«Она чуть покачнулась и села в снег. Мягко так. Как оседают - пыль с мебели, чувства и простыня сухая, с верёвки упавшая. Вал, сдвинутого и уплотнённого лопатой, снега - с краю дорожки - был не высок. Как раз под коленку. И она приземлилась без потерь достоинства и самообладания. Испугаться не успела. А и успела бы - не страшно, её тут же подхватили. Она охнула, встряхнула руками - уже в снегу. Подняв облако кристаллической трухи в воздух. Обомлела, с опозданием. Заискала глазами сумочку, обнаружила в стороне, утопшую в ворохе смятого телом сугроба. Ещё раз, уже поднимаемая - извлекаемая «из» за подмышки - охнула. Потом засмеялась. Пока её отряхивали и, покорно и безнадёжно всматриваясь в лицо, спрашивали «не ушиблась ли?» Она навёрстывала не перенесённый испуг. Руки чуть треморили и щека подёргивалась. Зрачки судорожно свелись в две глухие бездонные точки. Что в них было не разглядеть. Лоб побелел и она вся как бы ушла в себя.
Он обнял, прижал. Она уткнулась в воротник волчий. И задрожала в безутешном плаче. У него дёргался кадык - он не знал, чем ей помочь. И только теснее прижимал к себе. «Не отдам! Не отдам..» Пять минут молчания, всхлипы. Отстранилась, полезла в нашедшуюся сумку за платком. Таращилась - бледная, жалкая, беспомощная.. - в зеркальце пудреницы. И подтирала следы туши..
Потом постояла безвольно и опустошённо. Вздохнула, вздохнула повторно - как жизни набралась за пару глотков. И пошла тихонько дальше. Он шёл следом, взглядом контролируя её шаг. И ненавидя мысленно криворукого дворника за нескладно прибранный вчерашний осадок. И клял себя, что направились этой дорогой. И что не взял машину, а понадеялся: «Погода хорошая.. Пусть развеется, подышит..»
На выходе из залесённой части маленького сквера, взял её под руку. И снова, со стиснутыми зубами и помрачневшим лицом: «Не отдам. Не отдам, никому..» Она уже присмирела и успокоилась. Смотрела вперёд и думала о чём-то своём.
Что и вздыбилось со дна при нежданном падении..»