Иванов сидел в курилке и мучился, набивая самокрутку.
Дверь отворилась, и в курилку по-пластунски вполз Петров. Иванов посмотрел в его расширенные от ужаса глаза и подавился вопросом.
“Тихо ты, — прошипел Петров, — не шевелись. Радиация!!!”
“Где?” — выдавил из себя Иванов.
“Там”, — неопределенно кивнул Петров.
Иванов взял себя в руки, осторожно пробрался к двери и высунулсяся в коридор.
Прислонившись к стене, тихо плакала знойная девушка Люба: она не могла натянуть противогаз.
Ошарашенный Петров на цыпочках вернулся и упал на стул.
“Надо бы что-нибудь сделать...” — неуверенно сказал он Петрову.
“Что тут сделаешь... Кранты”, — ответил, поднимаясь с пола Петров. На животе у него печально висел окурок.
И тут по коридору разнеслась песня — пьяная и удалая. Песня постепенно приближалась, и в курилку ввалился Сидоров.
“Ну что, корешки, хряпнем на дорожку?” — сказал он, доставая из-за пазухи колбу со спиртом. Иванов поискал глазами стакан.
Сидоров криво улыбнулся и вдруг уронил голову на грудь. “Гады, — всхлипнул он, — мы к ним со всей душой... Дружба, фройндшафт... А они... Падлюки...”
Только сейчас Иванов понял, что это — конец. Всё, каюк планете Земля. “Но за что? — с обидой соображал Иванов. — Ведь не старый еще... Летом к маме съездить хотел... ”
Петров тупо смотрел в потолок. Сидоров до изнеможения икал.
Тут дверь в курилку пинком открыл человек в полувоенной форме.
“Отбой учебной тревоги!” — весело сообщил он. Потом достал из кармана огурец и громко откусил.