Продолжая заниматься делом следователя Ивана Чебышева я столкнулась с интересным фактом в его биографии: в 1719 году он сам попал под следствие, будучи обвиненным ни много, ни мало как в организации цареубийства. В историю этот факт вошел под названием «дело драгуна Полибина».
Итак, 11 сентября 1719 года с каторжного двора в Санкт-Петербурге в Канцелярию полицмейстерских дел был прислан бывший драгун Великолуцкого полка Андрей Полибин, сказавший за собой «государево слово и дело».
Надо отметить, что в период правления Петра I со стороны государства всячески поощрялись доносы на чиновников со стороны простого люда. В какой-то степени они позволяли выявить казнокрадство и «перегибы на местах», с которыми Петр отчаянно боролся. В случае, если жалоба подтверждалась фактами, человек мог рассчитывать на денежное вознаграждение, но если жалобщик возводил напраслину, то кара государства была сурова. Право на «донос» было у любого человека, в том числе и у того, кто уже был арестован и содержался под стражей. Такой вот каторжник Андрей Полибин сообщил, что у него содержаться документы, обличающие некоторых чиновников в злом умысле.
Генералполицмейстер A.M. Девиер доложил о Полибине царю, и тот велел осмотреть каторжника и, «ежели у него явятца какие писма, то, не смотря оныя, запечатав», объявить ему самому". Писем не обнаружилось, но Полибин сообщил, что «ко оправданию его писма» находятся у его брата. По указанному Полибиным адресу никакго брата не нашли.
Девиер сопроводил каторжника запиской и отослал в Преображенскую канцелярию, где Полибин внезапно изменил первоначальные показания. С его слов выходило, что письмо для подачи царю вручил ему содержавшийся на том же каторжном дворе солдат Дмитрий Шестаков. В упомянутом письме содержался «извет» на некоего суздальского подьячего, имевшего намерение извести, то есть убить, государя.
Посидев несколько дней в застенках, вызванный на допрос Полибин сообщил, что упомянутое письмо он уничтожил там же в присутствии Шестакова, еще одного колодника Нагаева и караульных гренадеров. После очных ставок с предполагаемыми свидетелями и привода в застенок (6 октября) бывший драгун повинился, сказав, будто на Шестакова и другого колодника «затеял он напрасно, желая себе избавление от каторжной работы». Полибина пытали, пытаясь выбить правдивые показания, но он ничего другого не сказал, а потому был отправлен опять в крепость.
Однако 11 ноября он вновь заявил «слово и дело». Новые его показания были такие: московский вице-губернатор B.C. Ершов и лейб-гвардии майор А.И. Ушаков в конце декабря 1717 г. собирались убить царя «на потехе» на Царицыном лугу в Москве. К тому же называли поносными словами царицу Екатерину Алексеевну и Царевича Петра Петровича. Последнему не хотели «в наследии креста целоват[ь]» и желали выбрать иного царя - «из руских знатную персону». Обо всем этом якобы значится в письмах знатных господ, переданных Полибину секретарем Ершова и спрятанных на квартире у посадского в Красном Селе. По просьбе драгуна посадский прислал их 7 ноября 1719 г., и тот отдал письма с доношением фискалу Никифору Рюмину для объявления обер-фискалу А.Я. Нестерову, а затем и царю.
Вернемся на несколько лет назад. Если верить показаниям самого Полибина, то он был беглым с 1714 года. В 1717 году, Полибин был арестован за кражу лошади следователями канцелярии Ивана Плещеева, начальника и давнего, еще по Преображенскому полку, друга Ивана Чебышева. В 1718 году, Полибин первый раз воспользовался своим правом, заявив свое «слово и дело» и дал показания на неких Челищевых. По словам Полибина, его четырежды водили на Генеральный двор, и допрашивал его майор Ушаков, занимавшийся в то время розыском по делу царевича Алексея. Расчет Полибина на то, что его дело станет известно государю и он сможет получить личную встречу, пусть и в таком странному варианте, не оправдались.
Из Земской канцелярии Полибина перевели в тюрьму Преображенского приказа, где 30 марта 1718 г. он подал письмо со своими показаниями фискалу Никифору Рюмину, пришедшему в Преображенский приказ навестить свойственника, колодника Матвея Немолотого. В письме содержался донос на двух начальников розыскных канцелярий — поручика лейб-гвардии Преображенского полка князя М.Я. Лобанова-Ростовского и Ивана Самойловича Чебышева.
Содержание письма было примерно следующим: 1 декабря 1717 г. Лобанов-Ростовский и Чебышев якобы замышляли убить царя на потехе на Царицыном лугу.
Выбор Рюмина в качестве «проводника» к царю был не случаен, потому как у Рюмина были свои обиды к князю Лобанову-Ростовскому, о которых он собирался жаловаться, поэтому «добавочная» жалоба Полибина была ему на руку, придавая веса его собственным показаниям.
В начале апреля Полибин отправил еще один извет царю с арзамасским подьячим Тимофеем Поповым, некоторое время содержавшимся в Преображенском приказе.
В расспросах 31 марта и 9 апреля Полибин подтвердил донос на Лобанова-Ростовского и Чебышева, указав в качестве источника извета подслушанный в канцелярии Плещеева разговор последних и письмо колодника той же канцелярии, умершего еще в конце декабря 1717 г.
Кроме того, якобы на сохранении у человека Полибина имелось еще одно письмо — заключенного Преображенского приказа Надеина, свидетельствовавшее о связи рязанского архиерея с Мазепой и компрометировавшее Ф.Ю. и И.Ф. Ромодановских: они будто держат в своей вотчине людей атамана Некрасова и вместе с приказными служителями «запытали» многих доносителей и уничтожили «великие дела».
Девятого июня того же 1718 г. перед князем И.Ф. Ромодановским беглый драгун дал новое показание. В марте 1713 г., будучи на постое в Санкт-Петербурге, он навещал стольника А.Ф. Лопухина, который приходился ему дядей, и просил взаймы денег. Лопухин послал его за неким «составом» в город Корелу к иноземцу, купцу Христофору Немирову. Иноземец передал Полибину железную коробочку, привезенную из Або (Швеция), в которой оказалось восемь медных сосудов с разным зельем и в одном - «вощаной человек». С помощью этих составов Лопухин намеревался-де извести царя и снова сделать свою сестру царицей. Вернувшись в Петербург, Полибин стольника не застал, а стольникова жена отказалась принять коробочку, потому он и зарыл улику на Адмиралтейской стороне. Свидетелем драгун назвал дворецкого Лопухиных П. Сунгурова. Полибин хотел известить Петра I, однако тот был в Ревеле, а затем сам Полибин находился в бегах. 21 августа 1718 г. драгун, вновь давая показания, соединил вместе три извета - на Чебышева с Лобановым-Ростовским, на Ромодановских и на Лопухина. Все они, по его словам, вели переписку, в которой излагались планы убить государя и выбрать царем князя И.Ф. Ромодановского, а письма Лопухина к иноземцу Немирову и Лобанова-Ростовского к Лопухину Полибин готов был предъявить следствию.
#генеалогия #делоЧебышева