всплеснула руками свекровь и присела перед внучкой. - Мариша, так это же замечательно, я давно уже говорила им, что пора кого-то купить тебе, чтобы ты не была одна, моя милая… - она выпрямилась, с порицанием взглянув на сына. - Дождались!.. Нет чтобы следом родить за Маришей, так всё тянули и тянули… Вам главное было затолкать ребёнка куда только можно и не можно! – она махнула рукой и прижала к себе хнычущую внучку. – А теперь получите! Теперь, конечно - ре-е-евности бу-у-удет… - она поджала губы и покачала головой.
Ревность была и ещё какая! Когда родилась Оленька, Марина взбунтовалась не на шутку. Когда малышка плакала, она затыкала уши и начинала кричать тоже, перекрикивая её; забиралась к матери на колени, как только та присаживалась на диван; закатывала истерики по любому поводу – горячий или наоборот холодный суп, не хочу засыпать одна, не пойду в школу, не буду делать уроки, не хочу это платье, купите мне другое… ну и ещё куча подобного, всего и не перечислишь.
А новорождённая Оленька до того, как ей исполнился годик, была крикуньей ещё той, будто чувствовала, что старшая сестра недолюбливает её и старалась ещё больше показать своё своенравие. И им обеим это удавалось с лихвой, ставя родителей в тупик своими выходками – одна ещё младенческими, а другая, хотя и детскими, но уже вполне осознанными.
Видимо, внимание, которое уделялось дочерям, ослабило бдительность родителей, и они не заметили, как Анюта вновь забеременела. Когда младшей дочери было чуть больше года, а старшей только-только отметили восьмой день рождения, в семье появилась ещё одна девочка – Машенька.
Она родилась очень маленькой и слабенькой и поэтому требовала к себе гораздо большего внимания, чем старшие дети. Оля была сама ещё малышкой и у неё не было какой-то ревности или обиды, да и младенческие вопли её тоже уже сошли на нет, а вот Марина просто вышла из себя после появления второй конкурентки на родительскую любовь.
Она даже решила сбежать из дома и уехать в Крым, куда они ездили с родителями, когда ещё не было этих противных сестёр, представляя, что это очень далеко от их города. Однажды летним вечером, когда родители купали Машеньку, а Оля сидела в манежике, обложенная игрушками, она разбила свою копилку, надела сандалики, положила в пакет из-под сменной обуви плюшку и бутылку молока и отправилась на железнодорожный вокзал.
«Вот пусть мама с папой проснутся утром, придут меня будить, а меня и нету! – думала она, глядя в трамвайное окно. – И пусть тогда нянчатся со своими Ма-а-ашеньками, О-о-оленьками, меняют им мокрые штаны и пелёнки, а про меня только плачут пусть, потому что никогда больше не увидят меня – до Крыма же далеко, куда им с этими молокососами?!»
С такими мыслями она благополучно добралась до вокзала и подошла к одной из касс, оказавшейся свободной, потому что кассир собиралась сдавать смену. Попросив у женщины билет на поезд, который идёт до самого Крыма, она высыпала перед ней горсть монет и несколько мятых рублей и даже по одной трёшке и пятёрке, выуженных из кармана своих шорт. Кассир оторопела и сделала знак другим, чтобы те пригласили милиционера, дежурившего возле касс. В общем, вскоре Марина была дома, а зарёванная мама обнимала её и прижимала к себе с такой силой, что Марине казалось, она её раздавит.
- Доченька, милая, как же ты решила так далеко уехать, мы же чуть с ума не сошли, - приговаривала Аня, боясь выпустить дочь из своих объятий.
- Вы любите только этих… - она показала рукой на спальню, где в детской кроватке и коляске спали её сёстры, - а я вам совсем не нужна.
- Да как ты могла подумать такое… Что ты, родная моя!
Мама продолжала плакать, а папа подхватил дочь на руки, такую большую и глупенькую, но безумно любимую девочку. Он расцеловал её в обе щёки, а потом ещё и ещё, и целовал, пока Марина не зашлась в счастливом смехе от радости, что её тоже любят и не меньше, чем этих противных Ольгу и Машку.
А в очереди на объятия и поцелуи уже стояли обе бабушки и два дедушки, которые тоже не находили себе места от беспокойства с тех самых пор, как им позвонили дети, разыскивая Марину.
Этот случай, конечно, заставил родителей, да и всех остальных задуматься о том, чтобы, нянчась с малышками, не забывать и о старшенькой, которой необходимо их внимание не меньше, чем этим крохам, и о том, какая патологическая ревность бушует в таком ещё маленьком, казалось бы, детском сердечке.
Но время шло, эмоции, вызванные страхом этого дня, постепенно притупились, потому что Машенька без конца болела и Анюте даже приходилось несколько раз ложиться с ней в больницу, оставляя двух других дочерей на попечении папы и бабушки Вари. Марина уже не посещала столько разных дополнительных занятий, ограничившись лишь музыкальной школой и бассейном, куда вскоре стали вместе с ней водить и Оленьку. Это, конечно, совсем не нравилось старшей сестре, но приходилось терпеть эту тихоню, которая её раздражала именно своей покладистостью и послушанием.
- И зачем только они нарожали столько детей! – делилась Марина со своей одноклассницей Светкой, у которой был только старший брат, который всегда защищал её и поэтому Светку никто не задирал и не обижал, как бывало с другими девочками, в том числе и Мариной. Она быстро поняла, что в случае чего ей придётся защищаться самой и твёрдо решила своим ещё детским умишком, что не позволит обидеть себя никому и никогда.
Вот так и росли в семье Светловых три девочки, три совсем не похожих друг на друга характерами и темпераментом сестры. Старшая – своенравная и капризная, но очень разносторонняя и не по годам умная и эрудированная, младшая – очень болезненная и оберегаемая от любых сквозняков, хоть погодных, хоть общественных, а средняя – чаще всего предоставленная самой себе. Ведь среди капризов старшенькой и болезней младшенькой на неё, как правило, не оставалось времени, а поскольку проблем вокруг себя она создавала меньше всех, то и внимания особого к себе не требовала.
***
Авторское право данного произведения подтверждено на портале Проза.ру
_________________________________
_______________________________