В тот же вечер на пороге хаты впервые появился Матвей. Для Даши это не было неожиданностью, она была уверена, что он придет и потребует с неё ответа.
Свекровь уже задремала на своей излюбленной лежанке, а Даша накупала и укладывала спать Захарку, когда услышала с улицы, звук подъезжающего мотоцикла. Мария подняла голову: - Никак хозяин объявился! - и стала торопливо спускать с печи ноги.
Как бы не сердилась и не обижалась она на сына, но ждала, надеясь, что одумается, вернется, и все наладится в семье.
Мотоцикл заглох, и почти сразу же Матвей просто ворвался в дом. Выражение его лица ничего хорошего не предвещало, и у Даши больно сдавило сердце от неясной тревоги.
Даже не взглянув в сторону матери, не обращая внимания на люльку, где начинал дремать сынишка, он шагнул к Дарье и угрожающе замахнулся.
- Ты что это вытворяешь!? … Думаешь, что я после этого к тебе вернусь? –
Захарка от его крика вздрогнул, и закатился в истошном крике. Даша зажмурилась, но головы не опустила. Только схватила ребенка и прижала его к себе. Почуяв, что он на руках у матери, замолчал, только вздрагивал всем тельцем.
От Матвея вдруг опахнуло перегаром, и она поняла, что он пьян. Он опустил руку, но смотрел чужим мутным взглядом исподлобья.
Испугавшись за ребенка, она боялась повернуться к нему спиной. Ноги словно к полу приросли.
Это был другой Матвей. Такого его и мать не помнила, не то что жена. Он даже в детстве с мальчишками не дрался, во всяком случае, избегал драк и конфликтов, которые решались кулаками.
А сейчас перед ними стоял абсолютно пьяный озверевший мужик. Даша вдруг вспомнила своего отца. Воспоминания о своей жизни в отчем доме она загнала в такой потаенный уголок своей души, откуда, казалось, они никогда не всплывут.
Но вот, всплыли в образе блудного мужа.
И вдруг она успокоилась, так же внезапно, как и испугалась. Повернулась, унесла и положила сына на свою кровать. Потом вернулась, и прямо посмотрела на Матвея:
- Не думаю, что вернешься, да и не жду уже. Вот, кабы ты не бросался собакой, может, еще и была какая надежда, а так, видно же, что не нужны тебе больше ни я, ни сын.
Только хочу, чтобы ты запомнил; ноги об себя вытирать больше не позволю. Сунется твоя зазноба, еще получит, коли сегодня мало показалось. –
- Да я тебя… - он снова замахнулся, но тут неожиданно в него прилетела клюка. Охнув, он обернулся, а мать отвесила ему оплеуху; откуда только и силы взялись! И ведь никогда в жизни руки на сына не поднимала, даже маленького не шлепала, а тут..
Ну видно, все когда то бывает в первый раз.
- Ты что же это делаешь, сын, для чего пришел? Счеты сводить с женой надумал, с матерью своего ребенка?! -
- Ты, мать, не так меня поняла. Небось, знаешь, что она сегодня устроила? – спросил он, злобно косясь на Дашу.
Снова заплакал Захар. Даша метнулась за занавеску и присела на кровать, взяв сынишку на руки. Она решила больше не выходить к Матвею. Все, что хотела, она ему уже сказала. Ни на что другое у неё сил уже не осталось.
- Ты Дарью сызмальства знаешь. Он неё слова лишнего не добьешься, а уж, чтобы обидеть кого понапрасну, такого сроду не водилось! А твоя краля? Они с матерью своей вместе с пожитками худую славу привезли. Так кому люди то верят, и на чьей стороне правда?
А ты еще в хате у них живешь, сам и пропитался насквозь худом этим. Даже матери стал не мил, о чем уж тут говорить… - Махнула рукой Мария.
Не убедили Матвея слова матери. То ли хорошо на грудь принял у крестного своего, то ли снесло ему голову напрочь от любви к Веронике.
Он вдруг подскочил, и рванул к Дарье. – Убирайся из дома вместе со щенком своим! – и стал стаскивать её с кровати. Снова заплакал Захар, и если бы Даша не вцепилась в сыночка мертвой хваткой, тот полетел бы на пол.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не появился крестный. Выволок обезумевшего крестника на улицу и спустил с крыльца.
Тут уже на шум прибежали соседи, кто то вызвал милицию. Матвей был в таком состоянии, что отпускать его домой было нельзя. Крестный и дежурный вдвоем погрузили его, упирающегося, в милицейский мотоцикл, и доставили в опорный пункт.
Семен Калинович, дежурный милиционер, Матвея с пеленок помнил. Семья у них спокойная всегда была.
- Что случилось то с тобой, Матюха? – по- свойски спросил он, - какой бес в тебя вселился? Сроду, сколько и тебя, и батю твоего помню, вы не буянили, да и горькую не пили без причины… –
Матвей вдруг навзрыд, как ребенок, расплакался. Пока он рыдал, крестный пригнал Матвеев мотоцикл, загнал под навес и тихонько просочился в кабинет.
Что, Калиныч, домой его? Давай под мою ответственность. Я его к себе отвезу, уложу в бане. Завтра как огурец будет. Только не пиши на него ничего прошу. Негоже парню судьбу ломать. –
- Ты мне тут зубы не заговаривай, Юра. Как такое скроешь, наделал шуму на всю деревню. Одного не пойму, что за бес в него вселился? –
- Да беса то, Калиныч, Вероникой кличут. –
Вероникой? Это не Волкова, случайно, секретарша Смирнова? –
- Она самая. Задурила Матюхе голову, вот он и озверел. В прошлом то году она с Алешкой Самойловым крутила, тот малолетка совсем. Ладно, парня в армию спровадили, так ей теперь Андронов приглянулся. –
Ясен перец, это тебе не сосунок. Молодой специалист, опять же перспектива на будущее. –
Пока Калиныч внимательно слушал дядю Юру, Матвей почти уснул, всхлипывая и уронив голову на стол.
Пока он еще мог передвигать ногами, его доволокли до его мотоцикла, погрузили в люльку. Дядя Юра клятвенно заверил , что доставит крестника к себе и до утра не спустит с него глаз.
Оставшись один, Калиныч задумался. Что то его смущало после разговора с дядей Юрой, но он не мог вспомнить, что именно.
В голову уже ничего не приходило, и он решил, что утро вечера мудренее, и с него на сегодня хватит.