Какой могла быть повесть Аркадия и Бориса Стругацких «Пикник на обочине», если бы ее написал Станислав Лем? Как ни странно, польский писатель сам ответил на этот вопрос. Привожу только фрагменты большой статьи, которые мне показались наиболее интересными.
Подавляющее большинство научно-фантастических текстов может служить примерами того, как не надо подходить к теме вторжения. Тем радостнее наткнуться на произведение, которое успешно рассматривает эту проблему. В романе «Пикник на обочине» братья Стругацкие исключительно эффективно использовали стратегию сохранения таинственности; они превзошли канон, заданный Уэллсом, а равно и научно-фантастическую традицию.
«Пикник на обочине» основан на двух идеях. Первую мы уже определили как стратегию сохранения таинственности пришельцев. Неизвестно, на что они похожи; неизвестно, чего они хотят; неизвестно, почему они пришли в этот мир и каковы их намерения относительно человечества. В точности неизвестно даже, высаживались ли они на Землю, и, если высаживались, то улетели ли обратно...
Вторая идея — то, что делает «Пикник на обочине» исключением среди научной фантастики, — относится к реакции человечества на высадку инопланетян. Нечто приземлилось, или, точнее говоря, нечто упало с неба. Обитатели Хармонта достаточно трагически узнали это. В некоторых районах города люди слепли; в других — пали жертвой загадочной болезни, описанной как чума; и лишившиеся населения районы превратились в Зону, чьи непостижимые свойства, отделяют ее от остального мира. Хотя приземление как таковое не вызвало больших разрушений: оно не разрушило дома и не разбило стекла в округе.
Книга не рассказывает нам, что случилось в первой фазе создания Зоны. Все же мы узнаем достаточно, чтобы понять, что эти события и их последствия не подпадают ни под какие существующие схемы. Те, кто бежал из Хармонта и осел в каком-нибудь другом месте, стали центрами притяжения непостижимых событий, отклонений от среднестатистических норм (девяносто процентов клиентов парикмахера, покинувшего Хармонт, погибают в течение года, хотя и от «обычных» причин — при преступных нападениях, при транспортных происшествиях, и где бы эмигранты из Зоны ни поселились, вырастает вероятность природных катаклизмов, причем зависящая и от количества эмигрантов...).
Таким образом, перед нами — непостижимое нарушение причинно-следственной связи. Повествовательный эффект разителен. Это не имеет ничего общего с фантасмагорией в форме Посещения, поскольку ничего сверхъестественного не случается, и все же мы встречаемся с тайной, которая «гораздо более страшная вещь, чем целые стада привидений». Можно попытаться найти гипотезу, объясняющую эти эффекты, возможно даже найти ее. (Давайте предположим, что происходящее вызвано местным возмущением определенных физических констант, ответственных за нормальные вероятностные отклонения от среднестатистических значений: это наиболее простое объяснение, хотя полностью проблему не решающее, а только указывающее направление, в котором надлежит вести дальнейшие исследования).
Тогда выясняется, что, даже обнаружив физический процесс, рационально объясняющий механику необычайных явлений, мы не приблизились ни на волос к основной проблеме — к природе пришельцев. Таким образом, оптимальная стратегия состоит в представлении действий пришельцев загадкой, чье решение все равно не бросает ни малейшего света на природу их, и даже делает их более непостижимыми. Это не является, как может показаться, чем-то искусственным... поскольку наше познание мира происходит именно так: постижение некоторых его законов и особенностей не уменьшает число проблем, ждущих решения, напротив, делая эти открытия, мы начинаем осознавать, что есть тайны и дилеммы, о существовании которых мы до сих пор не знали. Очевидно, что процесс научного познания может порождать даже более «фантастические» чудеса, чем волшебные сказки...
...На опасных чудесах, исходящих из шести пятен на поверхности планеты, подобно космическим лучам, фокусируется различная — законная, равно как и незаконная — человеческая деятельность, сопровождающая любой источник возможного дохода (не имеет значения, насколько он опасен). Стругацкие реализовали стратегию сохранения тайны путем крайне губительной тактики — внимательного, почти под микроскопом, изучения происходящего. Мы только из слухов узнаем, что проводятся эксперименты над «магнитными ловушками», обнаруженными в Зонах, и что где-то другие институты по изучению внеземных культур стараются понять природу пришельцев. Мы не узнаем ничего о том, что думают о Зонах правительства, о том, как появление Зон повлияло на мировую политику.
По контрасту, мы являемся свидетелями практически мельчайших деталей некоторых эпизодов из жизни «сталкера», нового контрабандиста, который добывает объекты из Зоны, поскольку на них существует спрос. Моментальными зарисовками роман показывает, как Зона, подобно инородному телу, попавшему в человеческий организм, окружалась сплетением интересов — интересов тех, что связаны с официальной охраной Зоны (то есть ООН), но и полиции, и контрабандистов, и ученых, и — не забудем о них — представителей индустрии развлечений. Это окружение Зоны кольцом лихорадочной деятельности выписано с потрясающей социологической достоверностью...
...Есть только один момент, относительно которого я вынужден не согласиться с книгой — момент, относящийся не к человеческим проблемам (они показаны так, что не вызывают возражений), а к действительной природе пришельцев. Я мог бы основывать свое несогласие на четырех предпосылках. Первая — то, что в книге нам даются данные, но не обязательно мнения об этих данных, даже когда персонажи, выдвигающие эти мнения, являются нобелевскими лауреатами. Это означает, что мы полагаем себя обладающими такими же полномочиями относительно построения теорий о пришельцах, как и выдуманные персонажи. Вторая — то, что на всех вообразимых уровнях познания нет пути действий, на сто процентов безошибочного.
Такая непогрешимость требовала бы, конечно, обладания полной информацией о том, что может случиться при претворении неких планов в действительность; но мироздание — такое место, где обладание полной информацией о чем-либо всегда невозможно. По третьей из моих предпосылок, принцип свободы от противоречий в мышлении относится к нам в той же мере, что и к остальным разумным существам в космосе. Это означает, что одно из двух верно: если «пришельцы» знали о существовании людей на Земле, то они не могли в то же самое время быть неосведомленными об этом; если же они заметили хоть какие-то признаки человеческих существ, то они не могли в то же время не заметить никаких признаков; и так далее.
Наконец, при объяснении неизвестных явлений всегда предпочтительна наиболее простая гипотеза, как утверждает принцип бритвы Оккама. Если, например, мы живем рядом со знаменитым волшебником, и в течение довольно долгого времени не слышим из его дома ничего, то мы можем предположить разное: сосед мог раствориться в воздухе, мог превратить себя в скрепку для бумаг, или мог улететь в небо через окно. Но остановиться мы должны, впрочем, на более обыденном объяснении: что он просто ушел из дома. Только когда эта гипотеза оказывается неверной, мы можем искать другую, менее банальную...
...две характеристики — не взаимосвязанные — почти всех объектов в Зоне привлекают наше внимание. Одна — то, что эти объекты сохранили функциональность: они не инертный, безжизненный, неактивный мусор. Вторая — то, что они сопоставимы по размерам (и весу) с человеческим телом. Это может быть выведено из того факта, что один человек может вытащить эти объекты почти неповрежденными из Зоны, не разбирая их предварительно на части. Никакие более крупные предметы не надо разбирать или ломать — вот почему снаряжение «охотников за сокровищами» не включает в себя никакие орудия. Эти объекты практически разбросаны.
Теперь предположим, что мы сбрасываем аналогичную кучу индустриальных отходов нашей цивилизации (покореженные машины, промышленное оборудование, металлолом, старые мосты, отработавшие механизмы) на островах Самоа: аборигены в этом случае обнаружат гораздо больше предметов, несоизмеримых с их собственными размерами, чем соотносящихся с ними. Если, напротив, значительное количество странных предметов, разбросанных в неком месте, по величине соизмеримы с размерами человеческого тела, то вполне вероятно, что эти предметы были предназначены для тех, кто их найдет. Конечно, можно утверждать, что за тот факт, что найденные в Зоне предметы по размерам сопоставимы с человеком, ответственна чистая случайность. Но тогда получается, что слишком много «чистых совпадений» собираются в значащую модель.
Следующее примечательное среди многочисленных характеристик Зоны — то, что ее границы строго фиксированы. Ни летучие объекты, такие, как «волосы», ни другие феномены Зоны никогда не пересекают демаркационную линию между Зоной и ее окружением. Можно было бы утверждать, что такая «замкнутость» Зоны, строго себя отграничивающей, — результат еще одного «чистого совпадения». Впрочем, более вероятная гипотеза — что это не тот случай, скорее, Зона «отграничивает себя» потому, что в ней содержится нечто, по замыслу пришельцев обуславливающее такое закрытие...
...Все это свидетельствует в пользу нашей гипотезы. Мы утверждаем, что высадки инопланетян не было. Наша гипотеза предполагает иное... Космический корабль, наполненный контейнерами с образцами изделий высокоразвитой цивилизации, шел вблизи Земли. Это был автоматический космический зонд, команды на нем не было. Это — простейшее объяснение того факта, что никому не удалось увидеть ни единого пришельца. Любая другая гипотеза вынуждена предполагать, либо что инопланетяне невидимы для людей, либо что они старательно прятались. При приближении к Земле корабль был поврежден и раскололся на шесть частей, упавших одна за другой на Землю.
Это, может показаться противоречащим тому, что говорится о радиантах, названных в честь открывшего их Пильмана; они подтверждают, что кто-то выстрелил шесть раз по Земле с Денеба — Альфы Лебедя. Тем не менее, между нашей интерпретацией и радиантами нет противоречия. В астрономии термин «радиант» относится к воображаемому месту небесной сферы, откуда исходит метеорный поток. Определение радианта в астрономии не означает того места, откуда действительно происходят метеоры. Они могут приближаться по эллиптической или параболической кривой; радиант — касательная, которую земной наблюдатель проводит к такой кривой (и ее продолжение — в направлении, противоположном метеорному потоку) до тех пор, пока она не доходит до той точки небесного свода, где расположено определенное скопление звезд.
Таким образом, когда метеоры называются по их радиантам, это не значит, что они действительно исходят из звездного скопления, в честь которого названы. Соответственно, и радиант Пильмана не указывает на то, было ли содержимое Зон действительно послано из первой звезды в созвездии Лебедя. О том, откуда прилетели шесть летающих объектов или зондов, радиант Пильмана ничего не говорит, хотя повествование и оставляет такое впечатление. Это ложное впечатление, вызываемое недостаточно четкой манерой Пильмана выражаться при ответе на вопросы журналистов — в начале повествования.
То, что пришельцы действительно летели прямо от Альфы Лебедя на Землю, — даже не вопрос. Путешествие на такую дистанцию по прямой граничит с невозможностью, поскольку на траекторию должны воздействовать бесчисленные влияния (хотя бы гравитационные). Кроме того, математически доказано, что кривая, на которую лягут шесть выстрелов, произведенных по сфере (вращающейся, как Земля), не отличается от кривой, получившейся в результате проецирования на сферу сегмента орбитальной траектории. Радиант Пильмана не исключает и гипотезу о развалившемся на шесть частей космическом корабле, части которого падали одна за другой.
Если известен радиант метеорного потока и его конечная скорость, можно вычислить, откуда он на самом деле исходит, поскольку метеор, будучи неодушевленным объектом, подчиняющимся законам небесной механики, не может менять курс по собственной воле. С другой стороны, из радианта космического корабля нельзя вывести его происхождение, курс, скорость и т.д., поскольку корабль управляем и может совершать маневры, делать коррекцию курса, менять скорость и т.д. Кратко говоря, радиант Пильмана не свидетельствует в пользу той или иной гипотезы о Посещении.
Конечно, мы не знаем наверняка, действительно ли космический корабль оказался жертвой катастрофы. Тем не менее, наша гипотеза учитывает все происшедшее, и делает это наиболее экономным способом. Почему бы не допустить, что приземление оказалось неудачным? Предположение, что необычная природа объектов в Зоне демонстрирует высокое мастерство пришельцев и тем самым устраняет возможность бедствия с их кораблем, логически неверно. Совершенство пришельцев, из-за которого невозможно повреждение их корабля, не является ни фактом, ни логически объяснимой гипотезой, а лишь фактом веры. Совершенство, доведенное до непогрешимости, по нашему мнению, годится только для сущностей, которыми занимается теология, то есть непогрешимой науки нет. Мы не утверждаем, что несчастный случай действительно произошел, просто он единым махом объясняет все произошедшее...
...Гипотеза несчастного случая, с другой стороны, не только вполне натурально объясняет события, но и оправдывает и инопланетян — отправителей, и людей — получателей «дара данайцев» со звезд. Отправители не только не виновны в преступлении, они даже предвидели (как и были обязаны) возможность худшего исхода и снабдили оборудование устройством безопасности, благодаря которому все эффекты Зоны оказались сосредоточены в определенном месте. Соответственно, особенности Зоны объясняются предвидением отправителей, которые, не будучи способными исключить возможность несчастного случая, позаботились о том, чтобы последствия его удерживались бы внутри некой границы. Гипотеза несчастного случая также снимает бремя вины с человечества, особенно с ученых, чье затруднение по поводу подарка становится понятным, поскольку появляются добавочные трудности — ученые не знают, какие свойства объектов в Зоне предусмотрены изготовителями, а какие появились в результате повреждения...
...Из вышесказанного следуют более общие заключения, относящиеся к оптимальной стратегии для темы вторжения. Для выполнения стратегии сохранения тайны должны строго выполняться два требования. Во-первых, произведение не должно вызывать подозрение, что некоторые факты, известные героям произведения... прячутся от читателя. Читатель должен быть убежден, что ему предоставили всю (в рамках возможного) информацию. Тайна, которую надо сохранить, прячется за развертыванием и представлением описываемых событий, создающими непроницаемую маску, за которую никто не может заглянуть. Другой способ достижения этого эффекта — только очень тщательный подбор фактов. Они не могут ни указывать безоговорочно на одну направленность, ни ошеломлять нас, будучи слишком хаотическими. О чем они свидетельствуют — должно остаться нерешенным, решение должно колебаться между различными альтернативами и не склоняясь ни к одной из них...
