3 мая 1791 года в Польше произошла революция – сейм, воспользовавшись отсутствием в Варшаве двух третей депутатов, принял новую конституцию, которая была крайне нежелательна для Пруссии и России, ибо, помимо наделения мещан гражданскими правами, уничтожила конфедерацию и пресловутое liberum veto. То есть именно те два пункта, которые открывали дорогу внешнему вмешательству во внутренние дела республики, и в которых были так заинтересованы Россия и Пруссия. Австрия, удрученная внутренними проблемами, держалась индифферентно.
Новая конституция была, безусловно, правильным ходом в деле укрепления государства, так как накладывала известные ограничения на произвол магнатов и шляхты, но она сильно запоздала. Прими ее поляки лет на сто раньше, история Польши пошла бы, возможно, другим путем. А в 1791 году она лишь подтолкнула Россию и Пруссию к сближению, тем более что почва уже была подготовлена стараниями поляков: в продолжение многих лет употребляемы были все возможные средства, чтобы раздражить Россию в угоду Пруссии, а Пруссию оттолкнули отказом уступить ей Данциг. Не понравилась новая конституция и в Риме, так как декларировала терпимость к диссидентам. Папский нунций получил указание из Рима всячески противодействовать новым веяниям.
На какое-то время кипевшая во Франции революция отодвинула польские дела на второй план. Екатерина была занята формированием контрреволюционной коалиции. Франция опередила всех и сама объявила войну Австрии, исключив на время участие последней в польских делах. В Пруссии заговорили о том, что сейчас самое подходящее время для раздела Польши: ни Австрия, ни Франция, ни Англия, ни Турция в силу разных причин не могут этому помешать.
Ясский мир сильно подействовал на польское правительство и остудил горячие головы. По выражению автора, оно «перетрусилось, как нашалившее дитя, почуяв приближение гувернера», бросилось к Пруссии, но та холодно приняла самые нежные изъявления дружбы. Надо было заискивать перед Россией. За этим дело не стало, оправились в Петербург агенты из прорусской партии с просьбою о помощи в деле восстановления старого доброго порядка. К этой просьбе в Петербурге прислушались, но русский посол в Варшаве сообщил, что, по причине сильных гражданских волнений, без вступления в Польшу сильного войска ничего сделать нельзя.
Поляки деятельно готовились к войне: послали занимать деньги в Голландии, генералов и офицеров выписывали из Пруссии, заговорили об освобождении крестьян и о поголовном вооружении, напечатали прокламации для возмущения русских крестьян; попутно выяснили, что армия в худом состоянии, жалованья не получает, артиллерии нет, пехоты нет, вооружение плохое и недостаточное. Воодушевление сменилось унынием.
Русский посол подал польскому правительству декларацию обо всех, превосходящих всякую меру, обидах и оскорблениях, нанесенных России Польшей после революции 3 мая.
В мае 1792 года российские войска с разных сторон вошли в Польшу, немедленно образовалась конфедерация для восстановления старого порядка вещей. Произошло несколько мелких сражений, польские войска, не имея возможности оказывать сопротивление, отовсюду отступили. Польское правительство вступило в переговоры о перемирии с намерением искать спасения только в покровительстве императрицы. Главные смутьяны и зачинщики революции 3 мая удалились за границу.
Австрия, Пруссия и Россия готовились к войне с Францией, требующей больших издержек: и где же вознаграждение за эти издержки? Австрия может сделать приобретения на счет Франции, Пруссия же и Россия в силу географического положения не могут получить иных компенсаций, как только на счет Польши. Аргумент убийственной силы!
Первая кампания была неудачной: пруссаки и австрийцы очистили Францию, а французы вышли из своих пределов и заняли Франкфурт. Известия об этих неуспехах воодушевили поляков: совершился очередной поворот, на этот раз от уныния к оптимизму. Ожидалось скорое вступление революционных французских войск в Польшу, что явится сигналом для всеобщего бунта и изгнания и русских и прусских интервентов из польских пределов!
Так оно, в сущности, и произошло, но только не в этот раз, а десятью годами позднее.
Эти известия – с одной стороны, с другой – несогласие прусского короля вести войну с Францией без вознаграждения на счет Польши, наконец, невозможность успокоить Польшу «домашними» средствами, ибо новые вожди, точно как и старые, взявши в свои руки правление, оказались совершенно к нему неспособными, думали только о своих личных выгодах, спешили воспользоваться своим торжеством, чтобы обогатиться, и ссорились друг с другом – все это заставило Екатерину войти в виды Пруссии относительно второго раздела. К тому же замыслы польских реформаторов относительно русского православного населения позволяли смотреть на раздел Польши, как на соединение раздробленной ранее России.
Произошел второй раздел Польши, на этот раз между Пруссией и Россией; раздел, доказавший, прежде всего, что в Польше не было народа; народ безмолвствовал, когда шляхетские депутаты волновались на своих сеймах. Народу было все равно.
Следует отметить, что Пруссия взяла себе коренные великопольские земли, а Россия лишь вернула себе то, что было ранее Россией и где проживало почти исключительно православное, то есть русское, население.