Военный совет – обычное дело на войне. И, как правило, необходимое, если хоть кто-то заинтересован в победе.
Но бывает всякое.
Полководец с хмурым лицом входит в командный шатер и занимает место во главе стола, заваленного картами, табличками и отчетами. Он отдает приказы узкому кругу генералов. Обычно генералов два-три, не больше. Во всяком случае, во время Третьей Новоградской кампании их было трое.
Генералы передают приказ капитанам, те – лейтенантам, те – сержантам, а те – простой солдатне. Простая пехтура узнает все самой последней. И спасибо богам, если рядовые солдаты запомнят хотя бы половину сказанного.
Суровая, беспощадная, проверенная временем и множеством войн вертикаль военной власти. Разве можно придумать что-то более действенное и работоспособное?
Так думали и во время Третьей Новоградской кампании.
И все же стоит помнить, что у любого из генералов, капитанов, лейтенантов или сержантов может быть насрано в ушах. Или, что хуже, а значит и чаще встречается, насрано в головах.
Обычно в вертикале встречалось два-три человека, которые неверно услышали приказ. Или не так его поняли. Кто-то ковырялся в носу, когда ему объясняли принцип построения войск. Кто-то вспоминал упругие задницы шлюх, с которыми он кувыркался прошлым вечером.
Кто-то просто жрал брагу.
Жрал как скотина. Это важно.
Да только, вопреки славным военным традициям, вертикаль дала слабину по горизонтали, и сразу три генерала во время совета слушали не полководца, а занимались чем-то другим.
За краснотой глаз первого, барона Эрика, мать его, Хенриксена, нельзя было разглядеть белков. Этот точно жрал. Как скотина. Иначе он услышал хотя бы половину слов военачальника. И смог довести до подчинённых хотя бы половину половины. Глядишь, все обернулось бы иначе.
Нос второго, маркиза Аннунга Старшего, был такого размера, что стоило крепко призадуматься: а ковыряется ли он в носу? Или использует его для утех с любовником? Так или иначе, по взгляду было понятно, что мысли его унеслись далеко от шатра полководца. Видимо, в объятия к любовнику. Ну, на войне всякое бывает. Даже такое. Хотя любовь под хвост строго каралась по законам Золотого трона.
Но кто накажет генерала, право слово?
С третьим вообще беда. Граф Бригор Магнуссон уже с порога начал подмигивать военачальнику. Эти двое любили не друг дружку. Не положено же. В соседнем шатре их возвращения с военного совета дожидалась стайка шлюх. Всякие дешевки вечно ошивались вокруг крупных войск. Ведь там, где есть голодные до женской ласки мужики, всегда можно заработать пару звонких монет.
Вот кому война – благо.
Но на последнем военном совете перед финальной битвой кампании, о самой битве думал, наверное, только военачальник. И то неизвестно.
Зато известно, о чем думали остальные.
Князь Стен Стурре Стальные Скулы, а именно он стоял во главе Третьей Новоградской кампании, распорядился: на рассвете построить войско в три линии вдоль холмов. По флангам выставить аркебузиров, а в тылу – когорту колдунов и чаротворцев. Этих и так осталось немного, всего несколько сотен на всю армию. И если, чтобы сберечь жизнь хоть одному мало-мальски умелому заклинателю, пришлось бы пожертвовать парой десятков деревенщин из пехтуры – так и было бы сделано.
Бабы новых нарожают. А мага поди найди да обучи.
И, конечно, конница. Сраная царица полей. Когда клин тяжёлой конницы встречался с гребаной вражеской пехтурой, от последней оставался фарш.
Ну, а что? Жрецы в деревнях да сёлах довольные. Это ж сколько хлеба или монет получить можно за отпевание каждого бедолаги, который сложил голову далеко от родного дома.
Вот кому война – благо.
Правда, если горемычный воин помер от холода или обыкновенного боевого поноса, который следовал за войсками вместе со шлюхами, то за такого платили меньше.
На войне всякое бывает. Жрецы потом сами разберутся.
Так вот, конницу предстояло спрятать в лесу, в паре верст от поля боя. Всего одна команда и тысяча лучших всадников во главе с эйнхериями самого Конунга пронзит фланг вражеского войска.
Все решится быстро.
Суровая, безоговорочная победа.
Все будет выполнено по давно сложившейся военной традиции. Кровь, мясо и смерть врага – утром, сиськи, пиво и табак – вечером. А затем – домой. Знатные мужья с букетами известно чего к любящим женам и дамам сердца, деревенщины к мамкам и тятькам в родные хутора и деревни. Цари и Конунги помирятся, военачальники и генералы получат очередные медали и земляные наделы, все счастливы.
Вот кому война – благо.
Но в день битвы красноглазый нажравшийся генерал вывел стрелков вперёд, чтобы обложить врага залпами из аркебуз, большеносый любитель любителей запретных утех перемешал остатки пехтуры с чаротворцами, а третий, знаток мягких титек, как нестранно, увел конницу, как и полагалось, в лес. К чести первого, он, хоть и позабыв все указания, действовал привычным и проверенным способом, который использовал во многих былых сражениях. Редкий враг не замарает портков, когда вражеский строй встречает его залпом из аркебуз. Так что, такое еще можно было понять.
Большеносый же по природной тупости решил, что смешать пехтуру и колдунов окажется блестящей идеей. Но вот что до третьего…
Третий увел конницу в лес.
Правда, в другой.
Примерно так и началось заключительное генеральное сражение Третьей Новоградской кампании.
– Дерьмо.
Утро у салаги Олафа не задалось. В ушах что-то бегало, и он расчесал их до крови, пытаясь достать или раздавить неведомую тварь.
Старому Рогна́ру приходилось ого не слаще. Он эти два дня чесал яйца, и все никак не мог начесаться. Видимо, жене стоит ждать мужа с неприятным подарком. Легче было пасть героем в бою. Так Рогнар и собирался поступить.
Олаф вытащил окровавленный палец и вытер о стеганку.
– Дерьмо.
Он покосился на соседа.
– За что воюем-то, господин сержант?
– За честь чей-то дочки, – Рогнар насупился и оглядел строй копейщиков, среди которых пёстрыми пятнами виднелись шляпы чародеев. – Хотел бы я посмотреть в глазу тому, кто додумался поставить гребаных фокусников среди гребаной пехтуры.
Стоявший рядом маг недобро посмотрел на сержанта, смахнул горошины пота с лысой башки и пошевелил седыми усами.
Но промолчал.
Субординацию, мать её, никто не отменял, пускай в солдатской среде колдуны и были чем-то вроде аристократов среди крестьян. Их обучали много лет, вдалбливали в головы военное искусство и тележку разрушительных заклинаний. За это чародеев любили офицеры и правители. А ещё их содержали на крестьянские налоги.
За это их не любила пехтура.
– Когда начнется бой, – сказал Рогнар, – держись подальше от заклинателей.
– Енто почему? – Олаф попытался почесать затылок сквозь дырку в ржавом шлеме.
Бедолага был совсем зеленым. Новый призыв. Еще не нюхал пушечного пороха. Да и в целом ничего не нюхал, кроме свиного дерьма в родной деревне.
Рогнар одарил его тяжёлым взглядом и поскреб щетину на выдающемся подбородке.
– Когда они начинают колдунствовать, огонь лезет из всех щелей. И они не сильно беспокоятся, кто в этот момент стоит рядом. А уж на гребаную пехтуру им и подавно плевать.
Он смачно сплюнул под ноги и глянул в возмущенные глаза лысого мага. Тот поспешил отвернуться и еще раз протер блестящую башку.
Олаф закрутил головой. На каждого колдуна в строю приходилось с десяток копейщиков, стоящих вокруг него. А то и больше.
– Дерьмо.
Рогнар отогнул край кольчуги и поскреб хозяйство латной перчаткой. Вышло так себе.
Только все разболелось.
– Так, а зачем чароплетов к нам-то засунули? – Олаф покрепче сжал копье, будто боялся упасть. – Нам тута и без них есть от чего подохнуть.
– Ты сам-то откуда? – вместо ответа спросил Рогнар.
– Дык с этой самой, с Кутежки, – Олаф горделиво погладил себя по ржавой бармице. Кроме нее, да рваной стеганки у воина из Кутежки не было никакой брони. – Всей деревней меня собирали.
– Вижу.
Он знал, как это устроено. Сам был таким же паршивым новичком много лет назад. Когда начиналась очередная война, со всех земель призывали рекрутов. Графы и помещики выставляли всадников, герцоги – рыцарские копья, города и академии – чаротворцев, крупные поселки по пять пехотинцев, а крошечные деревушки, вроде вшивой Кутежки, по одному-два доходяге. Вооружали таких бедолаг всем, чем могли. Бабы собирали провиант, деды доставали из-под кроватей выщербленные и, неизменно, волшебные мечи или непробиваемые ветхие кольчуги.
Но по внешнему виду Олафа казалось, что кроме старых бабкиных портков во всей деревне ничего не нашлось.
– Хреново тебя как-то собирали.
– Дык, – Олаф вцепился в копье пуще прежнего, – солтысу-то выбирать пришлось. Меня собрать али денех на охотников выделить. Выбрали охотников.
– Каких еще охотников?
– Обморотень у нас тама водится. Девок щупает, да коз дерет. А оно и правильно, я-то щитаю. Пусть лучше морду евоную мохнатую повыведут, а я вернусь со славой и богатством и помогу своим.
Солнце выглянуло из-за туманной дымки с правого фланга. Стяги и флажки затрепетали в сторону запада. Начали дрожать колени. Зуд становился невыносимым, но Рогнар уже не обращал внимания. У него застучали зубы, а это верный признак того, что скоро все начнется. За плечами сержанта было пятнадцать лет службы и куча войн. Он прошел путь от простого солдата до старшего сержанта бравого Четвертого полка. Вся его жизнь прошла среди пехтуры, была посвящена пехтуре и наверняка оборвется бок о бок с гребаной пехтурой.
Рогнар один их тех, кто штурмовал Красный замок в 1643-м, кто ползал по болотам близ Каттегата в поисках партизан в 1648-м, кто вытаскивал генералов и дворян из под огня во время весенней кампании в Нортумбрии в 1652-м.
Он уже давно не помнил собственную жизнь до службы. Но всякий раз, перед очередным боем, начинал вспоминать. И выходило, что кроме войны вспомнить ему и нечего. В такие моменты он выспрашивал о жизни тех, кто стоял рядом. Лысоголовый дряхлый маг не выглядел интересным собеседником. О чем разговаривать с чокнутым дедом, который живёт дольше положенного срока и все время проводит за книгами? Не выпить с таким, ни в бордель сходить. Подозрительный, одним словом.
– Олаф!
– Ах, – подпрыгнул салага. – Чего?
– Баба-то у тебя есть?
– Дык это…ну…
Тут все было понятно без слов. Лицо мальца наливалось краской, как нос у пьяницы после второго пузыря.
– Хоть когда-нибудь была?
– Дык это…не до того мне было-то. Я ж с папашей на полях с утра до ночи корячусь. Хлеб ростим, понимаешь. Овец да коз, вон, деревенских, иногда пасу.
– Как же ты в полях работаешь и дохлый такой?
Из красного салага стал бордовым.
– Дык это, я клячу только под уздцы веду, а в земле с мотыгами братья мои ковыряются.
– И много братьев?
– Шестеро. Я, получается-то, седьмой.
Рогнар насупился.
«Лишний рот. Папаша наверняка не ждёт сыночка с войны».
Сержант окинул стройные пехотные ряды долгим взглядом. Слишком молодые. Слишком старые. Брали б в армию увечных и убогих – и они бы оказались все тут. Каждый год, каждый бой одно и то же. Рогнар видел одни и те же лица. Люди разные, а лица одинаковые. Гребаная пехтура не менялась. Деревня отправляла на войну самых бесполезных. Шестерых братьев Олафа, чьи мозолистые ладони были пропитаны землей и хлебом, оставили дома, чтобы копаться в полях. Потому что по зиме в Кутежку приедут сборщики податей. Вернее, так они назывались, но на деле были бандой головорезов. И им будет плевать, если хлеба не хватит. Без разницы, что лучшие работники сложили головы на очередной войне. Они заберут положенное, пусть даже в деревне после этого не останется еды. О тех, кто не помрет до весны, они не думают.
Бабы новых нарожают.
Сойдёт снег, и приунывшие после зимы правители решать развлечься и начнут новую войну. Наверняка будет Четвертая Новоградская кампания. И придет черед самого щуплого из братьев Олафа взять в руки копьё, надеть ржавую кольчугу и отправиться за «славой и богатством».
Каждый год, каждый бой одно и то же.
Ничего не меняется. Не меняется и гребаная пехтура.
У Рогнара снова задрожали колени. Но теперь еще захотелось обмочиться. Так сильно, что почти не удавалось думать о чем-то еще. Рогнар знал, что это значит.
«Началось».
Надсадный рев главного горна пронесся над войском Золотого трона. Его подхватили тысячи рожков и труб, и морозный воздух взорвался криками генералов, капитанов, лейтенантов, и сержантов:
– За Конунга! За Родину! За нашу веру!
– Вперед, гребаная пехтура! – раздался медвежий рев Рогнара, и пехтура выступила в бой.
Военный совет – обычное дело на войне. И, как правило, необходимое, если хоть кто-то заинтересован в победе.
Но бывает всякое.
Например, Третья Новоградская кампания, вошла в учебники, как самая бездарная, бестолковая и провальная. Имя Князя Стена Стурре Стальные скулы вошло в народ, как сравнение с разгильдяйством или безмозглостью. «Туп, как Стен» или «Стальные скулы – стеклянные яйца» и все в таком роде.
И хотя в тот холодный весенний день он и его армия победили, спустя годы появилась поговорка «Стуррова победа», что значит «Лучше бы и не побеждали, чтоб тебя!».
Так что, можно сказать, что проиграли.
Но проигрыш случился еще во время военного совета перед сражением, когда суровая, беспощадная, проверенная временем и множеством войн вертикаль военной власти дала слабину по горизонтали. Скудоумные генералы, которые думали о шлюхах, любовниках и выпивке, подвели военачальника и не выполнили ни одного его приказа.
В народе говорили проще: «Обосрались».
Когда вражеское войско начало наступление, впереди стоящие аркебузиры привычно дали залп. И еще один. И еще. Но это не помогло сдержать врага.
Когда противник смел стрелков, в бой вступила пехтура. Несмотря на численный перевес, шансов выстоять перед натиском не было никаких. Пехтура гибла, распадалась на части, обливалась кровью и неизменно отступала. Горны трубили резерву, но резерв не являлся. Все наложили в портки, увидев грозную силу, с которой пришлось столкнуться войску.
Масла в огонь подлили и маги. Вышколенные, образованные, умудренные опытом чаротворцы начали поливать противника огнем, но болваны не учли, что магический ветер сжигал всех, кто стоял рядом. Пламени нет дела, враг ты или друг, оно пожрет сталь, дерево и плоть, и потребует добавки. Прохладный утренний воздух почернел от дыма.
Численность войска стремительно сокращалась, и, местами, уже раздавались сигналы к отступлению. Не явилась и хваленая, мать ее, кавалерия.
Примерно так и проходило заключительное генеральное сражение Третьей Новоградской кампании.
К вечеру резерв все же вступил в бой и дал возможность пехтуре прийти в себя. Говорят, один из старых сержантов сумел собрать вокруг себя выживших солдат и начать наступление. Они прогнали врага за реку.
Чудом.
Кажется, того сержанта звали Рогнаром. Да кто после боя будет разбираться? Хоть чертом лысым его назови, главное – победа.
Все было выполнено по давно сложившейся военной традиции. Кровь, мясо и смерть врага – утром, вечером же… Слезы, стоны раненых и умирающих, и редкие улыбки от осознания того, что ты остался жив. Гребаная пехтура выполнила свою работу.
Как и всегда.
К вечеру к месту битвы слетится воронье и сбегутся волки. Война войной, а жрать хочется всегда.
Вот кому война – благо.
Автор: Том Белл
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ