...Большая ворона, прилетев, села на ветку старого ореха. Отряхнула мокрые крылья, повертела головой и вдруг глянула прямо в окно напротив. Громко, по-киношному, каркнула и улетела.
...Анна стояла у окна и смотрела ей вслед. Шёл дождь. Уже второй день лил. Холодный. И конца ему не было видно. Тёмно-серое небо, и никакого просвета меж облаков. В такие дни не замечаешь, когда наступает утро и когда спускается вечер. Темно и темно.
Она была совершенно одна в доме. И какое это благо, думала она, быть совсем одной...Можно думать, думать, вспоминать, неслышно говорить с кем-то и - с самой собой...
...Когда-то это был совсем другой дом. Её душу грели воспоминания о прежних временах, которые, она знала, уже никогда не вернутся. Вспомнилось вдруг, как ходили они с мужем за покупками, и он вдруг, чуть отстав, вернулся с букетом белых колокольчиков. И подарил ей. Она спрятала лицо в цветы и будто вернулась в юность...
Потом он тоже будет дарить ей цветы. Но лишь дважды в год - в дни рождения и в женский день. Надменные, безликие розы - обязательный ритуал. Ей по-прежнему хотелось колокольчиков или ромашек, но - без повода. А он перестал угадывать её желания. Да и зачем? Полон цветник всяких цветов. Нарви да поставь в вазу. Так он стал говорить...Особенно когда всё чаще возвращался домой, и пахло от него не любимым одеколоном и особенным запахом единственного мужчины, а - ненавистным спиртным...
Ей всё чаще думалось, что в нём живут два человека. Один - большой и сильный, в руках которого спорилось любое дело. Он много чего знал. Читал те же книги, что и она. Полюбил вдруг Моцарта, потому что она любила...Этот, пока ещё главный в нём человек и её любил. И неустанно твердил ей об этом. Когда она кокетливо спрашивала - за что, он, взяв её за плечи, говорил: потому что - красивая, потому что - самая лучшая...
Она и правда была красивая. Правильные черты лица, маленькие руки, маленькие ноги. Он так и называл её - моя маленькая. И почти не звал по имени..
Но иногда брал верх над ним тот, другой, в нём живущий. И тогда враз менялось у него выражение лица, брови становились - домиком, и он, входя в дом, наполняя его всё тем же ненавистным запахом, свирепел уже от того, что она не ругала его, как в молодости, а молча уходила с глаз. А он вдруг принимался остервенело тереть тряпкой кухонные поверхности и издевательски спрашивать, когда в последний раз она бралась за уборку.
Потом снова пил водку и шёл спать. И засыпал, едва коснувшись подушки.
А утром, виновато на неё глядя, просил прощения. А потом перестал...Потому что главным в нём стал тот, другой. Прежний тоже появлялся. Но всё реже и реже.
Иногда он уезжал в командировки и всегда привозил ей оттуда подарки. То ли дорогие духи, то ли новомодный чудодейственный крем. "Я скучал" - говорил он. Она знала - он скучал не по ней, а просто по дому, а ещё по тому, что в изобилии было в шкафчике, громко именуемом баром. Предвидя то, на что становился похожим каждый его приезд, она перестала радоваться этим подарком, называя их про себя индульгенциями. Такие грамотки выдавали в средние века священники, отпуская грехи. И брали за это деньги...
"Чего опять молчишь? Третий день уже! Я что - под заборами валяюсь? Скандалю? Я же прихожу и спать ложусь. Я - смирный! Чего тебе не хватает? Чего нет у тебя? Кого из твоих подруг мужья по театрам возят? А я тебя отвёз. Захотела, и поехали." Покачнувшись, глянув на часы, посетовал, что рано ещё спать, и всё-таки лёг...
А она вспомнила, как трепетно готовилась к той поездке. Надела длинное, в пол, чёрное, с блёстками, платье. Представляла, как они будут переливаться в свете театральных люстр. А сверху накинула вишнёвый палантин. Позже, когда она разместит в соцсети своё фото с того вечера, подруга, подарившая ей тот палантин, скажет, что она, стоящая на ступеньках театральной лестницы, была похожа на королеву. И они вдвоём посмеются - как здорово, что длинное платье прикрыло дешёвенькие босоножки. У неё не было подходящих туфель. Ну уж теперь-то, говорила подруга, он непременно купит тебе, такой красавице, туфли.
Он купил. И не одни. Но - позже. Как очередную индульгенцию. А тогда, приехав домой, сказал, что она глупо выглядела, вырядившись. Сейчас никто так не ходит в театр. Можно и в джинсах..И всё чаще его слова причиняли ей почти физическую боль. И всё реже с ней рядом был тот, кого она любила когда-то. Всё заполнил собой другой. Чужой...
Тот, другой, борясь за первенство, безжалостно разрушал некогда здорового, красивого мужчину. Стало подводить сердце. Давление давало о себе знать. Обратились к врачу. Та, тщательно изучив результаты всех исследований, сказала, что положение - не критическое, но пить нужно бросать. Поскольку в жизни существует немало других радостей и удовольствий.
Домой ехали молча. И думали об одном и том же. О том, что уже года два между ними не было близости...А раньше оторваться друг от друга не могли..
А ещё она вспомнила вдруг, что он совсем перестал звать её по имени. И маленькой больше не звал. А просто - ты...
На какое-то время наступило затишье. А потом, успокоив себя, что положение - не критическое, он всё чаще уходил пообщаться с друзьями и всё реже приходил трезвым. А то и не приходил...А однажды, вернувшись особенно пьяным, впервые в жизни поднял на неё руку, швырнув её на дверь спальни. Ему почудилось, что она чем-то его оскорбила...
Утром, устыдившись самого себя, он скажет - прости, если можешь. А у неё больше не осталось бланков индульгенций..
.И она вдруг спросила его: "А тебе не кажется, что наша жизнь в последние годы - это один сплошной День сурка? Ты - на работе. Я - на работе. Ты возвращаешься. Перед приходом звонишь и просишь меня сварить борщ. Я - варю. Мы молча едим. "Можно мне выпить?" - ты меня спрашиваешь, зная ответ. Разозлившись, ты всё-таки пьёшь, а потом начинаешь ходить по комнатам и искать повод упрекнуть меня в безхозяйственности. Иногда это могут быть неровно висящие шторы. Не найдя понимания, ты уходишь, чтобы вернуться в ставшем привычном уже состоянии. И ложишься спать. Чтобы проснуться ради ещё одного такого же дня." Он молча выслушал. Потом сказал. что она сама не знает, чего хочет, и - ушёл. Закончился ещё один День сурка..
... Лицо Анны осветил солнечный луч, пробившийся сквозь плотные серые облака. Она и не заметила, как закончился дождь. Села к столу и открыла ноутбук. И неожиданно для себя самой стала искать образцы заполнения бланков заявления о расторжении брака. Их было много, разных. И в каждом - одна и та же фраза: дальнейшая жизнь стала невозможной. Каких-то несколько минут - заполнить и вычеркнуть из жизни День сурка.
..В открытую форточку слышно было галдение ворон. Сбившись в огромные стаи, они летали туда-сюда. Грелись, наверное. И галдели звонко, как будто весной. Но как же далеко ещё до весны...
Бегали, бегали её пальцы по клавишам.
..Из прихожей послышался бывший когда-то таким родным голос: "Чего твоя сумка тут валяется? Места ей нет?"
Анна захлопнула ноутбук и молча убрала с глаз сумку. И твёрдо знала при этом: она не даст наступить ещё одному Дню сурка. Даже если не сохранился документ.