Глава 3.
Я начинаю учиться.
При установлении советской власти начали открываться школы. Открылась школа и в нашем хуторе.
У моей тети Натальи, отцовой сестры, было две хаты через сени. В одной из них и была открыта двухклассная школа.
Школа находилась в двух километрах от нашего дома. Учителем был пожилой человек, Иван Константинович.
В 1919 году в школу начал ходить мой старший брат Петр. Я был еще мал. Но, когда брат выполнял уроки, я сидел рядом с ним.
Учеба брату поддавалась трудновато, и отец постоянно ему помогал. Бумаги в то время было очень мало, и писали грифелем на грифельной доске.
Мне также разрешалось писать, и я постепенно усваивал программу за первый класс.
На следующий год я пошел в школу сразу во второй класс, вместе с братом.
В классе были дети разного возраста, но я был самый маленький. Поскольку школа была у тети, сначала я заходил к ней.
Здесь меня раздевали и клали на лежанку греться, а потом сажали за стол завтракать. Позавтракав, я шагал через сени и входил в класс, где учитель Иван Константинович подхватывал меня на руки, поднимал до потолка и говорил: «О, большой мужик!».
Я закончил второй класс. Дальше учиться было негде, и я не учился до 1926 года, пока не открыли 3-й класс в деревне Паниковец. Эта школа находилась в 4 км от нашего дома.
За этот период (в 1923 году) наш дом переместился в другое место.
Книг дома не было, да и купить было негде. Только одну книгу купил отец, мы ее называли «Красная книга».
Это были сказки про зверей. В ней были показаны различные хитрости лисы, обиды, которые она приносила другим зверям, жалобы зверей царю зверей - льву. Суды, которые вел лев.
Все это сопровождалось рисунками, красочно. И эта книга оставила у меня неизгладимое впечатление.
В 1919 году родился у меня еще брат Павел. Я часто исполнял обязанности няньки.
Особенно мне запомнились летние дни 1919 года, когда мать жала рожь и брала меня с собой, чтобы нянчить Павлика. Мать жевала хлеб, добавляла сахару, эту сладковатую хлебную массу заворачивала в марлю и совала в рот Павлику.
Меня сажала под копну ржи, между ног сажала Павлика, и я должен был его держать и снова вкладывать в рот соску, если он ее выбрасывал.
Глава 4.
Мы переезжаем в другое место.
Поскольку земля была песчаная и давала низкие урожаи, отец, вернувшись с фронта, решил искать новый участок земли. Недалеко от нашего хутора находился Пономарев лес, около ста гектаров. Среди леса были и распаханные участки.
К отцу присоединились еще шесть хуторян. Они обратились в земельный отдел, чтобы поселиться в этом лесу. Просьба хуторян была удовлетворена, и они поделили этот лес в соответствии с количеством душ в семье.
Моему отцу достался участок в семнадцать гектаров, из них пять уже были распаханы.
В 1923 году мы переехали на новый участок. Перевезли туда хату с сенями, и еще купили одну хату и пристроили к сеням. Таким образом, у нас было две хаты через сени.
Здесь я по-настоящему был подключен к хозяйственной деятельности.
Если до сих пор я нянчил Павлика, потом Надю, которая родилась в 1921 году, пас лошадей, принимал участие в ночлегах, пас коров, то теперь - вырубал кустарник, вырывали пни, пахал, бороновал, косил, жал серпом, возил, молотил, мял, трепал и так далее.
Летом заготавливали лыки, зимой плели лапти («раки»), вили веревки, заготавливали дрова, кормили и поили скот.
Колодец у нас был глубокий - двенадцать саженей. Доставали воду веревкой по ролику, было трудно. Зимой заполняли крупную посуду снегом и использовали талую воду.
Колодец находился более чем в 200 метрах от дома.
Кроме двух хат с сенями был сарай, между «новой хатой» и сараем был навес ( его у нас называли «поветь»). Здесь находились дрова, телеги, сани, плуги, бороны и другое. С другой стороны от «старой хаты» находилась калитка, ворота и амбары, которые замыкали двор.
В 150 метрах от дома было построено гумно. В сторону гумна, недалеко от дома, был погреб и отдельный амбар.
Усадьба находилась в живописном месте. С запада и севера находился молодой лиственный лес с преобладанием берез.
В нем было много птиц, самых различных.
Под крышами, а крыши были соломенные, вили гнезда воробьи, ласточки. Около дома в бревнах были гнезда трясогузок, на деревьях - снегири, синицы, сойки, иволги. В кучах хвороста - скворцы, дрозды, в дуплах - дятлы.
Недалеко от дома в кустарнике были гнезда сорок и ворон. В поле вили гнезда жаворонки, овсянки, перепела и многие другие. В весеннее время все эти птицы, и особенно соловьи, устраивали такие концерты, от которых радость неимоверная.
С того времени прошло уже более 50 лет, но при воспоминании, как будто сейчас, слышишь эти трели.
Я сам в то время подражал птицам, неплохо свистом издавал трель соловья, иволги, перепелки.
Под крышами вили гнезда осы, шершни. Один раз я разорил шестом гнездо шершней на гумне. Но они меня хорошо наказали за это: семь шершней забрались ко мне в штанину и сделали свои уколы, от которых моя правая нога увеличилась в объёме в 3-4 раза. Пришлось мне покататься и поорать.
Живя среди природы и выполняя много различных работ в хозяйстве, скучать не приходилось.
Но книг никаких не было, и читать не приходилось, за исключением выучивания отрывков из Библии по заданию отца.
Глава 5.
Отец и баптисты.
Отец в 20-е годы подключился к секте баптистов. В этой секте находились его родственники - две сестры и три взрослых племянника. Ему нравилось у баптистов то, что у них не сквернословят, не пьют, не курят. Эти качества он хотел привить и нам, своим детям.
Мать была категорически против этой секты. Баптисты икон не признают, поэтому отец, несмотря на возражения матери, иконы сжег в печке. Через некоторое время мать взяла икону у брата и снова заполнила «святой угол».
Отец увидел, что борьба бесполезна, и оставил мать в покое. Мать богу особенно не молилась, а икона нужна была для украшения. Она с самого детства привыкла к тому, чтобы один угол был занят иконой, и теперь она иначе не представляла.
Но отец во многом не был согласен с баптистами. Так, не был он согласен с тем, чтобы не брать оружия в руки, а так же с тем, что духовная пища важнее, чем материальная.
Несколько раз мне приходилось лежать на печи и слушать споры отца с баптистами. Эти споры привели к тому, что года через три отец порвал с баптистами.