Четырнадцатая часть второй главы автобиографичной книги "Восточный фронт". Ссылки на предыдущие части после статьи.
Подойдя к шкафу и разглядывая прозрачное отражение в стеклянных дверцах, Дмитрий поправил рубаху и галстук, мельком подумав о том, что в драке он может быть обузой. Достал из сумки нож, вставил в карман. Пару раз быстро достал его заученным движением и «выкинул» лезвие.
– Вперед! – скомандовал себе вслух твердым голосом.
Один пролет, второй. Вот уже и столовая. О чем-то, как обычно, ругается тетя Таня. Соседствующая с выходом во внутренний дворик с турниками дверь спортивного зала содрогнулась от сильного удара мяча, засмеялся ребенок. Послышалась трель свистка. Уводящие в подвал ступени лестницы. Мужской смех. Наглый смех…
Вот и оно.
Еще один поворот и перед взором висящая на верхней петле раздолбанная фанерная дверь. Вчера еще этого не было… Сидящие на низких спортивных лавках кавказцы.
Кусок фанеры от двери уложен на паре детских портфелей, которые бросили на грязный пол. На импровизированном столе разложены карты, лежит тонко нарезанный «сникерс» и нож. С одной стороны от стола сидит старший из братьев. Он опирается спиной на чью-то куртку. Лямка, на которой куртка висела, не выдержала веса и порвалась. Куртка не падает только потому, что ее прижимают к стене крепкой спиной. Рядом с Батырбеком, ближе ко входу, сидит еще один кавказец – высокий и сильно худой. Он, наоборот, в азарте, наклонился сильно вперед, нависая над столом и растянув рот в гримасе, обнажив желтые зубы. Куртка его задралась, а черные джинсовые штаны сползли, демонстрируя часть спины и того места, где спина теряет свое благозвучное название. Демонстрируя нагло торчащую коричневую рукоятку пистолета. Напротив сидят еще двое. Крепкие, уверенные в себе и веселые. Сидят, навалив на пол детских сумок и портфелей.
Сникерс, судя по внутренностям распотрошенной сумки – бутербродам, раздавленному огурцу и помидору – игрокам не принадлежал.
«Мама кому-то положила обед» – почему-то подумалось Дмитрию.
– Оп-па! – Дмитрий Николаевич будто бы удивленно вскинул брови и повел головой из стороны в сторону, демонстративно осматривая собравшихся и не обращая внимания на оружие. На самом же деле «краем глаза» он сумел рассмотреть, что на торце рукоятки пистолета отсутствует кольцо. А значит это не пневматика, которой любят «понтоваться» некоторые пустышки. Значительная доля самообладания была отведена на подавление тяжелого вдоха, который стал рваться наружу после осознания сего факта. И дело тут было не в «стволе». Совсем и вовсе не в нем. Иметь дело с «вафлей», понтующейся пневматикой и мужчиной, рискнувшим носить травмат или, тем более, огнестрел – это вам две большие разницы. «Как говаривали у нас в Одессе». Стрелять они почти точно не станут, а вот внутренней решимости, скорее всего, им не занимать.
– Господа алкоголики-тунеядцы! А я вас давно ищу!
Вряд ли кто-то из них догадался об истинных чувствах внезапно возникшего учителя. Замершего после этой фразы, как бы предлагающего: «Ваша очередь. Что будете делать вы?»
– А-а-а! – Закричал, растягивая веселую гримасу Батырбек. – А-а-аха-ха! – Засмеялся. Нагло так, с вызовом. От души.
Смеялся, смотря на Дмитрия удивленными и слезящимися глазами, переводя и возвращая взгляд от друзей к учителю.
Засмеялись и друзья. Длинный попытался что-то спросить, указывая пальцем на «гостя», но заметивший его жест Батырбек тоже вскинул палец, что вызвало новый приступ смеха.
Дмитрий стоял молча, удерживая на одной стороне лица веселую косую усмешку. Смеялись над ним, а он прикладывал все силы, чтобы мышцы правой щеки не дрожали. Контролируя спешащие спрятаться в карманах или укрыться за спиной руки. Такой жест однозначно воспринялся бы противником, как слабость. Но тело не желало отказываться от своего просто так. Стоило удержать руки, как возникло сильное желание плечом опереться на дверной косяк, зацепив за карманы большие пальцы. Подсознание в спешке искало такие положения тела, при которых психика бы хоть немного успокоилась. А проблема была в том, что такие положения на «невербальном» уровне очень многое говорят о настроении человека. И для того, чтобы понимать этот язык не надо быть ученым специалистом. Каждый хулиган понимает его интуитивно.
Дмитрий мог бы – это было легко – занять агрессивно-защитную позу. Например, скрестить руки на груди или зацепить их большими пальцами за пряжку ремня. Но в таком случае противник скорее всего перешел бы в наступление. Оставалось только одно – просто стоять. В данном случае эта самая обычная и не самая удобная для разговора поза была лучшим решением. Она говорила о том, что в сложившейся ситуации вошедший не чувствует себя… никак.
Дождавшись когда хохот стихнет, Дмитрий удовлетворенно кивнул головой и задал вроде бы ни к чему не обязывающий безобидный вопрос:
– Посмеялись? – Нейтральный на первый взгляд вопрос на самом деле являлся что называется «последним словом». И не было сомнений, какую реакцию он за собой потащит – не простаки перед ним сидели. Именно поэтому учитель тут же сошел с места, давая волю желаниям тела. Неспешно, старательно обходя рассыпанные продукты и детские вещи, делая вид, что рассматривает, он двинулся в обход всей компании. Двинулся, отвлекая внимание на это свое действие от опасного вопроса. – Насколько я знаю, свинья – грязное животное в Исламе. Как и в Библии, впрочем. – Прямой взгляд в глаза Батырбеку.
Долго это продолжаться не могло. Долговязый пистолетоносец повернулся к школьнику и с недоумением спросил:
– Кто это такой?!
Батырбек сразу не смог ответить, до сих пор не знакомый с новым заместителем директора, а только слышавший о нем. В возникшую паузу опять вклинился учитель:
– Многие из кавказцев русских называют свиньями… А я думаю, что свиньей может быть любой. Не только русский. Тут все зависит от поведения человека. В Коране, по-моему, говорится, что Аллах любит чистоту? Ну да ладно. Так что вы тут делаете? Кроме того, что – Дмитрий обвел рукой – мусорите.
– Кто это?! – Почти взвизгнул удивленный длинный.
– Да новый… – Собрался с мыслями Батырбек – ну… директор типа. – Сказано это было с явным пренебрежением.
– Батырбек! Как же так, ты забыл как выглядит директор? Или я похож на пятидесяти пятилетнюю женщину? – Дмитрий усмехнулся. – Я всего лишь заместитель директора по безопасности. А зовут меня Дмитрий Николаевич. – Обведя всех глазами во время короткой паузы, Дмитрий пожал плечами и закончил. – Типа познакомились.
– А чё надо? – Задал вопрос кавказец.
– Так я же вроде уже спросил? Повторяю: что вы тут делаете?
– В карты играем! – Вклинился в разговор один из молчащей до сих пор пары.
– Ага. И пьете?
Опять же: на первый взгляд вопрос был «пустым». Поблизости не было ни одной бутылки, стакана или какого-либо еще «вещественного доказательства». Но можно было подумать получше. Ведь что получалось? Чеченцы и дагестанцы не желали отдавать «пальму первенства» в разговоре учителю. На первый уличающий вопрос они ответили нагло и с вызовом, понимая, что никто ничего им не сделает. Ни за нахождение в раздевалке, ни за, тем более, игру в карты. И вот после этого Дмитрию оставалось только два варианта. Конфликт с угрозами директором, милицией и истерикой на тему «вы не должны тут находиться, как вас пустила охрана». Или вот такой простоватый вопрос.
– Чё мы пьем?! – Опять засмеялся Батырбек, с вызовом указывая на «стол». – Тут нет ничего!
Он начал оправдываться и именно это и нужно было Дмитрию. «Рыба клюнула». Теперь ее нужно крайне осторожно подсечь. И только после этого довольно долго и мучительно таскать на леске, изматывая и лишая сил к сопротивлению.
– Ну да, точно… Да и это… В Коране же есть аят: «Они тебя о винах и азартных играх спрашивают. Скажи: в них грех большой…». Извиняюсь, но дословно не помню, память не очень на слова… – Дмитрий изображал огорченного простачка. – Но тебя же отец каждую неделю в мечеть возит, ты там у имама проси. С меня-то что возьмешь? – Обратился к старшему из братьев Магомадовых учитель. – Нельзя же пить, получается. О! – Простачок удивился, как будто впервые разглядев карты и ткнул в них пальцем – А в карты же тоже нельзя играть, получается?
– Е-е…ать! – Весело протянул Батырбек. – О…уеть! – Эти восклицания он произносил, еще раз оглядывая друзей. И Дмитрию показалось, что в его взгляде проскользнуло… восхищение?
Как бы там ни было, а еще одно очко он вырвал. Заставил горцев почувствовать себя лгунами. Ведь пили же они тут! Пусть не часто, но пили! А получилось так, будто бы они соврали. И пусть они думают, что Дмитрий не знает о «фуршетах» – это ничего не меняет. Ведь когда человек врет? Не так уж и много случаев, когда врет. Хочет казаться лучше, например. Или не хочет делать больно близкому человеку. Поразмыслив можно, наверное, и еще несколько вариантов привести. Но самое первое, что почему-то приходило на ум самому Дмитрию это страх. Ну, пусть не совсем страх. Пусть только нежелание признаваться. Пусть! Но это нежелание за руку тянет чувство вины. Чувство вины… перед кем? В данном случае не перед собой! Перед уличившим учителем.
Надо развить успех.
– Ну и если уж говорить об Исламе, то когда-то жил толкователь Корана ат–Табарани Ибн Хиббан. – Это имя и цитату Дмитрий заучил дословно. – Он так говорил о матерщине: «Убереги язык свой от плохого, этим ты победишь шайтана» и «Поистине, Аллах Всевышний ненавидит произносящего непристойности и сквернословящего». Так что не нужно материться.
– А вы что, мусульманин? – Все еще издевательски спрашивал Батырбек. Но обращался уже на «вы», к видимому неудовольствию вооруженного пистолетом товарища.
– Нет. Но я часто общаюсь и имею дело с горцами. – Он знал, что слово «горец» горцам нравится. – Читал много из Корана, слышал. Многое, вот, запомнил.
– Да ладно, мусульманам Аллах простит. Мы же иногда. – Весело улыбаясь заверил Батырбек.
– Да? Твой отец также думает? – Натурально удивился хитрый собеседник, а про себя подумал: «Конечно так же! В него ты такой и вырос. Но только хрен ты мне признаешься, соврешь, что и требуется».
Парень замялся, опустив глаза. Протянул:
– Да не! Чё отец?
– Ладно! Долго мы тут сидеть будем? – Не позволил обдумать эту мысль учитель. – У меня кроме вас дел много. – Перешел на деловой тон, явно приуменьшая значимость данного инцидента, а значит и значимость самих горцев. И тут же подстраховался, брезгливо морщась, отводя их внимание от такой наглости. – Да и грязно тут… Как в свинарнике!
– Да не! Ну мы поиграем ещё. – Попробовал «откатить» Батырбек.
– Нет. Речи быть не может. Вы тут находиться не должны. – Официальный тон, сухие слова. – Ты должен быть на уроке. Насколько мне известно, это и желание твоего отца. Не нравится ему, когда ты прогуливаешь, даже брата просит следить за тобой. – Тут Дмитрий говорил как есть. Об этой просьбе главы чеченского семейства он узнал от директора еще давно. В одном из разговоров на «кавказскую тему». – А они – кивок на остальных – и вовсе в школе не имеют права находиться. Вообще-то в этом случае я обязан вызвать милицию. Взрослые мужики, с оружием – впервые вспомнил Дмитрий – и в школе. Так что расходимся и чтобы я больше такого не видел.
– Да я сам из милиции! – Довольно уныло, но с вызовом воскликнул тощий.
– И чего? Удивил что ли? Я сам там работал. – Дмитрий замолчал, проходя к выходу и отмечая, что компания засобиралась. Вяло, но засобиралась.
– Они не сделают мне ничего. – Не сдавался тощий.
– Ну… Это только если у тебя связи неплохие. Если нет связей, то сделают, уж я-то знаю.
– Есть! – Гордо провозгласил горец, подтягивая штаны, поправляя пистолет и одергивая кожаную куртку.
– Это хорошо. В наше время без связей никуда. – Наставляющее констатировал учитель. – Только вот ты представь, что звонишь ты своим покровителям и объясняешь, что забрали тебя из какой-то школы, где ты хрен пойми чем занимался и что делал. Учитель вот говорит, что в карты играл. Да даже если не звонишь – слухи быстро расползаются. Оно тебе нужно? А так разойдемся тихо-мирно. Почти друзьями. По крайней мере хорошими знакомыми… Свет выключи пожалуйста, когда выйдешь. – Попросил самого молчаливого.
На перемене – а, к удивлению Дмитрия, разговор занял почти сорок минут – царил обычный и какой-то по родному спокойный хаос. Бегали и смеялись дети, разговаривали, матерились, толкались и «подкатывали» к девочкам подростки. Но все это как-то вдруг замолкло, стоило только показаться на лестнице из подвала всей компании. Как будто тень хищной птицы накрыла кишащую до этого жизнью поляну. Попрятались по норам, затаились в траве зверушки. Притихли дети, радостный смех превратился в сдержанные смешки, расступилась толпа перед идущими.
Дмитрий отметил и то, что никто из детей не спустился в раздевалку после урока.
Такая реакция школьной жизни на их появление кавказцам явно была знакома и льстила. Даже вышедшая с большой кастрюлей громогласная тетя Таня и та остановилась, притихла, провожая взглядом суровых бородатых мужчин в черных куртках.
Больше всех расхорохорился тощий. Но все это было уже «после драки», когда по общему убеждению «кулаками не машут». Минут через пять Дмитрию-таки удалось выпроводить незваных гостей за дверь.
Перемена кончилась, почти все дети разбежались по занятиям. На пути в свой кабинет учителя подкараулила главная повариха.
– Дима! Пойди сюда. – Она махнула рукой, по-заговорщицки подмигнула левым глазом.
Не особо вникая в это странное поведение, на автомате, Дмитрий подошел к ней и вопросительно заглянул в глаза.
– Может водочки, а?
Только теперь он понял, как устал. В глазах проявилась благодарность, а на лице улыбка.
– Не теть Тань. Пойду.
– Ну хоть чайку выпей. Глянь, промок весь!
Опустив голову, Дмитрий понял, что повариха права. Но чаю не хотелось. Хотелось отдохнуть и вот, теперь, еще и проветрить рубашку.
– Нет. Пойду отдохну.
Тетя Таня больше не настаивала, а заместитель директора стал подниматься по лестнице, взявшись пальцами за ткань рубахи и проветривая тело.
Было очень неприятно ощущать насквозь мокрую спину. И то, что пропитавший хлопок рубахи пот намочил брюки и даже трусы.
За последнюю в этой четверти неделю Дмитрий спускался в злополучный подвал каждый день. Так, в один из дней он снова встретил там старшего Магомадова. Но на этот раз Батырбек прогуливал уроки в окружении школьников, и проблем с их разгоном не было. Они немного поупрямились, но больше просили, чем бузили. Просили дать им посидеть до конца урока, не заставлять идти учиться прямо сейчас же. Однако Дмитрий на уступки не пошел, и собственноручно развел каждого по урокам, пройдя мимо всех нужных классов. Во время этого маленького похода с одним из нарушителей он даже подружился. Звали его Тарик, по отцу он был сирийцем, а по матушке русским. Красивый, высокий и крепкий парень, он не по годам был развит и учился в девятом классе вместе с младшим Магомадовым.
Из положительных приобретений связанных с этим эпизодом школьной жизни, кроме дружбы с Тариком, можно было выделить некоторый прирост к авторитету. Многие видели, как Дмитрий разводил по кабинетам самых хулиганистых и даже бандитских учеников. Таких «ребятишек», с которыми остальные учителя даже разговаривать боялись. А когда он тихо открыл железную дверь кабинета несчастного физика и завел Батырбека внутрь, случилось и вовсе что-то необычное.
– Здравствуйте. Извините, этот ваш? – Дмитрий отошел в сторону, указывая на вошедшего чеченца.
Класс замер. Играющие в карты на задних партах одиннадцатиклассники замолчали так же как и все остальные. Вообще повторилось то, что Дмитрий уже отмечал, когда на перемене выводил «гоп-компанию» из подвала. Эффект появления хищника. Когда все вокруг замирают и притихают.
– Наш… – Едва ли не полушепотом протянул физик, закашлял и так неприкрыто сглотнул, что Дмитрию стало смешно.
– Ага. Ну, проходи тогда. Грызи гранит науки! – Дмитрий улыбнулся, довольный и произведенным эффектом и той «свиньей», которую подложил «суженому» информатички. – Извините. – Еще раз произнес обращаясь к учителю и вышел в коридор.
До этого момента получалось так, что Дмитрий Николаевич был как бы «полуавторитетом» для старшеклассников. Одних он гонял, а других нет. Конечно не потому, что боялся. Не случалось просто. Но по опыту дети знали, что когда случится, то и этот окажется таким же, как и некоторые другие, и вообще все остальные. Испугается и в лучшем случае постарается с ними подружиться. Примерно так видел Дмитрий детские мысли. Теперь же появилась внутренняя уверенность, что такого отношения к нему быть не может.
Вообще же, данная ситуация являлась лишь частным от общего вопроса. От проблемы. И называлась эта проблема гегелевской диалектикой господства и рабства. По ней выходило так, что человек для себя и для других может быть либо Господином, либо Рабом. Третьего не дано. Такой непростой выбор становится перед человеком в тот момент, когда у него появляется желание. Нет, даже не так. Не желание, а «Намерение» – с большой буквы. Ведь именно оно позволяет человеку определить себя субъектом. То есть тем, кто воздействует на что-то. На объект.
Но как только такое самоопределение себя субъектом произошло, человек сталкивается с суровой необходимостью борьбы за реализацию своего Намерения. Ведь в обществе все обстоит так, что в противовес одному стремлению всегда найдется другое. И вот тут-то на сцене и появляется диалектика Господства и Рабства. Во-первых, сам человек определяет себя либо Господином, либо Рабом. Во-вторых, его определяют окружающие. Но даже без этих двух моментов он априори признает такой «status quo». И, если уж быть до конца откровенным, то идентифицирует себя человек именно Рабом. Другими словами – новичком, ничего не значащим для других специалистом, тем, с кем никто не считается по каким-либо вопросам. А хочется-то другого. И начинается борьба. В самых различных и во всех без исключения сферах. Конечно, редко эта борьба в наш век доходит до вооруженного столкновения с риском для жизни. А именно этим характеризуется перерождение Раба в Господина, именно умением поставить на кон свое существование. Но вот лишиться работы и поиметь вероятность скатывания жизни «коту под хвост» – это запросто, это повсеместно. Или, как вариант, развод с супругом. Тоже весьма значимая ставка в Борьбе за статус.
Взять того же учителя. Он может признать, что не имеет возможностей влияния на учеников и оставить все как есть. Это будет означать, что такой учитель самоопределился как Раб. Но дело в том, что такое самоопределение очень быстро «перетечет» в определение его другими. Сущностно, глубинно, все остальные тоже будут определять его Рабом.
Но может быть по-другому. Учитель не захочет оставлять своего Намерения, не захочет утрачивать субъектность. И тогда рано или поздно перед ним начнут появляться различного рода трудности, которые он просто обязан преодолевать. Трудности в данном случае — это столкновение враждебных Воль или Намерений. Что это могут быть за трудности? Все очень просто и насущно. Это может быть необходимость отдать значимую часть денег на Дело. Или отдать свое личное время, а то и больше – часть жизни. Так молодой учитель может обратиться за помощью к старому и опытному с просьбой объяснить или помочь делом. Обратиться, преодолевая свою гордыню. А потом отстаивать принятые решения перед начальством, с риском для «отношений» и зарплаты. И потом опять отстаивать, рискуя уже потерять работу.
А может быть и «по-подвальному», когда приходится действительно ставить на кон свою жизнь. При этом не существенно, велики или низки шансы на физическое небытие. Если они есть хотя бы мизерные, то в случае проигрыша «откатить назад» ничего будет нельзя. И понимая данное положение дел, принимая его, человек становится Господином. Прежде всего для себя самого, но и для окружающих тоже.
Можно сказать, что это Гегель. Можно сказать, что это многие его последователи и те, кто переработал его философию, как Маркс. Можно сказать, что это фактическая данность нашего социального бытия. Но если человек – не желающий перевоплощаться Раб, то он не будет принимать этих доводов. Он будет отрицать, а скорее всего и вообще обходить стороной все вопросы, связанные с такими размышлениями.
И никогда не будут по-настоящему дружны Раб и Господин. Никогда не будет настоящей любви между Рабом и Господином. Никогда они не создадут полноценной счастливой семьи. Никогда Господин не посмотрит на Раба, как на равного. Дух не потерпит такого.
От размышлений Дмитрия отвлек стук в дверь.
– Дмитрий Николаевич, можно? – В проходе появилась Гуля и Лера.
– Да, заходите. Почему во время урока?
– А! – Махнула рукой смуглянка. – У нас география.
Дмитрий временно принял этот аргумент, решив послушать содержание самого вопроса.
– Ну, выкладывайте. Чего молчите?
– Дмитрий Николаевич, а помните, вы обещали свозить нас куда-нибудь в другой город на каникулах?
Дмитрий помнил. Было такое обещание. Связанное с массой формальностей и трудностей, но было.
Вообще практика загородных поездок в московских школах распространена не была. Связано это было со многими моментами. Дети вели себя плохо, а учителя не имели над ними действительной власти. Бумажная бюрократия на этом пути не просто зашкаливала, она доходила до полного бреда умалишенного. При любой проверке, как бы тщательно не готовился учитель, выявилась бы масса нарушений. Начиная с того, что подобран автобус у которого не было обследования на предмет соответствия вредных выбросов в атмосферу и заканчивая тем, что на соответствующий требованиям автобус денег не хватало и пришлось собирать с родителей. Как бы там ни было, а учитель оставался виноватым при любой проверке. Кроме того, сама организационная работа отпугивала огромное количество учителей, приходящих на работу за деньгами. Зачем ездить за город и рисковать в буквальном смысле головой, если можно «для галочки» сводить детей в кинотеатр? Тем более, что кроме двоих-троих «лузеров», туда никто не пойдет. Ходили? Ходили. Отчет есть? Есть. Премия будет? Будет, если директору «шлифанул» вовремя. Чего еще надо?
– Помню. И даже город подобрал.
– Ура! – Закричала буйная Лера. – Дмитрий Николаевич, мы вас любим! А куда?
– Подожди любить. Все не так просто. Город – Тула. Ехать туда несколько часов. Там экскурсия по городу: церкви, Кремль местный, новый оружейный музей, музей тульского пряника, обед в ресторане, еще какой-то музей… Где всякие змеи, ящерицы и все такое. Террариум, что ли… Роспись каких-то самоваров, еще что-то.
– Класс, класс! Нам все нравится! – Перебила Гуля.
– Подожди радоваться!
– Что такое?
– Такое! Мне тут завуч все мозги высушил – оценки у вас упали!
– Ой бли-и-ин! – Протянула Лера. – При чем тут оценки?
– Оценки подтяните, тогда и поедем. Вы уже знаете, кому что нужно подтянуть. Особенно меня волнуют Руслан с Саидом.
– Дмитрий Николаевич, да там же физик! Он вообще нас ненавидит. – Обиженная и рассерженная Гуля выглядела великолепно.
Уже весь класс знал, что информатичка и физик ненавидят Дмитрия. И думал, что отношение к ним обусловлено отношением к их классному руководителю. Да во многом так оно и было. Хотя скидывать со счетов их собственное поведение и нежелание учиться тоже было нельзя. У Анисии, например, не было проблем с этими предметами и, по ее словам, к ней данные учителя относились нормально. Но нонсенс в том, что учителя не должны легитимировать свое отношение к плохим ученикам отношением к их классному руководителю. И уж тем более одно не должно усиливать другое, как обстояло на деле. Учителя должны тянуть всех детей не обращая внимания ни на что. А эти… ну, по крайней мере Светлана Александровна… рассказывали на уроках, какой мерзкий у детей «классный». О том, что сам он понаехавший в Москву «гастер», а женился ради квартиры…Откуда она знала некоторые детали, Дмитрий не очень понимал. Но знала. Знала и успешно обвешивала их собственными грязными домыслами, не забывая подавать это блюдо на обед восьмому «Б».
– Не волнует. Сделаете – поедем. Идите на урок.
– Ну и не стоило тогда вообще обещать! – С вызовом, громко объявила Лера, сильно хлопнув дверью. Гуля молча вышла перед ней.
Бешенный день на этом не заканчивался. Не прошло и пяти минут, как в дверь еще раз постучались. На этот раз вошла учитель литературы.
– Дмитрий Николаевич, срочно помогайте!
– Что случилось Наталья Валерьевна? – Спросил Дмитрий у державшейся особняком от всех школьных групп женщины.
– Опять Иван! Как взбесился, ей Богу! Сейчас, не понятно откуда, вытащил канцелярский нож, выбежал из кабинета и залез на перила лестницы. Орет, что порежет себе горло. – Взволнованно рассказала женщина. Кокетничать, впрочем, она тоже не забывала, поправляя темно-каштановые волосы и поводя плечом.
– А что случилось перед этим? – Уже в дверях спросил Дмитрий.
– Да ничего особенного. Как обычно с ним. Хулиганил и бесился…
В конце коридора, там где располагался кабинет литературы, русского языка и ОБЖ, который и делили между собой Дмитрий Николаевич и Наталья Валерьевна, столпились дети. Они молча смотрели на сидящего в углу коридора Ивана.
– Что вам, театр тут? – Строго спросил Дмитрий. – Заходим в класс и занимаемся своими обязанностями. Иван! Здравствуй.
Мальчик вяло пожал протянутую руку. Не подняв для этого головы и не встав на ноги. Ножа видно не было.
– Что ты опять здороваешься, как вялый огурец? – Задал риторический вопрос учитель и выдернул пацаненка на ноги за расслабленную ладошку. – Пойдем!
– Куда? – Голос Ивана принадлежал его «темной стороне», звучал остро и зловеще.
– Ко мне.
– Пойдем!
Но на этот раз пацаненка успокоить не удалось. Он никак не хотел возвращаться на «светлую сторону», никакие доводы не действовали. Дмитрий молча смотрел на орущего и матерящегося мальчика, рассказывающего таким образом о том, что с ним произошло. По его словам выходило, что одноклассники и учитель его «достали» и он захотел им отомстить.
Дмитрий смотрел.
И думал.
И на этот раз он не замечал ничего болезненного. Обычный пацан, слегка заигравшийся в «темную» и «светлую» сторону своей натуры. Требующий к себе внимания от окружающих, желающий играть вместе со всеми детьми, а не быть изгоем.
Молча встав со стула, Дмитрий подошел к пацану. Схватив его «за грудки», легко оторвал от пола.
– Я тебе еще раз повторяю: успокойся. – Сказав это, для пущей убедительности, слегка тряхнул. Так, чтобы пацаненок несильно стукнулся головой о стену. И с угрозой в голосе продолжил. – Если не успокоишься, я тебя отлуплю. Понял?
Вновь оказавшийся на полу паренек насуплено молчал. И в этом обиженном его молчании читались совершенно обычные страх перед наказанием и обида.
– Сядь! – Зло приказал Дмитрий, но парень так и остался на ногах. – Сядь, я сказал! – Взял за плечо и силой усадил на стоящий поблизости стул.
Казалось, что если Иван болен, то такое обращение только обострит его реакцию. Что уж тогда он может сделать, непонятно. Может быть, кинется за ножницами. Или к окну. Дмитрий не знал. У него была догадка и он действовал сообразно ей. Может и ошибался, но решения не мог предложить никто.
Отворачиваясь от пацана, он рассчитывал на самое нежелательное развитие событий и затылком – не то, что глазами – следил за обстановкой.
Рассчитывал на худшее, но надеялся на лучшее.
Пацан действительно вскочил. Но ничего необычного и плохого не произошло. Пулей выскочив из кабинета, он побежал вниз по лестнице. Дмитрий, стараясь как можно тише, выбежал за ним и весь превратился в слух. Не зазвенит ли стекло, не заплачет ли упавший мальчик? Но все было спокойно. Тогда учитель облегченно перевел дух, вернулся в кабинет и достал телефон.
– Николай Алексеевич? Слушай, там от меня выбежал пацаненок. Посмотри пожалуйста по камерам, куда он делся? Да, маленький. Да, Иван… Отлично! Ладно, давай, спасибо.
Ваня сидел на «детском» втором этаже. Туда обычно уходили все средние и старшие ребята, желая спрятаться от учительских глаз третьего и четвертого этажа. Ваня сидел на мягком черном диване, забравшись на него с ногами и отвернувшись в угол. Самая обычная реакция на наказание за выходку, ничего особенного.
– К Макаренко бы тебя, в колонию… – Пробормотал Дмитрий вслух. – «Больной», мля…
Мечты. Мечты о здоровом детском коллективе со своими идеалами, целями и задачами. Несбыточные в современных условиях мечты. А что Иван?
Иван скорее всего плакал.
Если Вы заметили "громкую" ошибку, то пишите. Я не претендую на звание учителя словесности и даже на звание шибко грамотного писаки, – не обижусь.
Содержание:
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, перед Вами 14 часть, 15 часть.
Все в одной подборке – тут.