История произошла в семье моего деда
— Петь, как же Руфине сказать, что мы решили на родину вернуться? — провожая мужа на работу, Арина, заглядывая ему в глаза, вот уже в который раз задавала этот вопрос, — она ж только учиться поступила, да и привыкла я к ней, дочь она мне.
Семейная пара Березиных с четырьмя ребятами и дочкой приняла решение, спустя пять лет после окончания войны, все-таки вернуться в родной город Сталинград. Как бы ни было хорошо и сытно в Средней Азии, а очень тянуло в родные места — на Волгу, на милый душе российский простор. Хотелось вновь вдохнуть свежего ветра, весной благоухающего травами, а зимой бьющего в лицо с такой силой, что еще чуть — и свалит с ног.
Сталинград снился Петру каждую ночь, и это он предложил Арине вернуться в родные края, да и родственники, кто выжил, уже все давно снова в Сталинграде. Мать и сестры в каждом письме звали Березиных домой, но была одна нерешаемая проблема — Руфина.
Эту девушку, умирающую от голода и малярии, Арина встретила на узкой улочке в Ленинабаде. Девочка была хрупкой и маленькой, но Арине потребовалось много усилий, чтобы принести ее домой, ибо сама женщина тоже была изможденной и не совсем здоровой. Война.
Руфину Арина выходила, ухаживая за ней как за своей родной дочерью. Не впервой. Все ее дети тяжело переболели малярией, и Арина знала все об этой гадкой болезни.
Девушка была сиротой, мать ее погибла под бомбежкой еще в начале войны, а от отца и двух братьев так и не получили ни одной весточки. Отец ушел в первые дни, братья чуть позже, Руфина все время их искала, писала письма, но ничего про ее родных не было известно.
Руфина была слабая и худая, и, если бы не Арина, то так и пропала бы она в трущобах Ленинабада то ли от голода, то ли от болезней.
В 1945 году перебрались в Ташкент, про этот город складывали легенды, о его добрых гостеприимных жителях и вкусном хлебе, туда же и вернулся Петр с войны к своей семье, контуженный, слабослышащий, но живой.
Руфину конечно же взяли с собой, было ей тогда всего шестнадцать лет. Как оставить такую юную девушку одну?
— Петь, ну взяли же мы ее тогда, и теперь возьмем.
— Арина, Руфине уже двадцать один год, — напомнил муж, — Ей нынче не шестнадцать лет, она взрослая девушка, и она не наша дочь. Пойми! И война кончилась, ей свою семью создавать надо и своих детей рожать. Довольно уж ей наш двор мести, и наших детей в люльках качать, а потому у нее спросить надо.
— Петь, ты прав. Спрошу. А лучше бы конечно ее замуж выдать.
— За кого, Ариша? За Ивана? За Николая? — Петр горестно покачал головой. — Или может за её щуплых ровесников, таких же детей войны как она сама! Ну какие из них мужья? — Петя махнул рукой.
Это правда, мужиков не было. Иван был пьяницей, пришел с войны без ног, узнал, что жена умерла и запил по-черному, а фронтовику Николаю на днях пятьдесят пять стукнуло, и Руфина ему не то что в дочки, а во внучки годилась.
Арина прерывисто вздохнула и опустила голову, непрошено из глаз полились слезы.
— Мам, — вбежав в этот момент в комнату, заорала Руфина.
Она называла Арину мамой. Заорав, тут же осеклась, увидев, что Арина плачет.
Она присела рядом и стало быстро-быстро целовать Арину в нос, в щеки, в лоб — везде, куда попадала.
— Устала ты? Тяжелая смена была, да? — беспокойно спрашивала девушка. — Умер кто-то ночью?
Арина пришла с ночной смены, она работала санитаркой в госпитале.
Женщина слабо улыбнулась, крепко обняла девушку и вдруг выпалила:
— Руфинка, мы хотим в Сталинград вернуться. Поедешь с нами?
Петр быстро вышел из дома. Руфина восприняла новость абсолютно легко, также, как когда-то она спокойно отреагировала на переезд в Ташкент.
— Мам! Конечно я поеду с вами. Почему ты спрашиваешь? Только вот, — девушка помедлила. — У меня тут подруги, учеба. Да и знаешь… — Руфина замолчала.
— Что? Что? Говори? — Арина заглянула в лицо девушки, та прятала глаза.
— Руфинка, ты никогда ничего от меня не скрывала. Говори! — настаивала Арина.
— Мам! Не смогу я без вас, а собенно без Наташеньки, любимицы моей.
Самый младший ребенок Березиных дочка Наташа родилась уже при Руфине, и девушка нянчила малышку, качала, кормила, гуляла с ней.
— Но и без… Васьки… тоже уже не смогу, — еле как выговорила Руфина.
Арина всплеснула руками:
— Васька? Сергеев? Влюбилась?
Руфина кивнула:
— Да, только Васька об этом еще не знает.
— Вот это да! — слезы вмиг высохли на Арининых щеках, и она обняла Руфину.
— А мы с Петей гадаем, за кого ж тебя замуж отдать, а пацаны-то в округе подросли. Сколько ж ему, Руфина?
— Девятнадцать, — прошептала девушка.
— Взрослый, — засмеялась Арина, — ну так давай замуж за него, свадьбу сыграем, и уедем мы спокойно.
Губы Руфины задрожали, она часто заморгала, слезы полились рекой.
— Как уедете, мам? А я? Как же я без вас и без Наташи?
— Ну так свою родишь от Васьки! Дело молодое! — легко ответила Арина.
Но Руфина глазами, полными ужаса, смотрела на Арину и словно не понимала, о чем она говорит.
— Мам, ты что такое говоришь? Я не смогу без вас. Вы — моя семья! С Васькой еще ничего нет, и возможно не будет, а вы мои навсегда.
Тут в комнату, что-то радостно лопоча, вбежала трехлетняя Наталка.
Она уткнулась личиком в коленки Руфине, а потом, подняв на нее свои огромные зеленые глаза, залопотала:
— Финя, дем а улицу! Игать!
Руфина подхватила Наташу на руки закружилась по комнате и, радостно засмеявшись, сказала:
— Ни один Васька в мире не стоит этих милых ручек, глазок, этой сладкой попки.
И девушка принялась целовать девочку везде, куда ни попадя.
Малышка весело смеялась и кричала:
— Фатит, Финя! Не сикоти!
В тот же вечер Руфина сообщила новость своим подругам Галке и Любе.
Галка, презрительно глянув на Руфину, процедила сквозь зубы:
— Если уедешь с ними, круглой идиоткой будешь.
Люба взглянула с укором на подругу и быстро-быстро заговорила, обращаясь к Руфине:
— Не слушай ее, Руфя! Дура она! Завидует тебе, что ты в семье.
— Больно надо! — презрительно хмыкнула Галка. — В служанках ходить не велико счастье. Завидует! — передразнила она подругу. — Чему? Тому, что веник из рук не выпускает? Белья немеряно стирает? Ты глянь на ее руки-то! Так и прогорбатишься на них, Руфинка. Дура! Ох и дура же ты! А мне и в общаге хорошо, я сама себе хозяйка. А ты что в жизни видишь? Поди, принеси, убери, приготовь?
Руфина горестно взглянула на Галину:
— А я не обижаюсь на тебя!
— Не обижается она! — фыркнула Галя, — говорю ж — дура, — и подруга, цыкнув, ушла, перекинув косынку через плечо.
— Люб, ну не смогу я без них! — словно бы оправдываясь, проговорила Руфина, когда Галка совсем скрылась из виду.
— Эх, Руфя! Так это ж хорошо. Любовь, семья, а я уж даже и лица мамкиного не помню. Десять лет всего прошло, а я не помню, а папку так и вообще… — подруга махнула рукой.
— И я не помню, — вздохнула Руфина.
Подруги обнялись и заплакали.
На следующий день Руфина, выйдя из магазина с буханкой хлеба, увидела Галку. Та быстро перебегала дорогу, но заметив Руфину, притормозила и дождалась подругу в тени раскидистой сирени.
— Ну че, Любка-то вчера тебе ныла про то, как плохо одной быть, без мамки да без папки? Конечно, только Любаша наша через месяцок-другой за Женьку Васильева выскочит. — Галя помолчала немного и добавила. — Беременная она.
Галя презрительно посмотрела на Руфину:
— А ты без мужа и детей останешься, в няньках у Березиных всю молодость профукаешь. Здесь хоть Васька есть, а в Сталинграде кто? Никого! — по слогам проговорила она, — Пока устроишься, пока познакомишься. Это хорошо, если будет с кем. Ой дура! Галка махнула рукой и ушла.
Отправлялись Березины вечером, поезд шел до Саратова, а там уж и до Сталинграда рукой подать. Ехать предстояло долго, пять суток, а то и больше.
В первую же ночь в поезде Руфине приснился кошмар. Над ней нависала Галка как коршун, у нее даже были чёрные крылья. Она выплевывала Руфине в лицо отрывисто и громко:
— Приживалка! Нянька! Так в девках и сдохнешь! Не видать тебе счастья женского! Не твоя дочь Наталка.
— Моя! — слабо сопротивлялась Руфина.
Галка-коршун оглушительно хохотала и орала еще громче:
— Нет! Не твоя! Не ты ее родила! И не родишь никогда!
Руфина вскочила, больно ударившись головой и чуть не упав с верхней полки.
Арина встала и подошла к девушке.
— Что с тобой? — встревоженно спросила она.
— Все хорошо, ложись, — Руфина как всегда хотела сказать «мам», но почему-то осеклась.
— Может я Наташу к себе вниз возьму? — предложила Арина.
— Нет-нет, пусть спит. Все нормально, не будем ее тревожить.
Но только Руфина проваливалась в сон, как Галка с черными крыльями появлялась вновь.
— Одна! Навсегда!
— Нет, — кричала во сне Руфина. — Я не одна, у меня есть семья. Наташа! У меня есть моя Наташа!
Галка смеялась громко и отвратительно.
— Не твоя. Она не твоя, а ты не ее. Ты — Финя! — презрительно хохотала дрянная девка.
Эхо ее голоса звучало гулко и раскатисто.
— Нянька. Приживалка! Финя!
На следующую ночь все повторилось снова.
Синие тени залегли под глазами у девушки, руки тряслись, сил не было совсем. Арина озабоченно спрашивала у Руфины каждое утро:
— Ты как себя чувствуешь? Ты здорова? Все в порядке?
— Да-да, — поспешно отвечала Руфина. — Наверное, так поезд на меня действует с непривычки. Все хорошо, Арин, не волнуйся.
Назвав Арину по имени, Руфина удивилась не меньше самой Арины. Вот как-то так неожиданно вылетело.
В последнюю ночь перед Саратовом поезд очень долго стоял на какой-то большой станции, Руфина спала очень плохо, ей снова снился тот же сон.
Она присела на полке, бил озноб, как тогда в далеком сорок третьем. В голове крутились мысли и воспоминания, вот она больная очнулась в незнакомом месте, приятная женщина поит ее из ложечки, гладит по голове.
А вот и все ребята, в доме шумно и весело.
— Руфина, подмети! Руфина, постирай! Руфина, в магазин надо.
Девушка явственно услышала голос Галки, хотя уже не спала.
— Дура! Убегай, это твой единственный шанс. Проживешь как-нибудь. Беги. Это твой шанс. Беги. Возвращайся к Ваське, а то так и останешься служанкой да приживалкой.
Руфина медленно как зомби слезла с полки, Арина подняла голову:
— Ты куда? — спросила шепотом.
— Пойду выйду, что-то меня тошнит.
— Смотри не отстань от поезда!
Руфина кивнула, Арина отвернулась к стене.
Выйдя на перрон, Руфина прочла название станции — «Родники».
Постояв несколько минут, девушка, поеживаясь от ночной прохлады, двинулась по перрону, а пройдя несколько вагонов, она остановилась и пошла назад.
Зайдя в вагон, Руфина осторожно подошла к своей полке, почти бесшумно взяла спящую Наташу на руки, та, сладко посапывая, не издала ни звука.
— Какая станция? — вдруг сонно, не открывая глаз, спросила Арина.
Руфина вздрогнула. Вспомнив станцию, на которой останавливались пару часов назад, и она случайно увидела название, девушка ответила:
— Ямщики.
Мягко ступая, крадучись, трясясь мелкой дрожью, девушка снова вышла из вагона, и, оглянувшись последний раз на поезд, она что-то тихо прошептала, крепко прижала к себе малышку, и скрылась в ночи.
Эпилог
(как бы это могло быть, но к сожалению, не случилось. Больше никто и никогда не видел Наташу)
Арина очень тяжело пережила исчезновение Наташи и Руфины, она долго не могла поверить в случившееся. Беглянку искали на станции «Ямщики», но поиски ни к чему не привели.
Никто не заметил, что Руфина сошла на совершенно другой станции.
Руфина с Наташей всю жизнь прожили в «Родниках».
Наташу Руфина вырастила как свою родную дочь, и только перед смертью открыла ей тайну.
Наталья, будучи шестидесятилетней женщиной, нашла своих родных братьев и мать, отца уже не было в живых.
Арина была лежачей много лет. Увидев дочь, она на следующий день тихо ушла во сне.
Татьяна Алимова
Прочитайте и другие мои рассказы
