Дед нашел Альку на помойке.
На самом деле - не на помойке, конечно. Это она сама над собой так невесело шутила. Рядом, на ближайшей скамеечке. Вот кто и зачем поставил скамеечку эту возле дворовой помойки, пусть и в тени кустов? Кто на ней сидеть-то станет?
А вот стала. Алька.
Просто сил идти домой у неё не было. Ни сил, ни желания. Да она и мусор-то пошла выносить потому только, что уже невмоготу было дома. Видеть ехидную кривую улыбку отчима? Слышать горестные материны вздохи?
Ну да, да, да! Говорили они, предупреждали, что не поступить ей в медицинский – просто так, без блата, без денег. С ее не «пятерочным» аттестатом: средний балл - четыре с половиной. Советовали другой ВУЗ, попроще.
Она-то надеялась на хорошие знания по экзаменационным предметам, на отличные характеристики из школы, на справку из детского лагеря, что «посещала кружок “Юный медик” и показала себя способной к изучению медицины»… Ничего не помогло. И ведь экзамены сдала хорошо и отлично, а баллов все равно не хватило.
Алька так мечтала, что будет учиться в меде! Может быть, удалось бы даже общежитие выпросить! А что? Она сама – наполовину сирота. Квартира у них двухкомнатная. И получается, что в этой «двушке» фактически две семьи – мамина новая: мать, отчим, и двое малышей-погодков. И она, Алька. Её же можно считать за отдельную семью? Ну, пускай не семью, но отдельного, другого, не этой семьи человека?
Получилось бы или нет с общежитием – теперь уже неважно. Всё равно главное – учеба в институте – не вышло. Можно, наверное, попытаться в медучилище пройти. Но это – не то, не то!
Студентка мединститута! Вот что могло бы доказать этому «новому папочке» что она, Алька, не просто довесок мамин, досадный к тому же, и не нянька его драгоценным деткам, и не прислуга «за всё». А личность. Самостоятельный и взрослый человек!
С самого начала, как он явился жить к ним, Алька поняла – всё. Конец их спокойному, размеренному житью. Конец вечерним посиделкам с мамой, уютным вечерам, когда мама вязала под телик, а она читала или делала уроки. Или даже слушала музыку через магнитофонные наушники… Теперь мамины вечера были заняты им, отчимом. А потом новорождённым Тимкой. И через год с небольшим – вторым сыном, Димкой…
А её, Алькины, вечера с рождением братишек стали заполнены домашними делами. Вымыть посуду, понянчить то одного, то другого карапуза, простирнуть их одёжки, погладить, и так далее, и так далее, и так далее…
Конечно, её не заставляли всё это делать. Но ей так жалко было маму! Та стала совсем не той беззаботной веселушкой, как раньше, а все больше и больше становилась обыкновенной усталой и замотанной тёткой. Чего уж, кажется – муж есть, нормальный, в общем-то мужик, детки новые, здоровенькие, симпатичные… А вот поди ж ты…
И характер у неё стал портиться. Всё больше хмурилась да ворчала теперь. И с Алькой никогда даже не улыбнётся.
Может, всё дело было в отчиме? Вот, вроде бы и хороший он. Работает, зарабатывает. Из магазина сумки тащит. Не пьёт, не курит. И маму, и сыновей любит. И её, Альку, как будто бы и не обижает. Спокойный такой всегда. А только вот – что бы она ни сделала, что бы ни сказала – ухмыльнётся, плечами пожмет. Или рукой махнет. Да все это как-то так, что она себя немедленно начинает дурочкой чувствовать. Неполноценной какой-то.
Да и мама, похоже, тоже так себя чувствовала. И ей то же самое доставалось. Ну вот, например: пирог чуть подгорел. Раньше они с мамой посмеялись бы, корочку подгоревшую срезали – да и всё. А этот вздохнул: «Ну, что ж поделаешь. Не всем дано».
Видали? А сколько ты уже этих пирогов стрескал – хороших, не подгорелых, а?
И вот так – во всём.
А уж когда Алька аттестат получила – ну, ведь хороший аттестат же! – сказал: «Ну, конечно…» и опять ухмыльнулся. А Альке явственно послышалось: «Где уж ей было эти полбалла дотянуть»… А мама до этого улыбалась и Альку хвалила, а тут тоже, как выключили её – нахмурилась, вздохнула…
В общем, когда результаты поступления в меде объявили, Альку не ругали, нет. Только мама весь вечер вздыхала и чуть ли не слёзы вытирала, а отчим ухмылялся да посмеивался знай себе. И такое витало напряжение в воздухе, что Алька не выдержала, схватила мусорное ведро и выскочила из дома. Сидела на лавочке и думала: «Ну и что теперь? Что уж они так-то? Я что, пить начала, колоться? По наклонной дорожке покатилась? Ладно, этот, но мама-то, туда же… Предательница!».
Домой идти не хотелось и плакать тоже не хотелось. Только казалось ей, что душистый и тёплый летний вечер превратился вдруг в душный и серый, как старый, раскрошившийся наполовину асфальт…
- Добрый вечер!
Алька подняла глаза. Напротив стоял дядечка. «Старик» думать не хотелось – уж больно он был строен и подтянут, и глаза не как у стариков – живые, внимательные, чуть улыбающиеся. Хотя по возрасту-то точно старик. Вот у Майки, подружки, дедушка, ему 64, – таких же, похоже, лет. Только у Майкиного дедушки глаза старые, а у этого – молодые.
- Добрый, - буркнула она таким тоном, чтобы сразу было понятно: проходи-ка мимо.
- Разрешите присесть пожилому человеку? А то пока дошел до контейнеров, подустал, - дядечка говорил серьезно, а глаза смеялись.
- Садитесь, - Алька пожала плечами, – если охота у помойки сидеть. Вон лавочка у подъезда.
- Да там скучно одному. А тут компания.
Алька опять пожала плечами.
Компания! Скажет тоже! Вовсе она не собирается его развлекать. Ни разговорами, ни песнями, ни плясками. Народными-хороводными. А потом вдруг испугалась – а может, хватать начнёт? Вон, девчонки рассказывали – такие вот старички, которые уже нормально не могут, к молоденьким подсаживаются и лапают…
Она постаралась незаметно отодвинуться и ногой подтянула к себе мусорное ведро – если что, ведром огреет, и бежать.
- Да не опасайтесь, я не собираюсь к Вам приставать. Вот, даже на край скамейки отодвинусь, видите? И Вам не придется меня развлекать. Скорее, наоборот. Я ведь немножко умею мысли читать. Хотите, Ваши расскажу?
Алька недоверчиво хмыкнула и снова пожала плечами. И поморщилась - похоже, на сегодняшний вечер она заразилась этим жестом от отчима.
- Да-да. Вас обидел кто-то из домашних. Вам не хочется идти домой, но больше некуда. Ну, судя по Вашему возрасту, школу Вы окончили, вероятно, только что. А судя по умному лицу – наверняка окончили хорошо. Значит, пытались в институт поступить, но не получилось. Вот дома и конфликт.
Он говорил неторопливо, негромко, и как-то так, что Альке вдруг стало спокойнее.
- Вообще-то я с парнем поссорилась, и поэтому переживаю, – с вызовом объявила она.
- Если бы это было так, Вы переживали бы дома, или у подружки, а не сидели бы тут.
- А может, я просто переживаю, что не поступила. И никакого конфликта нет.
- Тогда, опять же, Вы переживали бы дома, а Ваши родители Вас утешали, - он вздохнул.
- Да нет у меня родителей! – вдруг вырвалось у Альки. – Вернее, есть, но только мама. И то она не моя теперь, а Тимкина и Димкина. – И неожиданно для себя она расплакалась, утирая слёзы рукой. А другой рукой – нос. Не хватало ещё перед незнакомым дядькой сопли распустить…
И как-то незаметно она ему всё рассказала. И как изменилась мама, и какой никчёмной она себя теперь ощущает…
Дядечка вздохнул:
- Я Вас понимаю. Мне кажется, не всё так плохо. Просто Вы ещё очень молоденькая и всё обострённо воспринимаете. А когда успокоитесь немного, сами поймёте – ничего страшного не произошло… Конечно, хорошо бы Вас сейчас просто напоить горячим чаем. Но – простите, не могу Вас пригласить к себе домой. Совершенно не улыбается статья за совращение малолетних… - он снова вздохнул.
- А я не малолетняя! Мне уже восемнадцать! – вскинулась Алька. – Просто я в школу на год позже пошла, болела!
- Да? – дядечка помолчал. – Ну что ж, тогда приглашаю Вас на чашку чаю. Если не боитесь. И ещё – я бы посоветовал Вам сначала зайти домой, успокоить родителей. Ну, маму, маму, - поправил он сам себя. – Скажите, что Вы у подружки, например. Можете даже назвать номер моей квартиры – 86-я. На всякий случай. Вон, видите, на втором этаже окно светится, штора розовая? Это у меня.
- Перебьются, - буркнула Аля.
А сама подумала: «А если он там, дома, на меня бросится?».
И тут же мысленно махнула рукой: «Ну и пусть»…
***
Аля, пока хозяин готовил чай, оглядела кухню: чисто, аккуратно. Но видно, что живёт мужчина: ничего лишнего, всё очень строго и по делу. Даже прихватки – и те скучно-коричневые… Только занавески на окне были по-девичьи розовыми.
- А почему у Вас занавески такие яркие? И в комнате, Вы сказали, тоже? – полюбопытствовала она.
- Солнышко люблю, - улыбнулся хозяин. – Вот и сделал такие. Даже если на улице пасмурно, все равно кажется, что солнце заглядывает в окна.
Они пили чай с печеньем и конфетами, разговаривали о том, о сём. Олег, так звали дядечку (впрочем, Аля потом стала называть его Дедом), рассказывал о своей семье, о давно умершей жене, о сыне и его семье, которые жили в далёком городе. А Алька – о братишках, о своём отце, хотя помнила его очень мало. Перешли на «ты». Олег специально её об этом попросил, смеясь:
- Не надо подчёркивать мой возраст, ладно? А то я себя старым дедом чувствую.
Это был хороший вечер. Даже несмотря на то, что Олег время от времени теребил её просьбой позвонить домой. И, как оказалось, вечер этот был тем самым затишьем перед бурей…
***
Конечно же, когда она явилась домой чуть позже двенадцати (Олег просто чуть ли не за шкирку её в конце концов привёл), был скандал. Классика жанра: мерзкий запах корвалола в кухне, слёзы и причитания мамы, гадкие слова отчима. Произнесённые свистящим шёпотом (как же, детки спят!), но такие злые, как будто их даже не прокричали – проорали. И бьющие больно, куда больнее, чем надеялась Аля.
Надеялась – потому, что пыталась себя настроить. Ведь прекрасно понимала, что так и будет, знала, что виновата. Но думала, что сможет смиренно принять наказание… Не смогла. Из-за этих вот слов. Самыми убивающими были такие: её тут кормят и вообще держат - из милости. И потому, что он, отчим, очень любит ее мать. А вообще-то она уже достаточно взрослая, чтобы заботиться о себе сама. Совершеннолетняя. И школу ей – ДАЛИ окончить.
Вот так-то.
А самым обидным было даже не это. А то, что мама за неё даже не заступилась. Просто молчала.
Потом, много лет спустя, Аля думала – может быть, мама молчала вовсе не потому, что была согласна с мужем? А просто в тот момент решила, что нужно вот так повоспитывать провинившуюся дочку? Поругать?
***
Дверь была заперта и все ключи демонстративно убраны в карман домашних отчимовых штанов. Только поэтому Аля прошла в детскую, забралась на свою кровать под самым потолком, сунула голову под подушку… В ту ночь она так и не заснула. А может, и заснула. Что-то зыбкое и снова серое, растрескавшееся, душное, заволокло голову.
Утром она дождалась, когда отчим уйдет на работу, а мама, покормив мальчишек, уведёт их гулять. Мама подходила несколько раз, трогала её лоб, гладила по волосам, но Аля упорно делала вид, что спит.
А как только дверь за ними закрылась, быстро вскочила, пробежала в туалет, ванную, на кухне глотнула воды прямо из чайника – хорошо хоть, что та уже успела немного остыть. Схватила кусок булки из хлебницы – почему-то есть хотелось прямо-таки зверски. И побежала в комнату.
Она бросала свою одежду прямо так, не глядя, всю подряд, в дорожную сумку. Выгребла из ящика паспорт, аттестат, кошелёк с какими-то деньгами. Да какие там у неё деньги? Мелочёвка…
Куда она собиралась пойти? Сама не знала. Почему-то главной мыслью была: «Хорошо бы, мама повела мальчишек сегодня на дальнюю площадку». И только выскочив из подъезда, остановилась. Куда? Вокзал? Гостиница? Без денег-то…
Не понимая толком, что делает, пошла в квартиру к Олегу.
Тот открыл дверь сразу, будто стоял и ждал.
- Выгнали? – понимающе кивнул на сумку.
- Нет, сама ушла.
Аля попинала сумку ногой.
- А ты хочешь – выгони. Пойму.
- Нет. Раз уж я заварил всю эту кашу – мне и разгребать.
***
А разгребать пришлось.
Были и скандал с отчимом, который пришёл «бить морду старпёру, совратившему малолетку», и угрозы «написать заявление», и мамины уговоры вернуться домой, «а то от людей стыдно», и косые взгляды соседей: «нашла себе старика», «как не стыдно такому старому такой молоденькой голову дурить». Много всякого было.
А самое главное было – Алька просто жила у Деда. За шкафом – комната-то одна, пришлось разгородить её шкафами, чтобы сделать хоть какое-то подобие двух.
В самый же первый вечер, когда Дед устраивал для Альки эту «комнату», она глянула на его кровать и дерзко (как ей казалось, а на самом деле – робко) спросила:
- А мы что… будем спать отдельно?
- Отдельно, это ты правильно догадалась, - блеснул весёлым взглядом Дед.
- А… Почему? Я тебе не нравлюсь? Не в твоём вкусе? – Аля почувствовала, что краснеет. Не хватало ещё мужику набиваться!
- Точно. Не в моём. Я не сплю с маленькими девочками, Аля. Была бы ты лет на двадцать постарше, тогда можно было бы подумать. А так…
Дед рассмеялся и присел на корточки перед сидевшей в кресле Алей.
- Аля, послушай. Я – мужчина более чем взрослый. Мне уже седьмой десяток идёт. Ты – девочка совсем молоденькая. Не нужен тебе первый сексуальный опыт - со стариком. И вообще, запомни – никогда не спи с мужчиной из благодарности. Или от безысходности. Только по любви, как бы ни банально это звучало.
Потом он ещё многому в отношениях мужчины и женщины её учил. Ненавязчиво, будто между делом, но слова его западали глубоко в Алькину душу. А главное – учил любить и ценить себя, уважать и защищать своё «я», своё личное пространство. И даже тому, когда и как говорить «нет».
***
Так и пошла их жизнь. У Деда кто-то был, какая-то женщина. Раз в неделю он уходил к ней на всю ночь, а иногда возвращался чуть ли не к обеду.
Алька училась. Грызла гранит науки. Дед даже оплачивал ей репетиторов по предмету, который при прошлом поступлении она ответила на четвёрку. Аля отказывалась, но Дед объяснил ей, что его сбережений и хорошей пенсии (он раньше работал каким-то большим начальником) хватит не только им обоим с лихвой, но даже и Алькиным детям. Когда они будут. А сыну его они и не нужны – у того своих достаточно. И вообще, мужик должен сам зарабатывать, а не на папку надеяться.
Так что в институт Аля всё-таки поступила.
И, когда уже заканчивала четвёртый курс, однажды в мае, придя с учёбы, нашла Деда лежащим на полу на кухне…
***
Аля не помнила, как это всё прошло – похороны, поминки. Всё слилось в одну длинную тоскливую серую полосу. Хорошо хоть, приехал сын Деда с семьёй, все формальности с оформлением он соблюдал. Поселились они в гостинице, сказали, так удобнее.
Пожалуй, немного пришла в себя она только на следующий после похорон день, вернее, утро. Пила кофе и раздумывала – что дальше делать.
Позвонили в дверь. Открыла, в первый момент не могла понять – что за мужчина. Потом дошло – сын Деда, Андрей. В голове мелькнуло – ну, вот и всё. Пришёл выселять.
- Да, Андрей, конечно, - заторопилась Алька. – Я освобожу квартиру, обязательно! Только прошу Вас – дайте мне немного времени, чтобы что-то себе подыскать, жильё какое-то, ладно?
Денег у неё немного было – хоть Дед и был против, даже ругался, но Алька старалась подработать. Повесила объявления в подъездах соседних домов (ни в коем случае не их – а то будет ещё повод для сплетен и ехидства), делала на дому уколы и даже капельницы.
- Подождите, Аля. У Вас кофе пахнет так вкусно. Может, нальёте чашечку? Заодно и поговорим. И, пожалуйста, давайте перейдём на «ты»? Так проще будет.
Андрей разулся, обстоятельно (совсем, как Дед!) вымыл руки, сел за кофе.
- Так, Аля. Сразу говорю – никуда съезжать не надо. Квартира эта – твоя. По завещанию отца. Деньги на вкладе – тоже. Ну, в права наследства ты сможешь только через полгода вступить, поэтому…
Он прошёл в комнату и позвал:
- Аля! Подойди, пожалуйста, кое-что покажу.
Андрей стоял возле книжного шкафа.
- Вот, смотри.
Вынул из второго ряда самый толстый том – автор В.И. Ленин.
- Тайник, конечно, смешной, любой домушник сразу обнаружит. Но, тем не менее…
Он открыл обложку.
Страницы были аккуратно вырезаны так, что посередине получилось внушительное углубление. И было это углубление доверху наполнено купюрами.
- Это тоже тебе. Чтобы жить спокойно и доучиваться. Отец другую книгу не испортил бы, конечно, но этой, он говорил, самое то применение.
- Нет, Андрей, это неправильно. И деньги, и квартира, это всё твое! Ты – родной сын! – наконец, отмерла от изумления Алька. – А я вообще посторонний человек!
Она выставила вперёд ладони, будто отталкивая от себя этот томик.
- Аля, это не обсуждается. Во-первых, ты никакой не посторонний, а уже, считай, наша семья. Отец мне рассказал твою историю. Во-вторых, есть завещание. Оно здесь, в секретере. И в нём всё чётко написано. Сегодня же мы пойдём к юристам и всё оформим как нужно. В-третьих, поверь, я в состоянии обеспечить и себя, и свою семью самостоятельно. А всё это вовсе не моё, а отца. Ну, и самое главное – ты что, хочешь пойти против воли… - он чуточку запнулся, - против воли покойного?
***
А через год, после кладбища, панихиды, поминок, когда уже все разошлись, и Андрей с женой, задержавшиеся помочь с уборкой, ушли в гостиницу, Аля сидела на кухне и просто смотрела в окно. На тёплый и светлый майский вечер. И вспоминала тот, самый первый вечер у Деда, когда она сидела на лавочке возле помойки.
Вот именно в это время в дверь позвонили.
Перед дверью стоял Дед!
Ну, конечно, это был совсем не он. Просто молодой мужчина, очень похожий. И с такими же весёлыми живыми глазами.
- Здравствуйте! Я Ваш новый сосед, зовут Егор. Простите, не могли бы Вы одолжить на недолгое время чайник или кастрюльку какую-нибудь? Завозился с ремонтом, хотел кофе выпить, - он вытащил из кармана джинсов банку растворимого кофе, - а воду вскипятить не в чём!
- Проходите, - услышала Аля свой голос будто бы со стороны. - А я Аля. Чайник у меня есть, а вот кофе кончился. Угостите?
***
Внук поставил пакеты на землю возле столика и стал доставать рассаду фиалок.
- Здравствуй, Дед, - Аля коснулась фотографии на памятнике. – Ну вот, привела к тебе сегодня своего старшенького, похвастаться. Он молодец такой, уже права получил. Сегодня на машине меня к тебе привёз, представляешь?
Пока внук зачищал оградку, Аля протёрла памятник, посадила фиалки. Потом вместе красили.
Аля собрала мусор в пакет, отдала внуку.
- Олежек, выбрось там в контейнер. И подожди меня немного в машине, я сейчас.
Она посидела на скамеечке, послушала особую здешнюю тишину, которой не мешало даже жизнерадостное чирикание птиц. Потом подошла к памятнику, снова легко и привычно коснулась фотографии. И так же привычно шепнула:
- Спасибо тебе, Дед…
***