1. Текст 1.
«Но именно в том и состояло истинное значение и революционный характер гегелевской философии (которой, как завершением всего философского движения со времени Канта, мы должны здесь ограничить наше рассмотрение), что она раз и навсегда разделалась со всяким представлением об окончательном характере результатов человеческого мышления и действия. Истина, которую должна познать философия, представлялась Гегелю уже не в виде собрания готовых догматических положений, которые остаётся только зазубрить, раз они открыты; истина теперь заключалась в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на всё более высокие, но никогда не достигающей такой точки, от которой она, найдя некоторую так называемую абсолютную истину, уже не могла бы пойти дальше и где ей не оставалось бы ничего больше, как, сложа руки, с изумлением созерцать эту добытую абсолютную истину. И так обстоит дело не только в философском, но и во всяком другом познании, а равно и в области практического действия. История так же, как и познание, не может получить окончательного завершения в каком-то совершенном, идеальном состоянии человечества; совершенное общество, совершенное «государство», это — вещи, которые могут существовать только в фантазии. Напротив, все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшей ступени к высшей. Каждая ступень необходима и, [275 — 276] таким образом, имеет своё оправдание для того времени и для тех условий, которым она обязана своим происхождением. Но она становится непрочной и лишается своего оправдания перед лицом новых, более высоких условий, постепенно развивающихся в её собственных недрах. Она вынуждена уступить место более высокой ступени, которая, в свою очередь, также приходит в упадок и гибнет. Эта диалектическая философия разрушает все представления об окончательной абсолютной истине и о соответствующих ей абсолютных состояниях человечества, так же, как буржуазия посредством крупной промышленности, конкуренции и всемирного рынка практически разрушает все устоявшиеся, веками освящённые учреждения. Для диалектической философии нет ничего раз навсегда установленного, безусловного, святого. На всём и во всём видит она печать неизбежного падения, и ничто не может устоять перед ней, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от низшего к высшему. Она сама является лишь простым отражением этого процесса в мыслящем мозгу. У неё, правда, есть и консервативная сторона: каждая данная ступень развития познания и общественных отношений оправдывается ею для своего времени и своих условий, но не больше. Консерватизм этого способа понимания относителен, его революционный характер абсолютен — вот единственное абсолютное, признаваемое диалектической философией.
Нам нет надобности вдаваться здесь в рассмотрение вопроса о том, вполне ли этот способ понимания согласуется с нынешним состоянием естественных наук, которые самой Земле предсказывают возможный, а её обитаемости довольно достоверный конец и тем самым говорят, что и у истории человечества будет не только восходящая, но и нисходящая ветвь. Мы находимся, во всяком случае, ещё довольно далеко от той поворотной точки, за которой начнётся движение истории общества по нисходящей линии, и мы не можем требовать от гегелевской философии, чтобы она занималась вопросом, ещё не поставленным в порядок дня современным ей естествознанием».
Энгельс, Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 21. М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. Сс. 275 — 276.
2. В данном тексте мы видим хороший пример того, насколько Фридрих Энгельс был склонен к рассуждениям в начальническом, командирском стиле, стиле, не терпящем возражений. Для мыслителя такой стиль — всегда проигрышный. И чем выше он возносится в своём безапелляционном самомнении, тем позорнее и смешнее происходит его по большей части самопосадка в лужу. Таковы характерные черты журналистской, публицистической речи, менее всего могущие быть найденными у последовательного мыслителя.
3. Есть два представления об истине.
(1) В естественных науках, где властвует наблюдение, опыт, эксперимент и гипотетико-дедуктивный метод, как метод, единственно адекватный ситуации естественнонаучного исследования, — в естественных науках истина есть гипотеза по мере накопления фактического материала, подтверждающего её, превращающаяся в теорию, и отвергаемая или сужаемая в рамках применения, как только находятся противоречащие ей факты. Иными словами, истина естественных наук всегда есть недоистина, лишь приближающееся к полной истине нечто, но двигающееся к полной истине если даже по асимптоте, то никогда не обретающее эту полноту, никогда не пересекающееся с абсолютом ни в какой точке координат. Именно поэтому в естественных науках образ истины есть вечный поиск, вечный процесс и время от времени, но с железной необходимостью отвергаемый результат. Гипотетико-дедуктивный метод — это рабочая лошадка метода последовательных приближений к истине.
(2) Но представлять себе истину только так, только как процесс познания значит ампутировать себе полголовы. Ибо помимо приближения к неясной полноте истины, неясной и пугающей естествоиспытателя мощи абсолюта имеется представление об истине именно как об абсолюте, как безоговорочной полноте знания. И никуда от этого представления человечеству не деться, если оно не согласно на упомянутую ампутацию половины головы. Сходство этого второго представления об истине с первым только в том, что целостный облик истины может по мере свершения познания, то есть в процессе познания, дополняться теми или иными деталями, правда, лишь уточняющими уже известный лик истины, но не отменяющими его в целом и не меняющими его на какой-то принципиально другой лик, что запросто происходит в естествознании: то вот вам креационизм, то преформизм, то блага эволюции…
Таким образом, согласно первому представлению об истине, к истине последовательно приближаются снизу, обретая всё боле и более полное знание истины, добавляя деталь за деталью к обретающему целостность предмету познания.
А согласно второму представлению об истине, истину обретают сразу целиком и последовательно уточняют её детали, двигаясь сверху вниз, от целого к частям.
4. Ф. Энгельс, опившийся браги позитивизма, пьяный его наукой, мыслит истину только на естественнонаучный салтык. Что сводит на нет все специфические усилия познания так называемых наук о духе, в русскоязычной литературе имеющих имя гуманитарных. Ф. Энгельс и в науках о духе готов истину мыслить вполне естественнонаучно, не называя И. М. О. Ф. К. Конта, слепо следовать его принципам и представлениям об истинной науке как только науке естественной. И достигать успехов, подобных успехам А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского, выступая естественным их предтечей. Для 1886 года, года написания брошюры, это весьма характерно, ибо это были годы нарастающей второй волны позитивизма, когда он распространялся вширь, но не сказать что вглубь, ибо позитивизм принципиально поверхностен, позитивизм — это хлестаковщина, осуществляемая без тени улыбки, осуществляемая всерьёз.
Что Ф. Энгельс может при этом быть до смешного непоследовательным даже с естественнонаучной позиции — как нельзя лучше характеризует ущербность этой позиции. А где там у него синее и солёное отождествлены? В двух последовательно идущих абзацах.
«История так же, как и познание, не может получить окончательного завершения в каком-то совершенном, идеальном состоянии человечества; совершенное общество, совершенное «государство», это — вещи, которые могут существовать только в фантазии. Напротив, все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшей ступени к высшей».
Позитивистом Ф. Энгельсом обещано бесконечное развитие человеческого общества.
Естественные науки «самой Земле предсказывают возможный, а её обитаемости довольно достоверный конец и тем самым говорят, что и у истории человечества будет не только восходящая, но и нисходящая ветвь».
Снисходительно к мыслителю его «нисходящую ветвь» как таковую можно мыслить как спускание вниз, но всё же не уничтожение. Но в контексте возможного конца планеты Земля и достоверного конца её обитаемости нисходящая ветвь ведёт к окончательной гибели обитателей планеты, а значит и людей на этой планете.
Позитивист Ф. Энгельс, подобно великому прогнозисту Ф. Фукуяме, обещает конец света, а с ним и конец истории.
5. Хорошей дурной шуткой над мыслительными способностями Ф. Энгельса было бы представлять, что в первом цитированном абзаце он достиг некоторого уровня познания человеческой истории естественнонаучными методами как процесса бесконечного, а во втором усугубил процесс своего познания и пришёл уже к прямо противоположному выводу о человеческой истории как имеющей неминуемый конец по естественным, планетарно-геологическим, причинам.
Брошюра Ф. Энгельса написана им в начале 1886 года, а опубликована только в середине этого же года (в №4 и №5 «Die Neue Zeit»), а потом удостоилась отдельного издания в 1888 году. Со времени написания и до обеих публикаций у автора было время подумать над своими глубокомысленными философемами, мыслительными конструктами, звонкими фразами, генеральским стилем подачи материала… Но возражений к тексту не нашлось ни у самого автора, ни у его редакторов.
6. То, что Ф. Энгельс окончательно и смертельно отравлен позитивизмом, ясно из того, что по его новейшему просвещённому представлению вопросы, которыми должна заниматься философия, формулируются естественными науками. Философия, таким образом, если и имеет какой-то свой предмет, то в жизни и познании всё же руководима науками естественными, философия мыслится прислугой у этих наук, получающей от них приказы и указания.
«Мы находимся, во всяком случае, ещё довольно далеко от той поворотной точки, за которой начнётся движение истории общества по нисходящей линии, и мы не можем требовать от гегелевской философии, чтобы она занималась вопросом, ещё не поставленным в порядок дня современным ей естествознанием».
Видите, какая печаль у гегелевской философии. Надо было естествознанию поставить какие-то там вопросы, тогда бы философия, может, и взялась бы над ними размышлять. А так…
И как в этой ситуации к гегелевской философии отнестись справедливо? Правильно! Извинить её неразвитостью естествознания при Г. В. Ф. Гегеле.
7. Ну это Г. В. Ф. Гегель и его время. Понятия о философии у него были, на современный энгельсов вкус, стариковские. А как сейчас, по Ф. Энгельсу, надо мыслить философию?
Текст 2.
«В предшествующем изложении можно было дать только общий очерк марксова понимания истории и, самое большее, пояснить её некоторыми примерами. Доказательства истинности этого понимания могут быть заимствованы только из самой истории, и я вправе сказать здесь, что в других сочинениях приведено уже достаточное количество таких доказательств. Но это понимание наносит философии смертельный удар в области истории точно так же, как диалектическое понимание природы делает ненужной и невозможной всякую натурфилософию. Теперь задача в той и в другой области заключается не в том, чтобы придумывать связи из головы, а в том, чтобы открывать их в самих фактах. За философией, изгнанной из природы и из истории, остаётся, таким образом, ещё только царство чистой мысли, поскольку оно ещё остаётся: учение о законах самого процесса мышления, логика и диалектика».
Энгельс, Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 21. М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. С. 316.
8. Вот как наш «солидный сахиб» расправился с философией. Причём нам всё ещё не совсем ясно, остаются ли за философией названные три области — (1) учение о законах самого процесса мышления, (2) логика и (3) диалектика — окончательно? Или они остаются за философией, «поскольку ещё остаются», то есть процесс уничтожения философии не завершён и можно ожидать новых побед над философией?
9. Вершиной окончательной позитивистской нелепости, покорённой интеллектуальным скалолазом Ф. Энгельсом в этой брошюре, можно считать заключительный её абзац.
Текст 3.
«И только в среде рабочего класса продолжает теперь жить, не зачахнув, немецкий интерес к теории. Здесь уже его ничем не вытравишь. Здесь нет никаких соображений о карьере, о наживе и о милостивом покровительстве сверху. Напротив, чем смелее и решительнее выступает наука, тем более приходит она в соответствие с интересами и стремлениями рабочих. Найдя в истории развития труда ключ к пониманию всей истории общества, новое направление с самого начала обращалось преимущественно к рабочему классу и встретило с его стороны такое сочувствие, какого оно не искало и не ожидало со стороны официальной науки. Немецкое рабочее движение является наследником немецкой классической философии».
Энгельс, Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 21. М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. С. 317.
10. По всему видно, что нисходящая ветвь уже значительно выросла и явственно показывает, куда устремлено человечество неумолимым потоком исторических и природных процессов.
(1) Наследовать наличные деньги легко: положил в карман и отправился их тратить.
(2) Наследовать продавленную мягкую мебель и старую стиральную машину «Белка — 3» в нерабочем состоянии труднее — придётся куда-то вывозить весь этот крупный мусор.
(3) Наследовать недвижимость, квартиру или дом, труднее юридически — нужно будет оформлять массу бумаг и ходить по нотариусам и, возможно, адвокатам.
(4) Наследовать мыслительные конструкции, а уж тем более — философию в целом, труднее всего — придётся читать, понимать, исследовать и усваивать философию. Это в новейшем представлении за философией осталось три области — (1) учение о законах самого процесса мышления, (2) логика и (3) диалектика. А в наследуемом архиве немецкой философской мысли придётся читать, понимать, исследовать и усваивать всё, что в нём сохранилось. И только после этого решать, какова современная форма философии и нужна ли современности вообще философия. У наследников философии должно быть просвещённое отрицание, — если отрицание, а не приятие, — философии. Иначе они — не наследники, а посторонние наследству, как и все прочие.
Далее. Немецкое рабочее движение не есть самостоятельный субъект наследования философии. Рабочее движение состоит из подвижных, лёгких или тяжёлых на подъём, движущихся немецких рабочих. Разумеется, это нелепость, когда рабочим движением управляют не рабочие, а буржуи, попы и аристократы. Но совокупный субъект мышления рабочего движения должны составлять всё же рабочие, а не эти три сословия. Иначе рабочие мыслят не сами, а мыслят ими чужие дяди, вменяя рабочим те или иные представления, то есть манипулируя ими.
Так, к примеру, было у В. И. Ульянова (Н. Ленина), дворянина-аристократа, который настаивал на том, что надо вносить революционное социал-демократическое сознание в рабочую среду, иначе никакой революции не получится, ибо стихийно-естественно, самотёком, под действием социально-классовой гравитации у рабочих — вот ужас! — формируется только «экономическое сознание», что с точки зрения революционного аристократа совершенно неприемлемо.
Иными словами, если всерьёз принять слова Ф. Энгельса о наследовании немецкой философии немецким рабочим движением, читать И. Канта и И.-Г. Фихте, Ф. В. Й. Шеллинга и Г. В. Ф. Гегеля придётся после двенадцатичасовой дневной или ночной рабочей смены немецким рабочим. Более того, в этом и будет торжество независимой немецкой науки.
Фридрих Энгельс — писатель фэнтези из девятнадцатого века.
2022.12.11.