Parturiunt montes.
Несколько лет толковали нам, что г. Гоголь написал роман: Мёртвые души, который превзойдёт все прочие его сочинения, в котором раскроется весь необыкновенный талант его. Наконец, в пятой книжке Москвитянина, объявили, что роман отпечатан. Мы бросились в книжную лавку, и имели счастие купить один из первых экземпляров, полученных в С. Петербурге, книжку довольно толстую, напечатанную чётко, на хорошей бумаге, в жёлтой обёртке с странными и уродливыми арабесками. Прочитали её раз, прочитали другой, и сообщаем читателям нашим чистосердечное выражение нашего о ней мнения, с которым, вероятно, согласятся все беспристрастные и благонамеренные чтители талантов г. Гоголя.
Содержание этого романа, вкратце, следующее. Один чиновник, выгнанный из службы за воровство и злоупотребления, вздумал поправить своё состояние тем, что стал скупать у помещиков души крестьян их, умерших после ревизии, с тем вероятно, чтоб заложить сии существующие только на бумаге души, в Кредитных Установлениях. Он приехал с этой целью в какой-то губернский город, познакомился там с чиновниками и помещиками, и накупил искомого товару порядочное количество, но не разбирая людей, к которым обращался, вскоре увидел, что его плутни обнаружены, и поспешил выбраться из города, встревоженного слухами — сначала о мнимом его богатстве, а потом о вредных и небывалых его замыслах. Вот и всё. Чичиков жестоко смахивает на Хлестакова, в Ревизоре: там вздорный мальчишка всполошил всех дураков и негодяев в городе, здесь отъявленный негодяй привёл в недоумение целую губернию.Тот без разбору занимает у всех деньги; этот у всякого спрашивает, не имеет ли на продажу мёртвых душ. Оба они вовремя уезжают с поприща своих подвигов, и освобождают автора от необходимости распутывать узел, впрочем, очень неискусно завязанный.
Чем же наполнены четыреста семьдесят пять больших страниц этого тощего содержанием романа? Описанием местности разных сцен его, изображением наружности действующих лиц, и их разговорами, разными эпизодами, вставками, шуточками и прибаутками. Тут очень много забавного, смешного, зорко подмеченного и счастливо переданного, много характерного из низших слоёв нашей публики; много острых слов и метких выстрелов в невежество, глупость и пороки. Попадаются умные суждения, верные и разительные замечания, но всё это утопает в какой-то странной смеси вздору, пошлостей и пустяков. Все лица, выведенные автором на сцену, более или менее карикатурны; все, как говорит Простакова в Недоросле, дураки или воры. Нет ни одного порядочного, не говорим уже честного и благородного человека. Это какой-то особый мир негодяев, который никогда не существовал и не мог существовать.
В оправдание автору можно сказать, что они не хотел представлять действительного мира, в котором смешано доброе и злое, истинное и ложное, умное и глупое; он хотел написать карикатуру, и внести в неё всё смешное, что только успел заметить в свете. Но не всё то, что случается и говорится, годно для романа, для поэзии, не всё то может интересовать и быть приятным в книге, что заставляет нас улыбнуться на улице или на извозчичьем дворе.
Удивляемся безвкусию и дурному тону, господствующим в этом романе. Выражения: подлец, свинья, свинтус, бестия, каналья (стр. 196 «в театре одна актриса каналья, так пела как канарейка») ракалья, фетюк (*), скалдырник, мошенник, бабёшка, чортов кулак, напакостит, скотина, подстёга, Вшивая Спесь (название селения) составляют ещё не самую тёмную часть книги. Многие картины в ней просто отвратительны; таковы, например, изображение лакея (стр. 33, который «спал не раздеваясь так как есть, в том же самом сертуке, и носил всегда с собою свой особенный воздух, своего собственного запаху!»), утирание мальчику носа за столом, стр. 33 (иначе бы, говорит автор, канула в суп препорядочная посторонняя капля); рассказ о поручике(стр. 56), (который не выпускал изо рта трубки не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих местах); описание подвигов Поручика Кувшинникова (стр. 125), история блох (стр. 156 и 157) преотвратительная; выражения наверху 165 страницы, ещё на стр. 189 вверху и внизу; на стр. 219: («Идите в комнаты! сказала ключница, отворотившись и показав ему спину, запачканную мукою, с большой прорехою пониже;») портрет Плюшкина, (стр. 235); беседа на улице (стр. 250); одно место на стр. 260; ещё на стр. 303; описание замыслов при дамском наряде(стр. 314); на стр. 333, внизу; и проч. и проч. Не понимаем, для кого автор малевал эти картинки! Похвалы людей, которым они могут нравиться, его не утешат!
Язык и слог самые неправильные и варварские. Не говорим о вводных речах героев и героинь автора: они говорят как должно, или как не должно. Но в собственных его речах, господствует самое дерзновенное восстание против правил грамматики и логики. Например: (стр. 8). «Молодой человек оборотился назад.» (стр. 14). «Скромно темнела (вм. темнелась) серая краска.» (стр. 16). «Отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою.» (стр. 23). «Собакевич с первого раза ему наступил на ногу, сказавши: прошу прощения.» Нет! Наступивши на ногу, сказал: и проч. (стр. 35). «Не без радости был вдали узрет полосатый шлагбаум.» Узрет! (стр. 41). «Если коснёшься задирающего его предмета.» Мы очень любим употребление причастий, и отнюдь не согласны с теми, которые хотят заменять их беспрерывным который, но есть случаи, в которых причастие неуместно, например, и в следующем (стр. 230): «помещик, кутящий во всю ширину Русской удали и барства.» (стр. 51). «При (?) них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою.» Нет! Стоявший при них учитель поклонился, и проч. На стр. 62 и 87 автор употребляет выражения носовые ноздри. Любопытно знать, есть ли в свете какие нибудь не носовые ноздри. (Стр. 69). «М. долго стоял на крыльце, провожая глазами удалявшуюся бричку, и когда она уже совершенно стала не видна.»Это не по-Русски. Должно сказать: пропала из виду, скрылась, и т. п. Стр. 79. «Предположения, сметы и соображения, блуждавшие по лицу его, видно были очень приятны, ибо ежеминутно оставляли после себя следы довольной усмешки.» Не постигаем! (стр. 80). «Свет мелькнул в одном окошке и досягнул туманною струёю до забора, указавши нашим дорожным ворота.» Прежняя ошибка! (стр. 85). «У тебя вся спина и бок в грязи! Где так изволил засалиться? — Ещё слава Богу, отвечает он, что только засалился.» Нет, не засалился, а выпачкался. Засалиться не значит просто se salir, а запачкаться салом. (стр. 98). «Вы их не сыщите на улице.» Нет, не сыщете. (стр. 99). «Открыла рот.» Нет! Разинула рот. (стр. 102). «Доверенное письмо.» Нет, верющее письмо. (Там же). «Перины вынесены вон.» А мы думаем, что просто вынесены. (стр. 111). «Колёса брички захватывая её (грязь) сделались скоро покрытыми ею, как войлоком.» По-Русски, просто говорят: покрылись ею. (стр. 117). «Заиндивевший самовар.» Удивительно: самовар, покрытый инеем! (стр. 163). «Ч. стал бледен, как полотно. Он хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились без звука.» Стал бледен — вместо побледнел. Слово чувствовал лишнее. (стр. 173). «Лошади попятились назад.» А почему не вперёд? (стр. 173). «Мужики стоят, зевая с открытыми ртами.» (стр. 297). «Кто-то вбежал в попыхах.» Автор, вероятно, хотел сказать: запыхавшись. В попыхах значит совсем иное: надмен в счастии (см. Словарь Российской Академии.) (стр. 228). «Тут он произвёл небольшое молчание.»(стр. 252). Потребовавши самый лёгкий ужин, состоявший только в поросёнке.»(стр. 405). «Много совершилось в мире заблуждений, которых бы казалось теперь не сделал и ребёнок.» «Совершились заблуждения, сделать заблуждения», то и другое невозможно. В заключение выписываем место, которое может идти в образец торжественной высокопарности: (стр. 230) «Чего нет у него? Театры, балы; всю ночь сияет убранный (?) огнями и плошками (без огней?), оглашенный громом музыки, сад. Полгубернии разодето и весело гуляет под деревьями, и никому не является дикое и грозящее в сем насильственном освещении, когда театрально выскакивает из древесной гущи озарённая поддельным светом ветвь, лишённая своей яркой зелени, а вверху темнее, и суровее, и в двадцать раз грознее являет чрез то ночное небо, и далеко трепеща листьями в вышине, уходя глубже в непробудный мрак, негодуют суровые вершины дерев на сей мишурный блеск, осветивший их корни.»
Довольно для исполнения тяжкой обязанности рецензента указывать ошибки и недостатки. Обратим теперь внимание читателя и на хорошие стороны книги, которую автор, для шутки, назвал поэмою: это просто положенный на бумагу рассказ замысловатого, мнимо простодушного Малороссиянина, в кругу добрых приятелей, которые отнюдь не погневаются за смелые выражения, нестерпимые в чопорных гостиных, в кругу разодетых барыв, не требуют ни плана, ни единства, ни слога, только было бы чему посмеяться. Никто из них не скажет: мове жанр и мове гу!
Автор, как мы выше сказали, мастерски рисует сцены из простонародного быта, из круга сельских помещиков, подьячих, ямщиков, крепостных людей, и т.п. Укажем на самые удачные: картина дерзости над низшими в подлости пред старшими (стр. 91); похмелье кучера (стр. 109); речи буяна Ноздрева (стр. 191 и след.); характер его (стр. 134); беседа играющих в шашки (стр. 159); происхождение грубой рожи (стр. 179); изображение скряги Плюшкина (стр. 223) и далее, общие сапоги для всей дворни (стр. 227), допрос беспаспортного (удивительная верностью картина! стр. 264); портрет полицмейстера (стр. 287); любовное письмецо провинциалки (стр. 309); болтовня двух дам, длинноватая, но презабавная (стр. 439); деликатный взяточник (стр. 445); картина лихой тройки, оканчивающая поэму.
Ещё должны мы упомянуть об умных, резких замечаниях автора на счёт слабостей и глупостей людских. Таковы например: об обманчивой с первого взгляда фигуре добрых людей (стр. 41); как в свете измеряют ум и любезность человека (стр. 48); слабость мнимо упрямых (стр. 130); об изменении девиц в обществе (стр. 176); удалые выражения Русского народа (стр. 206); мысли путешественника по приближении к городу или селению (стр. 211 и сл.); проявление чувства на деревянном лице скряги (стр. 241); молодость и старость (стр. 244); радость возвращения домой (стр. 255); раздражительность читателей (стр. 345); тактика учёных диссертаций (стр. 363); заседания разных наших обществ (стр. 383), и многие другие.
Не можем отказаться от удовольствия выписать некоторые из указанных нами мест.
Стр. 206. «Выражается сильно Российский народ! и если наградит кого словцом, то пойдёт оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом не хитри и ни облагораживай своё поприще, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во всё своё воронье горло, и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесённое метко, всё равно, что писанное, не вырубливается топором. А уж куды бывает метко всё то, что вышло из глубины Руси, где нет ни Немецких, ни Чухонских, ни всяких иных племён, а всё сам — самородок, живой и бойкий Русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как паспорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос, или губы — одной чертой обрисован ты с ног до головы!»
Стр. 345. «Теперь у нас все так раздражены, что всё, что ни есть в печатной книге, уже кажется им личностью: таково уж видно расположение в воздухе. Достаточно сказать только, что есть в одном городе глупый человек, это уже и личность: вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: ведь я тоже человек, стало быть я тоже глуп, словом, вмиг смекнёт, в чём дело.»
Стр. 383. «Вообще мы как-то не сдались для представительных заседаний. Во всех наших собраниях, начиная от крестьянской мирской сходки до всяких возможных учёных и прочих комитетов, если в них нет одной главы, управляющей всем, присутствует препорядочная путаница. Трудно даже и сказать, почему это; видно уже народ такой, только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать, как-то клубы и всякие воксалы на Немецкую ногу. А готовность всякую минуту есть пожалуй на всё. Мы вдруг, как ветер повеет, заведём общества благотворительные, поощрительные и ни весть какие. Цель будет прекрасна, а при всём том ничего не выйдет. Может быть, это происходит от того, что мы вдруг удовлетворяемся в самом начале, и уже почитаем, что всё сделано. Например, затеявши какое нибудь благотворительное общество для бедных, и пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас, в ознаменование такого похвального поступка, задаём обед всем первым сановникам города, разумеется на половину всех пожертвованных сумм; на остальные нанимается тут же для комитета великолепная квартира, с отоплением и сторожами, а за тем и остаётся всей суммы для бедных пять рублей с полтиною, да и тут в распределении этой суммы ещё не все члены согласны между собою, и всякий суёт какую нибудь свою куму.»
Выписав эти строки, которые в книге имеют ещё много себе подобных, не можем ещё не подосадовать на автора за равнодушие его к своему таланту. Он добровольно отказался от места подле образцовых писателей романов, чтоб стать ниже Поль де Кока! Жаль! Очень жаль!
(*) Автор замечает, в выноске, (стр. 143) об этом слове: «Ѳетюк слово обидное для мужчины, происходит от буквы Ѳ, буквы почитаемой некоторыми неприличной буквой.» Это что?
«Северная пчела», № 137, 22 июня 1842 года
