«Ни отцы, ни деды наши не видали такой жестокой сечи», — писал новгородский летописец об этой битве. Но это – не о Ледовом побоище. Четверть века спустя произошло сражение, о котором новгородцы, пережившие Ледовое побоище, говорили как о самой крупной битве с немецкими рыцарями.
Поход новгородцев
В 1267 году новгородцам пришла фантазия захватить город Раковор (современный Раквере) в той части Эстонии, которая в ту пору была подвластна датчанам. С этой целью в Новгороде подготовили стенобитные орудия, а самое главное – заключили договор о нейтралитете с Тевтонским Орденом. Немецкие рыцари поклялись, что не будут мешать новгородцам разделаться с датчанами.
Новгородцы призвали к себе, для предводительства войском, двух сыновей великого князя Ярослава – Святослава и Михаила, сына Александра Невского Дмитрия из Переславля, и литовского князя Довмонта из Пскова. С такими витязями во главе победа казалась обеспеченной.
В январе 1268 года русское войско пересекло границы.
Карамзин, освещая Ледовое побоище, посвятил ему пятьдесят строк своей «Истории государства Российского», а Раковорскую битву – сто строк. Уже из одного этого видно, сколь большее значение придавали Раковорской битве современники.
«Россияне надеялись легко управиться с датчанами, шли к Везенбергу тремя путями, разоряли селения, — пишет Карамзин, — и зная, что многие жители скрываются в одной неприступной пещере со своим имением, посредством какой-то искусственной машины пустили туда воду: бедные эстонцы выскочили и без милости были изрублены в куски; а добычу, найденную в пещере, новгородцы отдали всю князю Димитрию».
Русское войско подошло к Везенбергу или Раковору. Но тут…
Ничья
Тевтонские рыцари, по своему обыкновению, нарушили клятву и выступили против русских. Разве могли они упустить такой случай?
Подойдя к Раковору 18 февраля 1268 года, новгородцы увидели против себя тевтонское войско. Им предводительствовали сам магистр Ордена Отто фон Роденштейн и епископ Дерптский Александр. Новгородцы видели, что они не могут ни взять, ни осаждать города, пока не ликвидируют для себя эту угрозу с тыла.
«Новогородцы немедленно перешли за реку и стали против железного немецкого полку, — пишет Карамзин, — сын Ярославов, Михаил, на левом крыле; Довмонт Псковский, Димитрий и Святослав на правом. Ударили смело и мужественно с обеих сторон… Новогородцы, имея дело с отборною немецкою фалангою, падали целыми рядами. Посадник Михаил и многие чиновники были убиты; тысячский, именем Кодрат, пропал без вести, а князь Юрий Андреевич обратил тыл. Псковитяне, ладожане стояли дружно. Наконец, князь Димитрий и новогородцы сломили неприятелей и гнали их семь вёрст до самого города, но возвратясь на место битвы увидели ещё другой полк немецкий, который врезался в наши обозы».
Спустившаяся темнота раннего зимнего вечера прекратила битву. На утро тевтонцев не оказалось на поле сражения. По обычаю того времени, победителем считался тот, за кем осталось поле боя.
Но новгородцы были слишком обессилены потерями, чтобы продолжать войну дальше. Они возвратились домой. Были ещё в той войне сражения, но в конце концов был заключен мир, по которому ни одна из сторон не получила территориальных выгод. Вообще, за многие столетия граница между Новгородскими владениями и Тевтонским Орденом не менялась.