Всего двадцать пять лет назад атмосфера нашей планеты изменилась. Постепенно голубое небо превратилось в бледно-розовое полотно, словно мы очень быстро переместились на Венеру, а содержание кислорода в воздухе резко уменьшилось, от чего дышать стало намного тяжелее. Да и примесь кислого и металлического воздухом теперь не назовёшь. Людям приходится закупаться баллонами с кислородом и всё время передвигаться в масках.
Мы покупаем воздух. Естественный продукт, который ещё тридцать лет назад был доступен каждому бесплатно, теперь необходимо покупать в аптеках, чтобы выжить. Смешно. Но это, к сожалению, именно так.
Я Ева и мне уже девятнадцать. Я никогда не видела голубое небо и ярко солнце, не слышала, как поют птицы или как они кружат над городом, не вдыхала чистый прохладный воздух, не знала, что такое отдыхать на природе. Всё это у меня отняли.
Мы с мамой живём в провинциальном городе. Большую часть времени проводим дома и со страхом смотрим новости, потому что боимся услышать, что нашей планете скоро придёт окончательный конец. Днём я учусь в единственном университете города. Остальные закрылиcь из-за отсутствия финансирования. Нас учится немного: большинство бросили учёбу и устроились на работу, чтобы помогать родителям, а кто-то... просто умер.
Моя мама сразу настояла на том, чтобы я закончила обучение, даже если это не пригодится в будущем. Она всегда говорит, что надо жить настоящим, а мне не хватает смелости убедить её в обратном. Планета умирает, а мы вместе с ней, но если маме будет спокойно от того, что я всё-таки закончу университет, то я сделаю это, несмотря ни на что.
— Ев, ты чего застыла? – из мыслей меня вырывает голос Марты. — Пойдём, а то на пару опоздаем.
— А, да, пара, точно, – вспоминаю я, поднимаясь из-за стола. Большой перерыв закончился, пора возвращаться в аудиторию.
— Так о чём ты думала? – любопытствует Марта, когда мы спускаемся по ступенькам, направляясь через переход в другой корпус.
— О нашей планете, городе и жизни, – чуть отстранённо произношу я. На самом деле говорить об этом сложнее, чем думать. Буквы не складываются в слова, а слова – в предложения.
Марта не удивлена. Эта тема настолько актуальна, что сложно кого-то шокировать.
— Что надумала на этот раз? – она подтягивает спадающую лямку сумки.
Я вздыхаю и поправляю очки.
— Ну, ничего нового. Нам всем необ… – договорить мне даёт резкий тяжёлый стук падения, а потом крик человека. Ни секунды немедля, мы с Мартой бежим в сторону звука.
За углом застаём небольшую толпу, окружающую парня. Кто-то пытается ему помочь, но большинство удивлены происходящим. Они стоят, словно в ступоре. Мы пробираемся чуть вперёд, чтобы получше разглядеть. Как только мне удаётся обойти высокую девушку, мои глаза расширяются от увиденного: парень сгорбившись и с опущенной головой сидит на полу, а рядом с ним лежит открытый баллон. Сломанный измеритель уровня кислорода валяется возле его ног. Наверно, разбился, когда баллон упал. Трубочка не повреждена. Кажется, даже немного поступает кислород.
— Он, что, мёртв? – в ужасе шепчет Марта мне в ухо.
— Не знаю, – тем же тоном отвечаю я. — Может, просто без сознания?
Так сразу и не скажешь. Вокруг него обеспокоено хлопочет ещё один парень – возможно, его друг. Он призывает смотрящих помочь хоть чем-нибудь, но никто так и не удосуживается сдвинуться с места. Я озираюсь по сторонам: люди до сих пор удивлённо взирают на произошедшее. Две девушки по левую руку от меня тихо переговариваются, но я всё равно слышу, что они говорят.
— Кошмар! Интересно, как такое могло произойти?
— Баллоны же капец какие дорогие.
— Да не говори. Не повезло парню.
Мне становится не по себе от услышанного. Их больше заботит сломанный баллон, что, конечно, тоже ужасно, а не состояние бедного парня. Морщусь и, вздохнув полной грудью, выбегаю вперёд. Позади раздаётся голос Марты:
— Ева!
Я игнорирую её.
Его друг поворачивается на звук, и я замечаю облегчение в глазах.
— Я не знаю, что делать, – обречённо произносит он.
— Надо позвать преподавателей или кого-то из сотрудников универа, – твёрдо говорю я, опускаясь рядом с бессознательным парнем.
— Да, ты права. Посиди здесь, пожалуйста. Я сбегаю за помощью.
— Конечно. Давай быстрее. Может, поменять ему баллон? – предлагаю я.
— Это был его последний.
И он убегает, не дождавшись ответа.
Помощи долго ждать не приходится. Как только парень скрывается за поворотом, за другим появляется преподаватель. Он сразу же замечает толпу студентов и быстрым шагом направляется к нам. Я узнаю в нём нашего препода по «Информационной безопасности» – Бронислава Степановича. Некоторые из толпы спешно ретируются, покидая место события, но самые стойкие всё-таки остаются. Только не знаю, чтобы поглазеть, что будет дальше, или действительно заинтересованы в судьбе несчастного.
— Ева? – Бронислав Степанович удивлён, увидев, что я здесь, а я радуюсь, что меня узнали. — Что тут стряслось?
Соколов обеспокоенно опускается рядом с парнем и сразу же тянется проверять пульс.
— Он жив? – боюсь спрашивать, но всё-таки беру себя в руки и задаю вопрос.
— Пульс очень плохо прослеживается. Нужно срочно в медицинский пункт. Так, что тут произошло? – он оглядывается вокруг, а затем достаёт телефон, набирая какой-то номер.
— Я не знаю точно. Мы прибежали, когда всё случилось. Этот парень уже лежал без сознания.
— С ним кто-то был? – Бронислав Степанович подносит аппарат к уху.
Однако ответить я не успеваю. На том конце поднимают трубку, и преподаватель переключается на другой разговор.
— Срочно: в восьмой корпус кислород. Юноше плохо. Серьёзное повреждение личного баллона, – отчеканивает он, заканчивает вызов и убирает смартфон в карман пиджака.
— Его друг убежал за помощью, – напоминаю я. — Уже должен вернуться.
— Очень хорошо, – препод не смотрит в мою сторону. С осторожностью укладывает голову парня на свой портфель.
Мы в тишине наблюдаем за движениями Бронислава Степановича, пока он не произносит:
— Думаю, вам всем лучше пойти на пару, – переводит взгляд на меня, — ваша помощь уже не понадобится.
Я киваю, поднимаясь, и беру сумку, что оставила поодаль от происходящего. В последний раз смотрю на бедного парня. Можно было бы сказать, что он спит, однако бледность наводит на другие мысли.
Те несколько человек, которые остались наблюдать, начали расходится по своим делам. Мы с Мартой тоже направились в сторону нужной аудитории. Теперь к беспокойству об этом молодом человеке добавился страх, что нас не пустят на порог аудитории. От начала пары прошло, наверно, минут двадцать, если не больше.
Мы идём в тишине. Разговаривать сейчас не хочется совсем, да и не получится. Каждая думает о своём, но вслух вряд ли произнесёт. Уже подходя к кабинету, мы встречаем друга того парня. Сначала он, словно ветер, проносится мимо нас, но в какой-то момент, поняв, кто мы, останавливается. Мы следуем его примеру.
— А вы что здесь делаете? – хмурится он.
— Пришёл препод и отпустил нас, – отвечает Марта.
— А, – с облегчением выдыхает, – спасибо!
Я улыбаюсь. Парень кивает и убегает. Я смотрю ему вслед и мысленно желаю, чтобы эта история закончилась хорошо. Но Марта пихает меня в плечо и призывает двигаться дальше. Я подчиняюсь, однако в голове проскальзывает мысль, что нас всё-таки не пустят даже на порог аудитории.
Подруга, не мешкая, стучится в дверь. Я глубоко вздыхаю и заглядываю в кабинет.
— Извините за опоздание, Виталина Антоновна. Мы можем войти? – мягко спрашиваю я. Марта подталкивает меня вперёд, но я бью её по рукам.
Виталина Антоновна, что-то до этого говорившая, замолкает на полуслове. Медленно поворачивается в нашу сторону, и её лицо искажает гримаса бешенства. Кажется, зря мы вообще пришли на эту пару.
— Максимова! Никитина! Пара длиться уже двадцать пять минут, и вы хотите, чтобы я впустила вас?! Если теряетесь во времени, то купите себе часы! – я и представить не могла, что в таком маленьком и хрупком теле может быть настолько громкий голос. Наверно, её тираду слышали ближайшие к нам аудитории. Честно, неприятно, когда на тебя кричат, но с Виталиной Антоновной бессмысленно спорить, потому что она права.
— Так вы нас не впустите? – вмешивается Марта.
— Вы правильно меня поняли, Никитина! Выметайтесь! Устно сдадите сегодняшний материал на следующей паре! – жестом велит нам уходить, а затем сразу же возвращается к объяснению материала.
Я обречённо вздыхаю. Ничего другого ожидать не приходилось. Марта пытается возражать, однако я успеваю её остановить. Сейчас лучше промолчать, иначе будет только хуже. Тащу подругу дальше по коридору, пока мы не оказываемся в холле.
— Успокойся, тут уже ничего не сделаешь.
— Так нечестно, – злится она.
— Ты же знаешь, что Виталина Антоновна не любит, когда опаздывают на её пару.
— Отстой.
— Пойдём домой, – предлагаю я. — Всё равно последняя пара.
Марта минуту молчит. Я вижу по её глазам, что она до сих пор злится. Однако сдаётся и произносит:
— Ладно, пойдём.
Я улыбаюсь. Поправляю ремень сумки с баллоном, и мы идём на выход.
На улице по привычке смотрю на небо. Оно бледно-розовое. Никакого изменения. Снова накатывает грусть. Как же хочется вживую взглянуть на голубизну и бескрайни простор небосклона, а не на картинках в учебниках. Вспоминается тот парень. Надеюсь, что с ним действительно всё хорошо. Ведь это такая глупая смерть.
Останавливаюсь, оглядываясь вокруг. Люди. Они умрут. Один за другим. Но планета – нет. Она будет жить. В каком бы состоянии она не была.
— Ты чего? – беспокоится Марта.
— Всё хорошо, – произношу я. — Просто опять задумалась.
— Слушай, мой тебе совет: перестань так много думать, до добра это точно не доведёт.
— Спасибо. Обязательно воспользуюсь твоим советом.
Мы спускаемся по ступенькам и идём вперёд. Я не знаю, что нас ждёт дальше. Но в чём точно уверена – жить надо сейчас, без страха, без сомнений, потому что нет никакой гарантии, что в следующий миг нас не станет.